– Спасибо Господу за обезболивающие, – тихо сказал Энгус. – Она, наверное, и не вспомнит, что мы ее будили.
– Когда в следующий раз колоть?
– Почти через четыре часа. Я уколю чуть раньше, чтобы боль опередить. Так лучше, чем потом ее нагонять.
Когда он сел на место, я задумалась, не по собственному ли опыту он знает.
– Что будет с Рори? – спросила я.
– Кто знает. Но вот что я вам точно скажу: к ней он больше и пальцем не притронется.
В его ярких голубых глазах плясал огонь, и я понимала, что Мэг навсегда избавилась от Рори, даже если ей самой этого и не хотелось.
В эту ночь столько всего произошло, что сложно было поверить, что Эллис так и заперт у себя, а возможно, и привязан к кровати. Мне хотелось подползти по полу к Энгусу и все ему рассказать. Хотелось оказаться у него в объятиях и обвить его руками. Хотелось чувствовать, как бежит по его жилам кровь, когда он пообещает меня защитить, потому что я бы ему поверила.
Едва разбудив Мэг в третий раз, мы услышали внизу Анну.
Энгус поднялся.
– Ну, я, наверное, пойду, расскажу ей, что тут было. Потом мне надо ненадолго уйти, есть кое-какие дела.
Через пару минут Анна примчалась наверх. Увидев Мэг, она расплакалась. Я обежала кровать и обняла Анну.
– Это зло, Мэдди, вот что это такое, – говорила она, плача мне в плечо. – Чистое зло. Что за чудовище могло такое сотворить? Да еще с нашей бедной, милой Мэг. Мэг, у которой в целом свете никого родных.
– Не знаю, – беспомощно ответила я. – Правда не знаю.
Когда Анна успокоилась достаточно, чтобы выслушать и запомнить предписания врача, я пошла немножко поспать.
Идя по коридору, я заметила, что моя дверь слегка приоткрыта. Я торопилась, когда брала одеяло, но то, что за дверью виднелся дневной свет, заставило меня остановиться. Я точно помнила, как ставила на место раму после того, как послушала, что происходит на танцах.
Я подкралась к двери и легонько ее толкнула.
В моей комнате все было вверх дном. Ящики комода были выдвинуты и пусты, верхний вообще лежал на полу. Все, что я в них держала, – штанишки, комбинации, ночные рубашки, чулки и книги, – было раскидано по комнате. Мои платья, брюки и свитера были выброшены из шкафа, а сундуки и чемоданы, которые я хранила в его глубине, валялись снаружи, открытые и перевернутые. Разорена была даже моя косметичка, а потом ее швырнули на пол с такой силой, что одна из бронзовых застежек торчала в сторону, как сломанное крыло.
Кто-то коснулся моего плеча. Я резко обернулась и прижалась к стене.
Разумеется, это оказался Эллис. Лицо у него было осунувшееся и желтоватое. Красные глаза смотрели, казалось, примирительно и даже заботливо.
– Мэдди? – сказал он, чуть подвигаясь вперед и склоняя голову набок.
Он растянул запекшиеся губы в улыбке.
– Что ты сделала с таблетками, Мэдди?
Мысли заметались, но я не могла утаить, что сделала. Не могла наколдовать новые таблетки.
– Я смыла их в унитаз, – сказала я.
Его вкрадчивое поведение мгновенно сменилось яростью.
– Что? Когда?
– Не помню. Какое-то время назад.
– Что на тебя нашло, что ты сотворила такую глупость? Господи!
– Ты на меня нашел, – ответила я.
Он опешил.
– Боже мой. Боже мой, – произнес он себе под нос.
Провел дрожащей рукой по волосам и начал судорожно глотать воздух.
Я сделала шаг в сторону, прижав руки к стене и пытаясь отыскать дверь. Мои пальцы нащупали край дверного проема и обхватили его.
Эллис резко поднял глаза и пораженно уставился на меня.
– Что с тобой происходит, Мэдди? Когда ты вознамерилась меня уничтожить?
Я открыла рот, но не нашлась с ответом.
Эллис повернулся и направился по коридору, плутая из стороны в сторону и втыкаясь в стену, когда у него подгибались ноги.
Я проскользнула в комнату и заперла дверь. Потом рухнула на кровать и мгновенно провалилась в глубокий сон без сновидений.
Когда я проснулась и поняла, что прошло почти девять часов, то бросилась обратно в комнату Мэг. Время, когда Анна обычно возвращалась на хутор, давно прошло, и близился час, когда начнут прибывать голодные посетители.
Анна сидела, свернувшись в кресле и накрывшись моим одеялом, как я раньше. Я остановилась у постели Мэг, посмотрела на ее израненное лицо.
– Как она? – прошептала я.
– Энгус ей только что обезболивающее дал, так что она опять заснула. Он говорит, ее больше не надо будить. А еще, такая незадача, говорит, что, когда она проснется, ей надо будет глубоко подышать и покашлять.
Я села на пол рядом с креслом, вытянула ноги и скрестила лодыжки.
– Прости, что я так долго спала. Теперь я могу тебя сменить. Кто-нибудь позаботился об обеде?
– Нет нужды. Энгус повесил на дверь объявление: «Закрыто по причине болезни». Болезни, боже ты мой!
Я могла только покачать головой.
Анна вздохнула:
– Наверное, дело совсем плохо, раз доктор ей касторки не дал. Он всегда первым делом касторки дает. И что-то я укрепляющего не вижу – он всегда укрепляющее оставляет. Как она поправится без укрепляющего?
Анна посмотрела на меня, словно я должна была знать. Когда я подняла руки, давая понять, что не знаю, она снова вздохнула.
– Рона внизу суп затеяла, и Mhàthair наверняка сейчас свои отвары готовит, но Энгус говорит, ей нельзя ничего давать, пока доктор Маклин не позволит.
С кровати послышался тихий стон. Мы вскочили.
Мэг беспокойно заворочалась под одеялом. Анна выжала тряпку и вытерла лоб Мэг, потом смазала ее губы чем-то из маленькой баночки.
– Ланолин, – прошептала Анна. – Этого у нас тут хватает. Одна беда, от него слегка овцой попахиваешь.
Мэг опять затихла. Мы с Анной вернулись на место и уставились в огонь. Движение пламени завораживало.
Наконец Анна нарушила молчание:
– Тебе не холодно? Возьми одеяло!
– Нет, спасибо, все в порядке. Тут как в печке. Мне, по-моему, не было так тепло с тех пор, как я приехала в Шотландию.
– Наверное, у тебя в Америке дома-то теплынь.
– По погоде как минимум, – ответила я.
Анна искоса взглянула на меня:
– У тебя все хорошо? А то я слышала, глухой бы услышал, какой тут был скандал, когда твой муж кричал и на ходу падал.
– Нет, не все хорошо, – сказала я. – Вообще-то все отвратительно.
Почти минуту Анна выжидающе на меня посматривала, потом сдалась:
– Не то чтобы я хотела нос не в свое дело совать, но иногда выговоришься – и легче.
Она подчеркнуто отвернулась, вероятно, чтобы облегчить мне исповедь.
Я колебалась недолго.
– По-моему, я развожусь, – прошептала я.
– Разводишься!
Анна резко обернулась, глаза у нее были так вытаращены, что радужка оказалась со всех сторон окаймлена белым.
– Это ты будешь, как Уоллис Симпсон!
Я сжалась.
– Надеюсь, что нет. Я только собираюсь пока. Если вообще смогу выяснить, как это делается.
Переваривая то, что я сказала, Анна снова повернулась к кровати. Глаза у нее были по-прежнему вытаращены.
– Не надо было мне ничего говорить, – сказала я. – Я тебя шокировала.
– Нет, – ответила она, яростно мотая головой.
Между нами повисла тишина, и я погрузилась в отчаяние. Мне было невыносимо думать, что я разонравилась Анне.
– Ты считаешь, я ужасная, да? – спросила я.
– Не глупи, – ответила она. – Он с тобой так обращается, что смотреть больно. Мне просто в голову не приходило, что с этим можно что-то поделать.
Я вспомнила петуха, заточенного под корзиной по воскресеньям, и поняла, что в Гленаркете, судя по всему, разводы не приняты.
– Он знает? – спросила Анна.
– Нет, и надо, чтобы так пока и оставалось, потому что, когда я ему скажу, мне придется куда-то переехать. Если найду, куда.
– Ох да, – кивнув, сказала она. – Могу себе представить, каково будет оставаться с ним под одной крышей, когда ты ему скажешь.
Я взглянула на распухшее окровавленное лицо Мэг и подумала о том, как трещала дверь, когда мой разъяренный муж бился в нее, пытаясь до меня добраться.
– Боюсь, все куда хуже.
Взгляд Анны заметался между мной и Мэг, глаза ее снова распахнулись, на этот раз понимающе.
Мы беспомощно посмотрели друг на друга, потом снова уставились в огонь. Длинные тени от него танцевали на потолке, а потом резко сворачивали на противоположную стену, словно по согнутому листу бумаги.
Хотя я в общем-то не так много и сказала, выдала я, судя по всему, больше, чем следовало. Однако думала я о том, не настроило ли Анну сказанное на продолжение разговора по душам.
– Анна, – начала я, – я знаю, не мое это дело, но, пожалуйста, не могла бы ты мне рассказать, что случилось с Энгусом? Я знаю, он тот, с надгробия, тот, кто не погиб. Но больше я не знаю ничего.
Она нахмурилась и захлопала глазами, глядя на меня и обдумывая просьбу.
У меня запылало лицо. Я совершила ошибку, спросила о том, что не имела права знать. Устыдившись, я отвернулась к противоположной стене.
