После ужина рыбаки собрались у очага в одном конце столовой, а незнакомец отошел в дальний конец и, развернув пергаментный свиток, погрузился в чтение. Рыбаки, захмелев, дружно затянули песни, но с наступлением темноты почти все ушли спать, только двое безмятежно подремывали у огня. Незнакомец продолжал читать.
Петр пил мало, спать ему не хотелось, и от нечего делать он разглядывал загадочного молодого человека. Тот, ощутив на себе любопытный взгляд, оторвался от пергамента и вопросительно посмотрел на Петра. На скуластом лице насмешливо поблескивали широко расставленные карие глаза, сильные руки говорили о привычке к труду. К удивлению Петра, незнакомец по-мальчишески улыбнулся:
– А ты чего спать не идешь? Мало эля досталось?
Он сбросил накидку с головы, открыв гладко выбритую макушку с венчиком темных волос вокруг. Хотя в то время в Британии монастырей почти не было, Петр узнал монашескую тонзуру. Новый знакомец жестом поманил Петра к себе.
– Меня зовут Мартин, – представился он и объяснил, что приехал из Галлии, чтобы навестить родных в Британии, а затем отправиться в Ирландию.
Мартин с интересом выслушал рассказ Петра о поездке в Лидни и о предполагаемом посещении Флавии. Как ни странно, монах не выразил ни малейшего возмущения тем, что Петр посетил языческое святилище, а услышав о Флавии, понимающе усмехнулся:
– Что ж, надеюсь, она тебе понравится и ты с чистой совестью возьмешь ее в жены.
После этого Петр без стеснения спросил Мартина, правда ли, что он собирается в Ирландию обращать язычников в христианство. Юный монах согласно кивнул.
– А тебе не страшно? – удивился Петр.
– Иногда страшновато, – признался Мартин. – Но страх быстро проходит. Если служишь Господу, бояться нечего.
– А вдруг тебя убьют?!
– Все может быть, – смиренно улыбнулся Мартин.
Спокойствие и уверенность юного монаха вызывали невольное уважение – таких христиан Петр прежде не встречал.
– А почему ты решил служить христианскому богу? – спросил Петр.
Для него это был совершенно естественный вопрос, но на лице Мартина отразилось искреннее недоумение.
– Я ничего не решал, – ответил он. – Меня Господь избрал.
– Может, и так, – сказал Петр. – Ты же все равно в Ирландию хотел поехать.
Мартин поморщился и расстроенно отвел глаза:
– Если честно, то ехать мне совсем не хочется.
Петр ошеломленно уставился на него: неужели монах пытается сбить его с толку словесными играми, как когда-то делал школьный наставник?
– Ты не хочешь ехать в Ирландию? – переспросил он.
– Нет, не хочу, – кивнул Мартин. – Будь на то моя воля, я бы остался у родителей. Они живут на севере, в двух днях езды отсюда. Но Господь повелел, и я ушел в монастырь, а теперь по велению Божьему уезжаю в Ирландию… – Он со вздохом развел руками и, заметив удивление собеседника, спросил: – Ты о Патрике слыхал?
Петр помотал головой, и Мартин начал свой рассказ.
Патрик происходил из зажиточной семьи, владевшей землями в западной оконечности Британии. Шестнадцатилетнего юношу похитили пираты, увезли за море, в Ирландию, и там продали в рабство.
– Его заставили пасти овец, – объяснил Мартин. – Он, бедняга, остался один-одинешенек, вдали от семьи, от родных, но веры в Бога не утратил.
– А его родные тоже были христианами? – спросил Петр.
– Да, его дед и отец приняли христианство. – Тут Мартин ухмыльнулся. – Скорее всего, чтобы налогов не платить.
По законам империи куриалам полагалось освобождение от налогов, если они принимали церковный сан, – именно по этой причине многие землевладельцы переходили в христианство. Петр невольно улыбнулся: откровенность собеседника вызывала доверие.
Патрик каждый день уходил в леса, где молился в одиночестве, и через шесть дней голос в ночном видении сказал юноше, что его ждет корабль, который увезет его домой.
– Так Патрик понял, что избран Господом, – продолжил Мартин. – Он оставил родной дом и уехал в Галлию, где стал монахом. А потом ему было второе видение: он должен был вернуться в Ирландию, чтобы обратить в христианство своих поработителей, языческих разбойников. Поначалу церковники не хотели отпускать Патрика и даже говорили, что он недостоин подобной миссии… Однако он настоял на своем, и его отправили в Ирландию. А я к нему завтра поеду.
С таким подходом к христианской вере Петр никогда прежде не сталкивался. Мартин поведал новому знакомцу о знаменитых монастырях Италии и Галлии, о епископах Мартине Турском и Германе Автисидорском, о монахе Ниниане, христианском проповеднике, основавшем первый монастырь в диких землях пиктов, на севере Британии. Петр с восхищением внимал рассказам о непоколебимости и храбрости святых, о совершаемых ими благочестивых деяниях и чудесах, о добровольно налагаемых на себя епитимиях, о власяницах, веригах и об изнурительном укрощении плоти…
– Эти люди – истинные служители Господа, – заключил Мартин. – Их дело мы продолжим в Ирландии.
Видя, что Петр сгорает от любопытства, монах рассказал ему о великих христианских мыслителях и философах, одним из которых был Августин, епископ Гиппонский, из Северной Африки.
– Знаешь, он в молодости тоже был язычником и прославился как замечательный ритор и наставник в италийских языческих школах – заметил Мартин. – Я еще в галльском монастыре переписал для себя его духовную биографию, называемую «Исповедь», и сегодня весь вечер ее читал.
– Там говорится о его святых деяниях? – спросил Петр.
– Это сейчас он ведет христианский образ жизни, – расхохотался монах. – А в юности… Ох, да ты сам можешь прочесть! Он сам говорит, что плотских утех не чурался, а со своей наложницей не расставался даже после обращения в христианство.
Юноша задумался. Похоже, Мартин готов был пойти на смерть за христианскую веру, но сам Петр не видел ничего героического в деяниях святых проповедников и признался в этом.
– Для тебя важен человек, а не Бог, – упрекнул его Мартин. – Однако человек грешен и несовершенен и благодатью проникается только после того, как обратит все свои мысли к Господу. Понимаешь, не важно, что мы с Патриком совершим в Ирландии. Важно то, что мы станем орудием Божьего промысла. Августин напоминает нам, что он, язычник, грешник и распутник, по воле Господа совершил великие деяния в Северной Африке. Прежде дух его пребывал в смятении, а сейчас утешился служением Богу.
Петр с удивлением отметил, что Мартин, его ровесник, не по годам серьезен и рассудителен.
– А сам ты тоже утешился? – спросил юноша.
– Да, – просто ответил монах.
Однако рассказ Мартина так и не развеял сомнений Петра. Юношу по-прежнему волновали судьбы Британии и Римской империи. Он вспомнил заброшенные термы в Акве-Сулис, пришедшие в запустение Венту и Кориний, неминуемое вторжение саксов и угрозу мирному существованию Сарума…
– Может быть, ты и утешился, а вот нашим владениям грозит страшная опасность, – сказал он. – Я хочу восстановить былую славу наших земель и утраченное величие Рима, его храмы, театры и термы…
– Рим, сияющий город на семи холмах… – улыбнулся Мартин. – Ты говоришь о цивилизации?
– Да.
Мартин понимающе кивнул:
– Даже Иероним, великий христианский богослов, не сдержал слез, узнав о падении Рима. Между прочим, недаром Блаженный Августин назвал свой основной труд «О граде Божьем». Для многих христиан Рим, град земной, является священным символом нерушимого града Божьего, вечного и сияющего как солнце во славу Господа. Сам посуди, друг мой, – пылко воскликнул монах, – ежели сейчас ты скорбишь о разрушении городов земных, то неужели останешься безразличным к судьбе града Божьего?!
Вдохновенные речи Мартина взволновали Петра, однако он с сомнением покачал головой.
Мартин ласково опустил руку на плечо юноши:
– Друг мой, ты хоть и язычник, но жаждешь познать истину. Я верую, что однажды Господь направит тебя и ты утешишься. А теперь пора на покой – завтра мы оба отправляемся в дорогу.
Петр с грустью признал, что ни в чем не находил успокоения: ни в материнской любви, ни в Сулицене, ни в тавроболии, ни в бурных страстях юности.
– А что повелел тебе Господь? – спросил он Мартина.
– То же, что и апостолу Петру, славное имя которого ты носишь, – ответил монах. – Паси овец Моих[10].
– Со мной Господь не говорит, – вздохнул юноша.
Мартин пристально посмотрел на него:
– А ты прислушайся. Иногда глас Божий тих.
До конца своей жизни Петр утверждал, что его обращение свершилось той же ночью. Перед рассветом юноше приснился сон.
Петр ехал верхом по взгорью, похожему на Сарумское. Вокруг паслись бесчисленные стада. Дорогу всаднику преградил белоснежный ягненок. «Петр, паси овец Моих», – изрек агнец и исчез. Чуть погодя над пустынными холмами снова прозвучало: «Паси овец Моих».
