– Хотя этого типа, конечно же, интересуешь ты, – добавила она тише.
Мы успели перебраться в отель в городе Богоре, известном своим ботаническим садом, когда однажды ранним утром нас разбудил телефонный звонок. Было воскресенье, и со дня, когда Си задернула занавеску перед носом человека в черных очках, прошло две недели. Сердитый женский голос сообщил, что меня ждут в министерстве внутренних дел.
Си включила лампу, потому что солнце еще не взошло. Она не любила ездить в Джакарту. Однако на этот раз ей представлялось, будто мы направляемся туда по поручению бабушки с дедушкой. Так оно и вправду выходило на самом деле. Помимо прочего в столице нам предстоял визит к адвокату, который консультировал дедушку Абеля на протяжении многих лет.
Весть о дедушкином доме подобно лесному пожару разнеслась среди наших индонезийских знакомых, которых оказалось на удивление много. И все проявляли страстную заинтересованность. Тут же выяснилось, кто вел дедушкины дела на Яве. Эти люди многое могли рассказать. Человек, с которым нам предстояло встретиться, имел репутацию гуляки с внушительными карточными долгами и привычкой жить на широкую ногу.
Нам пришлось ждать, поэтому мы дольше, чем планировали, задержались в Джакарте – этой жемчужине Индонезии, прекрасной вавилонской блуднице, с роскошными отелями, элегантными авеню и неописуемым побережьем.
В стране, как всегда, было неспокойно. В университетах начались волнения, многие из них закрыли. Министр внутренних дел перешел к репрессивным мерам. Близились выборы, грозившие вылиться в еще большие беспорядки.
Я была благодарна предусмотрительной Си, уговорившей меня путешествовать по туристической визе. Привязка к прессе грозила дополнительными хлопотами и неприятностями, как здесь, так и в Швеции.
Тем не менее мне не раз приходило в голову написать об увиденном. Я даже собиралась уговорить министра внутренних дел на интервью. Шведы имели слабое представление о событиях, происходивших в этой части земного шара.
И вот в одно прекрасное утро министр сам изъявил желание со мной встретиться. Сказать, что я была ошарашена, значит не сказать ничего. Что ему от меня понадобилось? Откуда он вообще узнал, где мы живем? Быть может, он собирался побеседовать о доме дедушки Абеля. Си, всклокоченная, в ночной сорочке, озадаченно потирала лоб.
Отхлебнув виски, она объявила, что непременно должна сопровождать меня к министру со своей тростью и желтой сумкой. Иначе я пропаду. «Где?» – удивилась я. «Сгинешь в тюремной камере или в ссылке на каком-нибудь затерянном острове… да мало ли где», – ответила она. Она не пустит меня туда одну! Она решительно хлопнула ладонью по одеялу. Ее глаза сверкали, в то время как за ее спиной, в окне, поднималось солнце, окрашивая гладь моря в красный цвет. Я попробовала возразить, что в этой стране вполне достаточно своих заключенных, и здесь, должно быть, дело совсем в другом.
В конце концов мне удалось ее убедить, и мы расстались. Я не думала, что навсегда. Однако когда я вернулась от министра, Си сидела в той же позе, в какой я ее оставила, – сжимая в руке трость, готовая к самым решительным действиям.
Как выяснилось, в тот день меня ждал не министр, а один из его высокопоставленных подчиненных. Коренастый мужчина в форме сидел за обшарпанным письменным столом и курил сигареты «Кретек», так что в комнате стоял запах гвоздики. Он долго и задумчиво на меня смотрел, прежде чем спросить, какой мне смысл скрывать, что я журналистка.
Я посмотрела на запыленное окно, за которым шумел город. Был утренний час пик. На столе мужчины стоял продолговатый ящик с какими-то карточками. За его спиной, в шкафу из темного дерева, громоздились груды папок и растрепанных брошюр. Я ответила, что нахожусь в этой стране в качестве туриста. Он улыбнулся, сверкнув золотыми зубами. Он хотел мне помочь. Ведь я журналистка, и мне было бы куда выгоднее, в том числе и с материальной стороны, путешествовать с удостоверением. В конце концов меня сфотографировали, и я получила розовую индонезийскую пресс-карту с множеством штемпелей.
Уже на выходе мне пришло в голову, что теперь я просто обязана взять интервью у министра внутренних дел. Я хотела поговорить с ним об университетских волнениях.
Хозяин кабинета пообещал помочь мне и в этом, однако повторного приглашения в министерство я так и не дождалась.
Честно говоря, я не особенно настаивала.
А потом мы с Си оказались в адвокатском бюро с уютно гудящими у потолка вентиляторами. Это было небольшое, но стильно оформленное помещение с мягкими серыми коврами и черной лакированной мебелью. Серые тонированные стекла, за которыми открывался вид на бескрайнюю парковку, надежно защищали от палящего солнца.
Адвокат – высокий мужчина с полноватым лицом и тронутой сединой шевелюрой – повадками и голосом напоминал огромного кота. Он сразу внес в наше дело ясность. Дом, который мы посещали в Сурабае, перейдет нам при наличии известного документа: завещания или какой-либо другой бумаги, подтверждающей право наследования. Ничего иного не требуется. Адвокат коснулся столешницы кончиками пальцев и, не вставая, отвесил Си вежливый поклон. Несмотря на благополучный вид, он выглядел очень усталым.
Си сидела прямая как жердь. Палку она, по своей привычке, бросила под стол, но желтую сумку держала на коленях, вцепившись в нее пальцами. В этой позе она напоминала насторожившуюся белку.
– Но я точно помню, что отец говорил о нескольких домах в Сурабае, – возразила она.
Адвокат улыбнулся, поднимаясь во весь свой недюжинный рост.
– Вот полный список, – ответил он, выкладывая на стол листок бумаги.
Домов оказалось пять. Все – в богатых районах, судя по адресам. Не думаю, чтобы Си даже в самых дерзких мечтах могла представить себе такое. Я боялась смотреть в ее сторону. Теперь мы могли выкупить Эльхольмсвик и еще несколько таких же имений в придачу.
Мне и раньше приходило в голову задержаться в Индонезии, чтобы написать об этой стране увлекательную и познавательную книгу. Но для этого требовалось много путешествовать, набираться впечатлений и сведений. Кроме того, нужно было жилье, где я смогла бы работать. Теперь все эти проблемы решились.
Это дедушка Абель с бабушкой и дедушка Оскар дали мне возможность осуществить до сих пор несбыточную мечту. Наш вояж оказался не просто туристической поездкой. Повисла долгая пауза. Вентиляторы у потолка гудели. Потом Си поинтересовалась доходами от аренды.
Я остолбенела от неожиданности. Си редко показывала себя с этой стороны. Хотя, вероятно, это было единственное, что ей оставалось сказать в сложившейся ситуации.
Арендная плата за пятьдесят шесть лет, пусть даже с учетом всех мятежей, революций, государственных переворотов и войн, обещала вылиться в существенную сумму.
Однако адвокат развел пухлыми руками в полном сожаления жесте.
Увы, ответил он, причитающаяся нам сумма не так велика. Он открыл ящик и быстро отсчитал купюры. Несколько тысяч рупий – пара обедов в хорошем ресторане. Причина – в финансовых затруднениях правительства: высоких налогах, расходах военного времени.
Адвокат проводил нас до двери. Его рукопожатие было теплым, как объятие.
Си тут же спрятала деньги в желтой сумке.
– Налоги! – возмущалась Си по пути на парковку. – Это все его махинации!
Несомненно, она была права.
Однако в тот момент это мало меня волновало. И без того все складывалось слишком загадочно и неправдоподобно.
В Индонезии Си была сама не своя. Мне трудно подобрать слова: она пила эту страну большими глотками, она была само изумление, эмоции лились через край. Но именно поэтому два месяца нашего пребывания здесь изнурили ее до крайности.
Си жила на пределе сил, такова была ее натура. Наше путешествие высветило эту ее сторону особенно ярко. Теперь как никогда бросалось в глаза, что Си унаследовала отцовский характер.
Дом в Сурабае стал для нее неожиданным посмертным подарком от отца. Дом еще хранил его дух и следы его трудов и, что не менее важно, был свидетельством того, что более чем тридцатилетнее пребывание дедушки Абеля в этой стране не прошло напрасно и имело ощутимые материальные плоды. Такое было слишком даже для Си, которая сейчас напоминала сгорающий в пространстве метеорит.
О нашем путешествии можно рассказывать бесконечно. Не только возвращение Си в страну ее детства, но и мои встречи с разными людьми. Все они остались во мне, со своими судьбами и лицами. И потом, сама эта земля. Будь я хоть чуть-чуть художником, не пожалела бы нескольких лет жизни, чтобы передать ее красоты: иссиня-черные облака над цепью вулканов, сливающиеся вдали со сверкающей гладью моря, закаты над рисовыми полями, когда в поднимающемся будто прямо из воды паре чудится танец древних духов.
Но я никогда не брала в руки кисть, даже не пробовала. Поэтому все, что могу сказать: я была очарована этой страной. Индонезия осталась в прошлом, вряд ли мне когда-нибудь суждено туда вернуться. Однако теперь я лучше понимаю дедушку Абеля, который, вероятно, и сам не подозревал, как много она для него значила.
