– Здесь живут люди не такие богатые, как ты, – сухо отозвался Сильван.
– А я уверена, что если посчитать, то окажется, что в Париже самый большой процент богатых и знаменитых по сравнению с остальным миром. Некоторые магнаты из Эмиратов, расположившиеся здесь в собственных апартаментах, сочли бы меня представительницей среднего класса. Да и сам ты вполне состоятелен и, по-моему, более знаменит, чем я.
– Ну… не знаю насчет знаменитости… А уж если вспомнить, что я вырос в пригороде…
– Так же, как и я. Городок Кори тоже маленький. Своего рода захолустье.
– Если ты выросла в богатом пригороде, то он скорее ассоциируется с бывшим левобережным пригородом Сен-Жермен-де-Пре, который и пригородом-то можно назвать с натяжкой. А я вырос в неприглядном местечке Кретей.
– А какой он? – спросила Кэйд.
Сильван пожал плечами.
– Плохие школы, наркотики, насилие, отсутствие работы, никаких перспектив, никаких денег, безвыходное положение, с завидной регулярностью поджигались машины. Но из правил бывают и исключения. Хотя приходилось ломать людские стереотипы, самому создавая свою жизнь, пытаясь стать личностью. Именно это я стараюсь внушить Малику.
Кэйд внимательно смотрела на него. Она никогда бы не подумала, что этот элегантный мужчина, чьи руки способны превращать простые ингредиенты в нечто прекрасное, с непоколебимым высокомерием к превосходству своего искусства, с безупречным французским, из-за которого ее акцент становился таким неуклюжим и американским, с его страстностью, со сдержанным, но очевидным чувством стиля, с умением вполне цивилизованно выражать свои мысли… она даже представить не могла, что он рос и воспитывался не в изысканной благополучной среде.
– Ты не понимаешь, как странно звучат твои слова о том, что кто-то может счесть тебя представительницей среднего класса, – произнес Сильван.
Ладно, допустим, она преувеличила. Кэйд почувствовала, что смущенно краснеет, осознав, как могли быть восприняты ее слова.
– Но теперь у тебя есть деньги, – заметила она.
Кэйд видела, какие очереди выстраиваются в его кондитерскую, и могла прикинуть, какая выручка поступит в его карман при цене конфет по сотне евро за килограмм. Уж она-то поднаторела в подсчетах размера прибыли.
– Естественно, деньги у меня есть. У меня есть все необходимое. Но наши доходы просто несравнимы. Нельзя стать мультимиллионером на шоколаде, понимаешь?
Кэйд смотрела на него сосредоточенно и долго, пока не стало очевидно, что ей придется кое-что объяснить ему. Желательно при этом вбивать молотком по букве в его упрямую голову.
– Нет, не понимаю, – заявила она.
– На качественном шоколаде, – уточнил Сильван.
Она скрипнула зубами.
– А ты когда-нибудь размышлял, из каких денег складываются миллионы?
Ведь если бы он обдумал это, Кэйд сумела бы убедить его согласиться на продажу права создания шоколада с его именем. Тогда, несомненно, они смогут создать компанию в Европе. И она руководила бы европейским филиалом из Парижа…
– Нет, – небрежно бросил Сильван. – Не могу вообразить, что еще мне нужно бы купить для улучшения собственной жизни.
Вот это круто! Он говорил спокойно, уверенно, словно считал, будто его жизнь хороша, хороша настолько, что ему не приходится попусту тратить время, завидуя тем, у кого больше денег и владений. Подобное встречается в мире редко.
– О чем ты думаешь? – спросила Кэйд.
– О том, что не смог бы купить лишь одно.
Неожиданно Сильван улыбнулся легкой скользящей улыбкой, пронзившей ее чувства как молния, оставившая серебристые звездочки радости.
– Или, если смог бы, то приумножил бы то, чего у меня самого в изобилии.
Тонкий намек? Ему хотелось чего-то, что могло бы приумножить его шоколадный мир? Надежда шевельнулась в душе Кэйд, и она начала смаковать ее со всей своей богатой фантазией. Потому что как раз ее можно подкупить шоколадом или по крайней мере соблазнить.
Их прогулка продолжалась, они брели через столетия истории, от дворцового комплекса Лувра к старому железнодорожному вокзалу, вместившему музей Д’Орсэ, шли мимо вычурного декора моста Александра III с его золочеными скульптурами и витиевато украшенными фонарями, отчего у Кэйд возникло ощущение, будто ей следовало бы облачиться в тюрнюр и сапожки на кнопочках и подкатить в карете ко входу в парижскую оперу. Мимо них проезжали «Рено-Твинго», «Смарты» и «Порше», прорезая светом фар вечерний серый туман. Промчался экипированный мотоциклист, пригнувший голову к рулю и защищенный от холода дорогим оранжевым костюмом.
По мере удаления от Сены кварталы становились тише. Кэйд и Сильван пересекли несколько улиц и вышли к Елисейским Полям. Вечер начался совсем недавно, но когда, перейдя Сену около Эйфелевой башни, они направились к парковому комплексу Трокадеро, сгустились сумерки. Ноги Кэйд болели, но она мужественно терпела.
Сильван держал ее за руку, и она послушно следовала за ним на эспланаду к знаменитому фонтану Де Варсови. С этой выигрышной для обзора позиции фонтан каскадом ниспадал по ступеням и играючи выстреливал огромными струями воды под доминирующим над Сеной мерцающим железным символом романтической цивилизации.
– Так почему шоколад? – спросила Кэйд.
Вопрос прозвучал глупо. Почему бы кому-то, кроме нее самой, не выбрать шоколад в качестве жизненной стези? Это был бы логичный вопрос. Как можно противостоять искушению?
– Я с детства полюбил его. Полюбил работать с ним. – Сильван бросил на нее поддразнивающий взгляд. – И женщины не в силах устоять перед его вкусом.
Он произнес это так, словно хотел рассмешить Кэйд, но ей не хотелось смеяться.
– То есть это путь к женскому сердцу? – холодно промолвила она, стараясь не показать, как сильно ее задевает то, что она оказалась лишь одной из множества женщин, чьи сердца Сильван завоевал с такой легкостью.
Он сжал ее руку, разглядывая мерцающую городскую башню.
– Женские сердца немного сложнее, чем чувства. Поэтому нет, увы, не могу сказать, что мне удалось отыскать путь к женскому сердцу.
– А ты пытался?
Сильван медлил с ответом. Он пристально смотрел за реку на Эйфелеву башню, потом вдруг перевел взгляд на Кэйд, но ничего не сказал. Его четкий, точеный профиль мягко освещался уличными фонарями, карие глаза потемнели, черной шевелюрой играл ветер – может, один его молчаливый вид уже сам по себе был достаточно поэтичным ответом.
Однако он не дал ей путеводной нити.
Они зашли поесть в бистро. Оттуда на улицу выплескивался теплый свет и гул голосов.
Заведение не имело сходства с рестораном для официального ужина, на котором Кэйд могла представить Сильвана. Так даже лучше. Бистро не отличалось чопорной тишиной или изысканностью. В меню предлагались pavés de boeuf, frites, sauces au Roquefort[141]. В тесноте посетители сновали туда-сюда, протискиваясь к соседним столикам, задевая Кэйд и Сильвана локтями. Фреска за головой Сильвана выглядела так, будто однажды – лет десять назад – художник начал разрисовывать здесь стену, но отвлекся, изобразив лишь одну опору Эйфелевой башни, а закончить ее так и не получилось. Официант принес им бутылку вина – не тот сорт, что обычно поставляют к столу семьи Кори.
Но букет оказался идеальным. Кэйд не помнила, когда пила вино такого безупречного вкуса. Обстановка располагала к неспешному легкому общению. Сильван с рассеянным видом оплатил счет, похоже, не замечая или не придавая значения тому, что Кэйд может заметить момент расплаты. А после этого им уже вроде бы незачем было задерживаться в гостеприимном бистро в окружении смеющихся, довольных, сытых людей, беспечно отдыхавших за столиками, и они вновь вступили в холодную ночь. Кэйд вздрогнула от первого порыва ветра, и Сильван, улыбнувшись, натянул ей шарф на подбородок.
– Может, поймаем такси? – предложила она.
Было уже поздно, обратный путь представлялся ужасно длинным, а ее ноги гудели – расплата за то, что она ходила на высоких каблуках, подражая парижанкам. Но Кэйд не хотелось, чтобы этот чудесный вечер заканчивался.
Поблизости от бистро находилась охраняемая парковка больших, неуклюжих на вид номерных велосипедов с закрепленными над передним колесом корзинами и с парижским логотипом «Велиб». Кэйд уже видела их раньше, такие велосипеды мог взять любой желающий. Но на этой парковке спортивные сиденья велосипедов покрывали розовые латексные чехлы, а надписи на них гласили: «А что вы сделали для своей защиты?»
– По-моему, здесь побывала группа борьбы со СПИДом, – произнес Сильван, заметив ее удивленный взгляд. И кивком показал на рули, украшенные другим лозунгом. – Насколько я понимаю, к ним присоединилась еще команда, ратующая за права голодающих.
Он постоял перед велосипедами с сиденьями, зачехленными псевдопрезервативами, и спросил:
