– Что ты хочешь этим сказать?
– Что будет лучше, если ты будешь сама по себе, а он – сам по себе.
– Он спит с кем-нибудь?
Я нарисовала себе картину, в которой орегонская версия Кристи с подругой суют под солонку записку с номерами своей комнаты, а Пол и Анджело кидают монетку, чтобы выбрать девушку.
Майкл отказался это обсуждать, и на следующее утро я позвонила Вере и потребовала, чтобы мне сказали правду.
– Ты не можешь не знать, что там происходит.
– Ты об этой Джилли Вин? – вздохнула Вера.
– Джилли Вин? Кто, черт возьми, такая, эта Джилли Бин?
Я сидела на кухне и притворялась, что читаю вчерашний «Таймс», когда вернулся Лоринг, отводивший мальчиков в школу. На улице бушевала неожиданная весенняя метель. У Лоринга были розовые от холода щеки и снег на ресницах и на шапке.
– Доброе утро, – сказал он, стряхивая ее. Потом включил чайник и спросил меня, буду ли я завтракать с ним.
– У Пола новая девушка, – сообщила я.
Лоринг повернулся ко мне:
– Не может быть. Прошел всего месяц.
– Четыре недели и два дня, – уточнила я. – Ее зовут Джилли Бин. Майкл рассказывал Вере, что она везде оставляет ему записки и подписывает их «твоя Джилли». Похоже, они неразлучны.
– Джилли Бин? Новую девушку Пола зовут Джилли Бин?
– Ты хочешь сказать, что знаешь ее?
Он стянул мокрые ботинки, с которых сваливались куски грязного снега.
– Элиза, ее все знают.
– Она из фанаток?
– Таб звал ее пиявкой. Она присасывается к начинающим рок-звездам. Каждый год выбирает новую. Но ей еще ни разу не удалось поставить на победителя.
Я потребовала от Лоринга рассказать мне все, что он о ней знает. Он стер растаявший снег с лица, и у него на лбу от напряжения образовались две вертикальные морщинки.
– Я встречался с ней только один раз. В прошлом году в Сан-Франциско.
Моя голова со стуком упала на стол, но я тут же ее подняла.
– Я не планировала, что он влюбится в пиявку Господи, скажи мне хотя бы, что она дура и похожа на бегемота.
– Я пожал ей руку и поздоровался. Вот и все наше общение. – Лоринг виновато пожал плечами. – Таб, правда, с ней спал. Он сказал, что она славная.
– Славная? Теплый солнечный день тоже славный. Ты не мог бы быть поточнее? – Я подбежала к подоконнику и села на него. – Давай начнем с простого. Как она выглядит?
Он проверил, не кипит ли вода.
– У нее маленькая голова.
– Маленькая голова?
– Я помню, что так сказал Таб. Он считал, что голова непропорционально мала по сравнению со всем остальным.
– Она симпатичная, да?
– Ничего.
Он отвечал крайне уклончиво, и я попробовала лягнуть его за это, но он успел среагировать – поставил блок из ладоней.
– Целься осторожней, – сказал он. – Вдруг я еще захочу иметь детей.
– Да или нет. Она симпатичная?
Он провел рукой по волосам и вздохнул.
– Да. Довольно симпатичная. – Он смотрел на длинный ряд коробок с чаем, выбирая, какой заварить. – Но она – как тебе объяснить? – слишком простая.
– Переведи.
– В ней нет ничего особенного.
Мне показалось, что сначала Лоринг говорил осторожно, но потом пересилил себя, возможно, потому, что понимал насколько важнее для меня услышать правду, чем для него – скрыть ее.
– В смысле, по сравнению с тобой, – продолжил Лоринг. – И можешь не сомневаться, что уж Пол-то лучше всех понимает, что она не может даже стоять рядом с тобой.
Лоринг был настоящим другом. Он всегда знал, что сказать. И если бы он стоял чуть ближе, я бы его поцеловала.
– И в любом случае, – пробормотал он и нервно отвернулся к плите, будто прочитав мои мысли, – я считал, что Пол тебя больше не волнует. Я думал, он дешевка.
– Так и есть. Не волнует. Сволочь.
* * *
Я твердо решила изгнать Пола из своих мыслей. Он был прошлым, а способность помнить о том, что прошло, – самая бесполезная человеческая способность, придуманная богами специально, чтобы напоминать смертным об их ошибках. Не надо виселиц. Не надо испанского сапога. Не надо электрического стула и гильотины. Память – вот лучшее орудие пытки.
Даже в этом плачевном состоянии я понимала, что единственный способ выжить – это вырваться из замкнутой камеры внутри собственного мозга. Но чтобы вырваться, требовалось мужество, а я знала, что на девяносто девять процентов лишена этого полезного качества.
Когда через две недели после того, как я узнала о существовании Джилли Бин, Лоринг попросил меня освободить для него пару часов в субботу, я решила не задавать ему лишних вопросов, а только спросила, куда мы пойдем.
– Сюрприз, – ответил он.
Он записывал песню для саундтрека к новому фильму и сейчас спешил в студию. Он написал адрес на клочке бумаги и вручил его мне.
– Подходи часам к четырем. Поедем оттуда.
У Лоринга почерк как у ученого, состоящий из крошечных вертикальных и стремительных горизонтальных черточек с сильным наклоном влево.
– Ты считаешь, что это можно прочесть?
Он закатил глаза и переписал все более тщательно.
– Хоть намекни, – попросила я.
– Намекнуть? – Он задумался. – Не ешь ничего.
В четыре часа я стояла в Чайнатауне без всякой надежды найти такси и очень смутно представляя себе, как добраться отсюда до студии в Челси, где меня ждал Лоринг. Я позвонила ему, чтобы попросить помощи и извиниться за задержку.
– Только не смейся. Я, кажется, заблудилась.
Он все-таки засмеялся.
– Ты где сейчас?
– На углу Мотт и Байард.
– Я думал, что ты собираешься искать квартиру.
– Я и искала.
– Элиза, в Чайнатауне?
За последние три часа я посмотрела восемь квартир. Каждая следующая оказывалась ужаснее предыдущей. Квартиры в районе, о котором я мечтала, были слишком дорогими, слишком темными и мрачными или, хуже всего, в них уже жил какой-нибудь сосед, а я ни в коем случае не желала впускать еще кого-нибудь в свою жизнь. Ведь и Пол сначала был соседом, а посмотрите, чем все кончилось.
Лоринг спросил, на какой стороне улицы я нахожусь.
– На левой, – ответила я.
– Я имею в виду, на северной, южной, западной или восточной?
– Если бы я знала, я бы, наверное, не заблудилась. Он опять засмеялся.
– Скажи, что рядом с тобой.
– Ресторан. «Мистер Танг». Тут в витрине висят жареные животные. Ошибиться невозможно.
Он велел мне не двигаться с места и через двадцать минут приехал в машине с шофером, которую нанял специально для этой поездки. Забираясь в машину, я еще раз спросила, куда мы едем, но он сделал вид, что не слышит вопроса. Он глотнул воды из бутылки, которую держал в руках, и поглядел в окно.
– Даже не думай переезжать в этот район, Элиза. Я позвоню Вере, и мы применим силу.
Я рассказала ему о последней осмотренной квартире:
– Четыреста квадратных футов. Плита меньше, чем горелка в нашем школьном кабинете химии. Вода в кранах коричневого цвета, а все здание пропахло тухлыми яйцами. Но зато я вполне могу ее потянуть.
– Элиза, а представь, что там окажутся мыши. И посмотри на эту улицу. Эти люди, эти машины, этот шум. Ты не сможешь здесь жить. Ты сойдешь с ума.
– Хорошо говорить вам, миллионерам.
– Серьезно, я не хочу, чтобы ты переезжала в эту клоаку только из-за того, что тебе неудобно оставаться у меня.
– Не могу же я жить у тебя вечно. Это неправильно.
– Не надо спешить, ладно? Во всяком случае, из-за меня. – И смущенно прибавил: – Мне нравится жить рядом с тобой.
Мы пересекли город, повернули на север и проехали по тоннелю Линкольна.
– Ну хорошо, теперь скажи мне, куда мы едем.
Он развернулся на сиденье и посмотрел мне прямо в лицо.
– Пожалуйста, пообещай, что не будешь спорить.
Я не знала, как это понимать, но, введенная в заблуждение его открытой улыбкой, поклялась.
– Считай, что это просто первый шаг по долгой дороге. Ты пойдешь сегодня не дальше, чем захочешь. Но уже давно пора сделать его, а то весь остаток жизни ты проживешь как в тюрьме.
Я забеспокоилась. И только когда мы проехали стадион «Гигант» и я увидела указатель «Аэропорт Тетерборо», я поняла, в чем дело» расстегнула ремень и попыталась забиться на полку багажника.
– Возвращайся, или я выпрыгну!
Лоринг заблокировал двери и стянул меня вниз на сиденье.
– Расслабься, – сказал он. – Отец только что зафрахтовал небольшой самолет на этом аэродроме и хочет, чтобы я на него взглянул. Я подумал, что тебе будет полезно прокатиться со мной.
– Зачем?
– Чтобы зайти в самолет.
– Я не хочу заходить в самолет!
– Он стоит в ангаре. Мы даже не будем его заводить. Мы посидим в нем, и все.
– Ты не понимаешь, – захныкала я. – Я не могу.
Лоринг взял меня за руки.
– Элиза, ты можешь.
Я вся дрожала, когда машина подъехала к воротам маленького аэропорта в Нью-Джерси и шофер назвал номер машины в трещавшее переговорное устройство.
Ворота открылись, и мы проехали прямо к огромному ангару, напоминающему черепаший панцирь, сделанный из металла; Лоринг, наверное, чувствовал, как я трясусь.
