Я знала, что Майкл склонен винить в случившемся себя. Он вроде бы чувствовал: надвигается беда, и ему следовало настоять на том, чтобы остаться со мной в консультационной комнате.
– Откуда он узнал, как вызвать у тебя анафилактический шок? – спросил Майкл, ерзая на стуле. Нерешенные загадки не давали ему покоя.
Я заметила частички земли у него под ногтями. Руки его выглядели так, будто последние двадцать четыре часа он сеял ревень.
– Вряд ли Алекс собирался убить меня, – ответила я.
– А я уверен: он стремился именно к этому.
Я покачала головой, машинально потянувшись рукой к шее.
– Все гораздо сложнее. Он вспомнил то, что подавлял изо всех сил, действия его отца, которых не мог понять.
Я помнила, что Майкл не видел видеоролика со стрельбой… более того, понятия не имел, кто отец Алекса. Я собиралась все ему объяснить, со временем. Но пока требовалось сосредоточиться на фактах. Алекс потерял мать. Дом. Стал свидетелем убийства двоих мужчин, которые совершил его отец. Это событие, несомненно, инициировало его психоз, тот лишь усилился после попытки самоубийства матери. И я не могла сердиться на Алекса за то, что он совершил. Мне хотелось разобраться в другом: почему он это сделал. Составить полную картину случившегося. Будущее Алекса зависело от ясности этой картины.
– Отведи меня к нему, – попросила я.
Майкл посмотрел на кресло-каталку, молча встал, обошел кровать, поднял меня, осторожно усадил в кресло и повез к детскому отделению.
Утром Алекса перевели из реанимации в палату детского отделения. Другой социальный работник, с которой я ранее встречалась – Джоанна Клоуз, англичанка лет шестидесяти, невысокая, с черными волосами и в сером брючном костюме, – сидела у двери. Поднялась, когда увидела Майкла и меня.
– Никаких серьезных повреждений, – сообщила она. – Рентген показал, что с грудной клеткой и легкими все в порядке. Врач хочет задержать Алекса еще на одну ночь, понаблюдать за ним.
Майкл наклонился вперед и сжал мое плечо. Мы оба знали, что попытка Алекса причинить мне вред приведет к тому, что после выписки из больницы его сразу направят в Сент-Пол-Фолд, закрытую детскую психиатрическую клинику в графстве Тайрон. Пребывание там подразумевало лечение и последующую реабилитацию, но среди пациентов клиники немалый процент составляли малолетние преступники. Несмотря на добрые намерения высококвалифицированного персонала, мы оба считали, что это не пойдет Алексу на пользу.
Я попросила Майкла подождать в коридоре, пока поговорю с Алексом наедине. Он схватил меня за руку, прежде чем я вкатилась в палату, и остановил.
– Все будет хорошо, – заверила я.
– Извини. – Майкл посмотрел в открытую дверь. – Просто после последнего случая…
– Его только что перевели из реанимации. Вряд ли он представляет собой опасность.
Он вздохнул, еще раз посмотрел в палату и произнес:
– Я буду здесь.
Алекс сидел на кровати, от иглы, воткнутой в вену, трубка тянулась к бутыли на штативе. Как только увидел меня, из глаз полились слезы. Я подкатилась ближе, сразу заметив на прикроватном столике фотографию, сделанную несколькими годами раньше: Алекс и Синди крепко обнимают друг друга, строят фотографу рожи. Алекс перехватил мой взгляд и вытер глаза ладонями.
– Ее принесла Бев, – пояснил он.
– Мне очень жаль твою маму, Алекс.
Он кивнул, стараясь сдержать слезы. Когда посмотрел на меня, выглядел старше. Мгновенно повзрослел. Ничем не напоминал нервного, беспокойного мальчика, которого я встретила в психиатрической клинике двумя месяцами раньше.
– Похороны в четверг. – Алекс вытер слезы. – Вы пойдете?
– Конечно.
Он сразу оживился, моя поддержка порадовала его. Он дважды глубоко вздохнул, оба раза морщась от боли. Я посмотрела на его перевязанные грудь и живот.
– Что случилось, Алекс?
Он опустил голову.
– Это сделал Руэн.
– Руэн? Как он это сделал?
– Наверное потому, что крепко держался за меня. Не хотел, чтобы вы заставили его исчезнуть.
– Он тебе так сказал?
Алекс опять опустил голову, обхватив себя руками.
– Нет. Просто я это знал. Если ты с кем-нибудь дружишь, то многое знаешь о нем, правда?
Я кивнула. Через мгновение он вновь посмотрел на меня и добавил:
– Я не собирался причинять вам вред. Извините.
Я сразу вспомнила, как все происходило. Неприятные ощущения во рту. Перехваченное горло. Я закрыла глаза, думая о том, как близко подошла к смерти. Увидела бы я на другой стороне Поппи?
– Ты понимал, что делаешь, когда высыпал молотые орешки мне в кофе? – спросила я.
На его лице отразился стыд.
– Руэн сказал мне…
И Алекс начал рассказывать, как Руэн сообщил ему, что Синди умирает, и о своем обещании спасти ее, если Алекс убьет меня. Об образах Синди в голове.
– Я думал, вы просто заснете. Я не желал причинять вам вред.
– Почему ты хотел, чтобы я заснула? – жестко спросила я, чеканя каждое слово. – Алекс, чего добивался от тебя Руэн?
– Он хотел, чтобы я убил себя. Сказал, что я ничто, и жизни не заслуживаю.
Я наблюдала за ним, осознавая, каким одиноким чувствовал он себя все это время. Как одиночество обрушилось на него, когда он узнал о случившемся с Синди.
– Я просто не смог, – прошептал Алекс. – Руэн добивался этого от меня, но я не смог.
Я не мешала ему плакать, слушая его отрывочные откровения: о различных образах Руэна, в каких я мгновенно узнала проекции тех сведений о преступлении его отца, которые стали ему известны; о предложении Руэна вызволить отца из ада, имевшее прямое отношение к его чувству вины; желании сделать все возможное, чтобы семья жила лучше.
– Я знаю о твоем отце, – промолвила я. – Знаю, что он свершил. Действия твоего отца, Алекс, были злом. Но он – не ты.
Он долго молчал, наконец поднял голову и кивнул. Показывая, что понял меня.
* * *
Многое еще требовало объяснений. Один врач предположил, что ожоги Алекса на груди вызваны реакцией на химикаты, которые использовались для очистки воды в плавательном бассейне Макнайс-Хауса, хотя взятые пробы ничего не выявили, да и я думала, что версия притянута за уши. Но как могли появиться эти три красные полосы? Самоповреждения? Но как он это сделал? «Фильм», который, по словам Алекса, прокручивался у него в голове с подачи Руэна, мог быть проекцией одной из прежних попыток самоубийства Синди, но время «просмотра» тянуло на невероятное совпадение. Да и если брать то, что касалось лично меня, оставались вопросы, на которые привычная логика не находила ответа: например, музыкальное сочинение Алекса. И мужчина в репетиционном классе. И многое такое, чего Алекс никак не мог знать. Шрам на моем лице. Поппи.
Когда Алекс закончил говорить, я задала важный вопрос, без которого картина не могла стать полной:
– Сейчас ты можешь видеть Руэна?
Глаза Алекса широко раскрылись. Очень медленно он покачал головой.
– Руэн ушел.
– Ушел?
– В яму в миллиарде миль от солнца, – с улыбкой ответил он.
– Ты говорил, что можешь видеть и других демонов, – напомнила я. – Сейчас ты их видишь?
Алекс смотрел на меня, потом перевел взгляд мне за спину.
– Нет, я никого не вижу. Больше никого. – Он улыбнулся, и впервые за время нашего знакомства его глаза были глазами десятилетнего мальчика. Безмятежными.
* * *
Тем же вечером я сидела на полотенце, расстеленном на выложенном плиткой полу моей квартиры. Я все еще не купила диван. В число приоритетов покупка эта пока не входила. Новая программа лечения Алекса требовала бумажной работы. И нового подхода. Мне предстояло увести его в прошлое, к тому самому моменту, когда он узнал, что его отец убил двух человек. Помочь пережить вновь это событие, проанализировать эмоции, какие он ощущал тогда, осознать, как данный конфликт привел к расщеплению его личности на уродливые, ужасные, злобные формы, вобравшие в себя образ отца, которого он любил и идеализировал. И для того, чтобы помешать ему причинить вред себе или кому-то еще, следовало научить Алекса преодолеть самое серьезное препятствие: страх стать таким, как его отец.
Я открыла ноутбук, что написать Труди Мессенджер об Алексе, и обнаружила письмо Урсулы, короткое и деловое.
Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Отправлено: 21.06.07 в 13:34.
Дорогая Аня!
Надеюсь, вы чувствуете себя получше. Пожалуйста, примите мои извинения за случившееся с Алексом Брокколи. Это происшествие однозначно убедило меня в необходимости кардинально улучшить нашу систему безопасности, и необходимые меры уже принимаются. Я могу только надеяться, что вы поверите мне на слово, и нам удастся обойтись без вынесения этого вопроса в суд.
Я усмехнулась. Урсула почувствовала угрозу – пусть и до пенсии оставалось совсем ничего, – испугалась, что я разрушу все, чего ей удалось добиться за долгие годы. Вероятно, атака Алекса высветила проблемы безопасности, ранее остававшиеся в тени. И я не сомневалась, что слова у нее не разойдутся с делом: система безопасности претерпит серьезные изменения в лучшую сторону. Я продолжила чтение.
