Спор по поводу «Брюинз» становится шумным, скорее страстным, чем злым. Вступает Керри, ее голос звучит скрипучим плаксивым контральто. Джо прихлебывает «Гиннес» и хочет, чтобы они все заткнулись к чертовой матери.
Только Донни знает, что он здесь. Роузи думает, что он пошел на работу. Он не сказал ей, что происходит. Томми знает и Донни знает. Черт, да весь А1 и А15, наверное, уже знают. Куча истеричек. Но Роузи ни о чем не догадывается. Он не может заставить себя рассказать ей.
Рик дал ему отгулы, пока врач управления не изучит медицинскую карту Джо, которую вчера прислала доктор Хэглер. Джо не покидает дурное предчувствие по поводу того, что будет дальше. Он делает несколько больших глотков «Гиннеса», стремясь притупить чувства.
Для начала сероквель и тетрабеназин. Согласно правилам полицейского управления, Джо должен в письменной форме сообщать обо всех прописанных ему медикаментах. Так что тут он нарушил устав, но в худшем случае ему за это погрозят пальцем. А вот при мысли о том, что врач будет читать этот список грязного белья, перечень симптомов БХ, симптомов, которые он легко сопоставит с поведением Джо, – при мысли об этом у Джо словно сырое мясо внутри гниет.
Утрата равновесия, снижение ловкости, хорея. Что, если Джо понадобится воспользоваться оружием, а его рука непроизвольно сожмется, надавит на курок и он убьет гражданского или своего сослуживца? Что, если он внезапно потеряет управление в патрульной машине, нажмет на газ или случайно повернет и собьет пешехода? Импульсивность, дизрегуляторный синдром, что означает, что его ставит в тупик решение сложных задач и рассуждение, и перепады настроения, которые Роузи по-прежнему называет «бешеным нравом». Можно ли положиться на то, что Джо будет полностью себя контролировать, что сохранит хладнокровие, будет точно следовать уставу, чтобы защитить жителей города и прикрыть спину своим сослуживцам?
Нет, нельзя. Желудок Джо нервически сжимается. Он отпивает еще «Гиннеса». Это не помогает.
Так что все это значит? В лучшем случае врач, наверное, порекомендует, чтобы у Джо забрали табельное оружие. Его переведут на бумажную работу. Не позволят заниматься задержанными или приемом граждан. Запретят работать сверхурочно и описывать улики. Будет отвечать на телефон и перекладывать бумажки. Станет чертовой секретуткой. Бумажной работой обычно занимаются выздоравливающие после ранения. Это временная должность, подготовка к настоящей работе. Для Джо это будет подготовкой к увольнению.
И бумажная работа – это лучший сценарий: так будет, если ему повезет. В худшем случае его немедленно попросят сдать значок. От этой мысли у Джо переворачивается все в животе, и он несколько раз сглатывает, подавляя внезапную неловкую тошноту. Лишиться оружия и значка прямо сейчас. Это убьет его быстрее, чем БХ.
Джо допивает «Гиннес», несмотря на волнение и протест желудка. Снова идет к бару, не обращая внимания на взгляды Керри и ее дурных дружков, и заказывает виски, без льда. Вернувшись на место, Джо подносит стакан к носу, потом к губам. Маслянистый запах. Чистый, торфяной вкус. И – по-прежнему никакой радости.
Донни появляется и садится напротив Джо. Служащий «Скорой помощи», брат в коричневом, Донни облачен в форму.
– На работу или с работы? – спрашивает Джо.
Донни смотрит на часы.
– У меня третья смена, но до тех пор надо маму проведать. Видел Керри Перри у входа?
– Да.
– Все еще ничего.
– Ага.
– Так что у тебя тут?
– Так, пропустил пару стаканчиков.
– Тебя повело. Явно больше пары.
– И что?
Джо устал от попыток все держать под контролем, не прекращать бой. Да пошло оно. Он откидывает голову, допивает виски и с силой бьет пустым стаканом о стол, словно он Джон Уэйн. Через секунду он осознает, что его глотку словно обожгли. Он стискивает зубы, пережидает боль. Он не будет ни кашлять, ни плеваться….
– Ладно, крутой. Тебе не кажется, что Роузи и так непросто, с твоей злостью, с твоими срывами и волнением о будущем и детях, чтобы ты еще приходил домой среди дня на рогах?
Джо его слышит, но не хочет слушать. Слова Донни выплывают у Джо из головы, которая теперь парит над ним, как шарик на ниточке.
– Понял, – говорит Донни. – Я бы сделал то же самое. А ты бы тут сидел и пытался меня образумить. Ты тут явно не бицепсы качаешь, стаканы тягая. Что бы там ни решили в участке, не каждый день ты напиваешься у Салли.
– Да всего-то раз, бога ради.
– Хорошо. Сегодня слетай с катушек. Но и все. Говорю прямо сейчас. Это в твои планы не входит. Я не собираюсь каждый день выносить отсюда твою пьяную тушу.
Джо смеется, но потом уже не помнит, что его так насмешило, и ему хочется плакать. Он трет лицо и выдыхает, пытаясь собраться. Донни ждет.
Джо смотрит через стол, собираясь разозлиться на Донни за то, что тот им помыкает, но у него не получается. Этот лысый курносый тип напротив в форме парамедика – еще и пацан из детского сада, стриженный под ежик, в футболке с Невероятным Халком. Верный друг, игравший на шорт-стопе в Младшей лиге разыгрывающим защитником в баскетбол и на левом фланге в хоккей, прыгавший с Джо через ограду церкви, чтобы сбежать в воскресенье с исповеди. Ему тоже в старших классах нравилась Роузи, но он отступился, чтобы Джо попытал счастья. Джо смотрит на Донни, серьезного, уважаемого человека, сидящего напротив него у Салли, и вспоминает спагетти с тефтелями у Донни вечером по средам, много лет, множество пьяных прогулок по Банкер-Хилл в праздники, то, как стоял рядом с ним в день его свадьбы и как поддерживал его во время развода, то, как росли вместе их дети.
– Как думаешь, какие у меня перспективы? – спрашивает Джо.
– Кроме моего изумительного общества? Бумажная работа до поры до времени, наверное, так. Не думаю, что тебя прямо сейчас уволят.
Джо кивает, ценя то, что друг его не жалеет, но все-таки мечтая о других вариантах.
– Сколько у тебя больничного? – спрашивает Донни.
– Месяцев десять.
– А выслуги? – Донни загибает пальцы. – Двадцать четыре года?
– Почти двадцать пять.
– Какая тебе полагается пенсия?
– Не знаю.
– Если тебя усадят за бумажки, ты сможешь уйти по инвалидности?
– Не знаю.
– Так, ладно. Тебе нужно во всем этом разобраться. Сейчас же. Пора разрабатывать план. Пока они для тебя свой не разработали.
Джо кивает.
– И вот это явно в план не входит, – говорит Донни, указывая на пустой стакан Джо.
– Ладно, ладно. Понял уже, что это не выход.
– Хочешь с моим Крисом поговорить?
– С юристом?
– Да.
Джо кивает.
– Да. Пришли мне его номер эсэмэской.
Донни смотрит на часы.
– Мне пора.
Вздыхает.
– Время года сейчас суровое. Вчера на три самоубийства выезжали. Хочешь, подвезу тебя домой?
– Не, я еще посижу, а потом пойду.
– Давай я тебя отвезу.
– Езжай. Со мной все нормально.
– Если вернусь, а ты так и будешь тут сидеть, надаю тебе по тощей заднице.
Джо смеется.
– Я все еще могу тебя побороть.
Донни встает и хлопает Джо по плечу.
– Иди домой, к Роузи. Я заеду утром.
– Пойду. Пока.
Донни уходит, и Джо снова остается один. В обществе Донни ему было спокойно, но тот подтвердил худшие страхи Джо. У него отберут оружие. В конце концов, если и не сразу, у него заберут значок. Джо правой рукой трогает «Глок» у себя на бедре, потом кладет руку на грудь, поверх гражданской рубашки, где крепился бы значок, будь он сейчас в форме. Думать о том, что он лишится и того и другого, – все равно что узнать, что тебе хирургически удалят жизненно важный орган. Забрать у Джо оружие – все равно что яйца ему отрезать. Лишить его значка – как сердце вырвать.
Джо думает о том, чего с ним не будет сегодня на дежурстве в патруле, чего не будет завтра, на следующей неделе, в следующем году. Он не будет стоять на ногах по восемь часов на улице, в мороз или в зной, в него не будут стрелять, он не пропустит финал чемпионата с любимой командой, праздники с семьей, не будет говорить с врущими напропалую наркоманами и убийцами всех мастей, его не будут презирать те самые люди, ради защиты которых он будет рисковать своим здоровьем. Кто не захочет со всем этим развязаться? Джо. Джо не захочет. Если бы ему была нужна безопасная работа с бумагами, в помещении с кондиционером, он бы стал бухгалтером.
Он полицейский. Никогда не сдавайся. Не прекращай бой. Бостонская полицейская академия вколотила эти девизы в каждую клеточку его существа. Сдать оружие и значок – значит сдаться, предать себя. Джо закрывает глаза, и все мысли в его голове начинают крутиться вокруг слова «провал». Он подвел сослуживцев, город, жену, детей, себя самого. Без оружия и значка он будет просто занимать место, как спотыкающийся мешок с костями, будет портить всем жизнь, пока не ляжет гнить в ящик.
Он этого не планировал. Он планировал проработать тридцать пять лет и выйти в отставку молодым, в пятьдесят пять, чтобы пожить заслуженной счастливой жизнью с Роузи, порадоваться внукам, заработать полную пенсию, которой им обоим хватало бы, а потом хватило бы Роузи, в старости, когда его не станет. Он не дотянет до пятидесяти пяти. Даже близко. Получит частичную пенсию, возможно, что-то по инвалидности. А может, и нет. Использует свой больничный – и то, что, может быть, отдадут ему по щедрости сослуживцы. А потом что? Роузи будет все еще молодой женщиной, а содержать ее будет некому. И медицинские расходы, которые предстоят Джо, могут стоить им всего.
