Он постоял перед велосипедами с сиденьями, зачехленными псевдопрезервативами, и спросил:
– Ты умеешь кататься на велосипеде?
Длинное пальто и сапоги Кэйд не подходили для велосипедной езды, но, подвернув полы, она укоротила его до нужной длины и умудрилась все-таки усесться на таком импровизированном мягком сиденье самого громоздкого, вероятно, велосипеда во всем мире. Розовый чехол она оставила. Если уж она начала ездить на велосипедах с презервативами, то есть шансы, что милостивый Бог пытается вразумить ее в области секса, намекая на глупую неосторожность.
– Эти драндулеты, наверное, весят более десяти килограммов!
– Чтобы никому не захотелось стащить их, – улыбнулся Сильван.
Ветер был холодный, не спасало даже то, что Кэйд зарылась носом в шерстяной шарф. Но она смеялась как девчонка, и Сильван, поглядывая на нее, тоже веселился.
Сдав велосипеды на парковку около дома Сильвана, они покинули ноябрьскую ночь и вбежали в теплый подъезд.
– О боже, какая же холодина, – стуча зубами, приговаривала Кэйд в его квартире, хотя тепло уже обволакивало продрогшее тело.
Сильван раздел ее и уложил в кровать, продолжая посмеиваться. Накинув сверху теплое одеяло, он сбросил на пол свою одежду и, присоединившись к Кэйд под одеялом, жарко обнимал до тех пор, пока она не перестала дрожать и не начала блаженствовать в его объятиях.
«Он наверняка знал, как достичь оптимальной температуры», – подумала Кэйд, когда уже засыпала, пристроившись к его плечу.
– У меня есть хорошие и плохие новости, – сказал Сильван на следующее утро.
Ее сердце екнуло. Она понимала, что он может заявить ей о том, что лишь развлекался с ней. Что для его страстной натуры просто мало любовных игр с одной женщиной.
– И какая же плохая?
– Может, я просто сообщу тебе эти новости, а ты сама решишь, какая из них покажется тебе отчасти ужасной, а какая отчасти забавной.
Кэйд молча взяла йогурт. Любимый, чуть сладковатый йогурт. Впервые за десять дней она попыталась съесть здоровый завтрак, и Сильван выбрал этот момент, чтобы обрушить на нее противоречивые новости. Вопиющая несправедливость!
– Мы приглашены на вечеринку по случаю дня рождения.
– К кому? И что означает «мы»?
Он выразительно поджал губы.
– Ладно, меня пригласили на вечеринку. Обычно я хожу в гости с подругой. Составишь мне компанию?
Она не часто ходила на свидания. А если и ходила, то очень давно. Это звучало как приглашение на свидание. Нет, скорее это похоже на представление подруги друзьям.
Во Франции такого рода приглашения в порядке вещей?
– А чья вечеринка?
– Моего кузена Тьерри, ему стукнуло полвека.
О, ее представят семье в качестве… подруги?!. Кэйд чувствовала себя так, словно вела машину по извилистой дороге и вдруг обнаружила: земля ушла из-под ног, и ее уже несет по штормовому морю на утлом суденышке.
Она очень не любила бывать на семейных встречах. Старательно избегала их, поскольку ее ужасала атмосфера алчности на традиционных семейных сборищах. Кэйд вообще избегала любых знакомств – как назначенных свиданий, даже любовных, так и дружеских или семейных компаний. Закончив колледж, она дала себе обещание не обременять свою жизнь подобными пустяками. До тех пор, пока… Конечно, сейчас ситуация в корне изменилась.
– А кто там будет?
– Оh, tout le monde[142].
– То есть?
– Ну, все родственники. Друзья. Полвека все-таки он отшагал.
– А твоя мать приедет из Прованса?
– Это же его пятидесятый день рождения.
– Значит, приедет… – Словно защищаясь от чего-то, Кэйд обхватила себя руками. – А ей известно обо мне?
– О тебе уже известно всем и каждому. Моя мать настроила оповещения «Гугла» на мое имя. Если тебе не хотелось никакой известности, то следовало дважды подумать, прежде чем тайно вламываться в чью-то фирму и пытаться стащить там шоколадные конфеты.
Кэйд поморгала.
– Интересно, известна ли ей моя альтернативная личность? Отличная от Похитительницы Шоколада?
– Tu as une identité alternative?[143] – Сильван выглядел озадаченным.
Барабаня пальцами по столу, Кэйд старалась сохранять терпение.
– Видишь ли, до недавнего времени меня не знали как Похитительницу Шоколада.
Сильван смотрел на нее с видом психолога, пытающегося понять весьма сложного пациента.
– То есть ты считаешь Кэйд Кори и Похитительницу Шоколада разными ипостасями одной личности?
– Можешь просто ответить на вопрос? Твоя мать знает, какое у меня наследство?
– Вероятно. Разве оно не опубликовано на общедоступных сайтах? Может, она и отыскала такие сведения в Интернете.
Кэйд вздохнула:
– Я не имела в виду точные цифры.
– Ты еще жива? – язвительно спросил Сильван после минутного молчания. – Ведь я еще не сообщил того, что можно счесть плохой новостью.
Она схватилась за край стола и откинулась на спинку стула.
– Вечеринка состоится в их замке в Шампани, что примерно в часе езды…
– В замке? – воскликнула Кэйд. – Разве не ты рассказывал мне о деревенском детстве?
– Неужели в Штатах замки баснословно дороги? Да стоимости одной такой квартиры в Париже хватит на покупку полдюжины загородных домов. Правда, если повезет с затратами на ремонт и содержание. В любом случае Тьерри имеет персональный доступ к генеральному директору КПД.
– К какому генеральному директору? – удивилась Кэйд. – При чем тут коэффициент полезного действия?
– Комитета политических действий. По одной легальной церемонии. Между людьми, которых не хотят считать семьей, или – в их случае – не позволяют по закону. Они – геи.
Кэйд потерла лоб, пытаясь переварить услышанное.
– Я еще жду тех новостей, что ты считаешь плохими.
– Держись. Нам придется нарядиться фермерами.
Кэйд безудержно хохотала. Выехав за пределы Парижа, они с Сильваном зашли в большой магазин и выбрали там нелепые зеленые непромокаемые костюмы, которые закрывали их от лодыжек до запястий. Как сказал Сильван, так выглядит «en vrai paysan»[144]. Наряды довершили небольшие старомодные шляпы с полями. Также они купили ярко-желтые резиновые боты. Под этими маскарадными костюмами на них были надеты праздничные наряды.
– А зачем вообще надо было вырядиться в такие костюмы? – поинтересовалась Кэйд.
– Полагаю, в нашей семье я единственный представитель, способный удержаться от откровенного хвастовства, – загадочно произнес Сильван, вызвав у Кэйд новый приступ смеха.
– В чем дело? – спросил он.
– Ты не считаешь себя хвастуном? – усмехнулась она.
– В школьные годы я был очень застенчив, – с важным видом заявил Сильван.
Кэйд вспомнила те эффектные зрелища, что он устраивал, изготавливая шоколад. Вспомнила и беззастенчивость, с какой Сильван соблазнял ее в то утро, когда она явилась на его мастер-класс.
– Похоже, тот короткий период закончился очень быстро.
– Я по-прежнему застенчив.
Кэйд не смогла удержаться от смеха.
– Ты скромник?
Сильван кивнул и вновь сосредоточился на дороге. Почему он считает себя застенчивым? Разве его отношение к ней можно назвать хоть в какой-то мере застенчивым или робким?
– А ради чего мы все-таки вырядились в эти жуткие костюмы?
– Им нравятся маскарады. На прошлый Новый год моя мать и сестра приготовили для нас троих коровьи костюмы. Весьма натуральные, даже с выменем.
Кэйд попыталась вообразить элегантного и необузданного Сильвана Маркиза в костюме коровы с выменем. Перед ее мысленным взором возникла фотография из его фотоальбома, на которой он выглядел очень довольным, с усмешкой глядя на свою темноволосую сестру. Почему-то при воспоминании о той фотографии она невольно сжалась, словно летела в пропасть, и от этого ее сердце начало колотиться с такой силой, словно хотело выскочить из груди.
– А когда отец вышел на пенсию, мы придумали шутливую пьесу, где мне за пять минут пришлось сыграть роли гангстера, ковбоя и одной дворняги с коричневыми пятнами – первой папиной собаки. И уверяю тебя, во всем виновата моя сестрица.
Ну да, так она и поверила! Кэйд не сомневалась, что половину этих ролей Сильван придумал сам. Так почему же он считает себя застенчивым?
– Тебе надо посмотреть пьеску, которую мы с сестрой сыграли к восьмидесятилетию нашего деда. Если ты подпоишь меня, то я покажу тебе наш домашний видеофильм.
– Ты считаешь, мне понадобится алкоголь, чтобы добиться от тебя желаемого?
Кэйд с притворным возмущением хлопнула его по плечу. Но оба они улыбались.
– Сельская тема маскарада выбрана потому, что мой кузен всегда мечтал завести козочек.
Кэйд призадумалась, стараясь представить человека, мечтающего о разведении коз. Потом попыталась поуместить его в ранее возникший образ французского замка, в который они ехали. В любом случае перед козами ее воображение пасовало.
