– Элефтерия! – сразу, по своему обыкновению, выпалил Гиоргис. – Она умерла сегодня утром!
За прошедшие месяцы Гиоргис сблизился с супругами Вандулакис, и Мария отчетливо слышала печаль в голосе отца. Это было тем более грустно, что не прозвучало никаких предупреждений: Элефтерия ничем не болела, никогда не жаловалась на сердце, она умерла внезапно, как это случается со старыми людьми. Похороны состоялись через несколько дней, и лишь к концу прощания, когда Мария увидела свою маленькую племянницу, стоявшую между двумя дедушками, державшими ее за руки, вся суть ситуации дошла до нее. София нуждалась в матери.
Мария не могла избавиться от этой мысли. Она преследовала ее, прицепившись, как репей к шерстяной юбке. Малышке ведь всего три года от роду, и что с ней будет? А если Александрос тоже умрет? Он ведь по меньшей мере на десять лет старше Элефтерии, так что это вполне вероятно. А Гиоргису в одиночку ни за что не справиться с внучкой. Что касалось отца Софии, то, несмотря на всю снисходительность суда к нему, он все равно еще долго просидит в тюрьме, Софии к тому времени, когда он освободится, уже исполнится шестнадцать.
Они пили вино в полутемной гостиной Вандулакисов в Элунде, в комнате, которая словно нарочно была создана для траура, с ее неприветливыми портретами предков и массивной мебелью, и тут решение созрело окончательно. Но пока что не время было обсуждать его с кем бы то ни было, хотя Марии отчаянно хотелось им поделиться. Как будто сами стены нашептывали ей это, в то время как люди говорили тихими, сдержанными голосами, и лишь негромкое позвякивание бокалов нарушало строгую торжественность атмосферы. А Марии хотелось вскочить на стул и заявить о том, что она собиралась сделать, – но надо было подождать с час или около того, когда придет пора всем расходиться, и посоветоваться с Киритсисом. Не успели они дойти до машины, как Мария схватила мужа за руку.
– Послушай, я тут кое-что надумала, – выпалила она. – Насчет Софии.
А больше ей ничего и не нужно было говорить. Киритсис думал о том же самом и так же упорно.
– Я знаю, – ответил он. – Девочка потеряла уже двух матерей, и кто знает, как долго Александрос проживет после такого.
– Он так любил Элефтерию, был предан ей, а теперь он совершенно разбит. Я не представляю, как он будет жить без нее.
– Нам нужно все обдумать. Может, сейчас не слишком подходящий момент для того, чтобы предлагать свои услуги, но ведь и с дедом София вряд ли останется надолго. Так ведь?
– А почему бы нам не пойти к нему в ближайшие дни и не поговорить?
Уже через два дня, по телефону предупредив о своем визите, Мария и Николаос Киритсис снова очутились в гостиной Александроса Вандулакиса. Этот некогда статный мужчина как будто уменьшился в размерах после похорон, он теперь не в силах был высоко и горделиво держать голову.
– София уже легла спать, – заговорил он, налив всем вина из бутылки, стоявшей на буфете. – Иначе она бы вышла поздороваться с вами.
– Мы как раз о Софии и хотели поговорить, – начала Мария.
– Я так и подумал, – кивнул Вандулакис. – Только обсуждать тут нечего.
Мария побледнела. Возможно, они совершили ужасную ошибку, приехав сюда.
– Мы с Элефтерией говорили об этом несколько месяцев назад, – заговорил Вандулакис. – Мы думали о том, что будет с Софией, если один из нас умрет, хотя, конечно, мы предполагали, что первым буду я. И мы сошлись на том, что если кто-то из нас останется в одиночестве, то для нашей внучки будет лучше всего оказаться под опекой кого-нибудь помоложе.
Александрос Вандулакис много лет управлял огромным имением и привык командовать, но все равно супругов изумило то, как он владел ситуацией, принимая на себя ответственность. Им и говорить что-то было незачем.
– Наилучшим решением для Софии было бы перебраться к вам, – заявил Вандулакис, глядя на Марию и Киритсиса. – Вы об этом думали? Я знаю, Мария, что ты ее очень любишь, а поскольку ты ее тетя, то и по крови ты к ней ближе всех.
Несколько мгновений Мария пыталась что-то сказать, буквально онемев от ошеломления, но Киритсис тут же сумел найти нужные слова.
На следующий день, когда Киритсис вернулся с работы, они с Марией снова отправились в дом Вандулакиса – и начались приготовления к новому этапу в жизни Софии. К концу следующей недели она уже переехала в дом в Айос-Николаосе.
Поначалу Мария очень нервничала. В течение года после того, как она покинула Спиналонгу, Мария успела стать женой, а теперь вот, почти мгновенно, превратилась еще и в мать трехлетней девочки. Но бояться было нечего. София как бы сама взяла на себя инициативу, радостно окунувшись в жизнь с новыми родителями, которые были намного моложе и энергичнее, чем ее бабушка и дедушка. Несмотря на тяжелое начало ее жизни, девочка оказалась беспечным ребенком, она с удовольствием играла с другими детьми, жившими на их улице.
Киритсис тоже тревожился из-за того, что так внезапно стал родителем. И хотя среди его пациентов всегда были дети, опыт его общения с существами столь юными, как София, был весьма ограничен. Девочка поначалу тоже немного его опасалась, но потом обнаружила, что легко может вызвать улыбку на его серьезном лице. Киритсис полюбил Софию до безумия, и жена сурово бранила его за это.
– Ты ее балуешь! – жаловалась Мария, когда видела, что София буквально вьет из Николаоса веревки.
Когда София пошла в школу, Мария начала неполный день работать в аптеке при госпитале, и это отлично дополняло ее давнее занятие – лечение травами, которое она никогда не бросала. Раз в неделю Мария, после замужества научившаяся водить машину, отвозила Софию в родительский дом, к дедушке, и там они оставались ночевать в комнате, принадлежавшей Софии. На следующий день Мария с девочкой отправлялись в Плаку, повидать Гиоргиса. И почти каждый раз при этом встречались с Фотини, а София играла на берегу перед таверной с Маттеосом и Петросом, пока женщины рассказывали друг другу все подробности своей жизни.
Едва Софии исполнилось девять лет, умер Александрос Вандулакис. Он покинул этот мир тихо, во сне, предварительно он составил самое подробное завещание, разделив свое имение между двумя дочерьми и положив немалую сумму денег на специальный счет для Софии.
А еще три года спустя Гиоргис, после серьезного воспаления легких, оказался прикован к постели, и его перевезли в дом в Айос-Николаосе под опеку Марии. В течение двух следующих лет юная внучка каждый день по нескольку часов сидела у его кровати, играя с ним в триктрак. И как-то осенью, как раз перед тем, как София вернулась из школы, Гиоргис скончался.
Обе главные женщины его жизни отчаянно горевали. И единственным утешением для них послужило то, что на похороны Гиоргиса собралась огромная толпа. Его похоронили в Плаке, в деревне, где он провел почти всю свою жизнь. Церковь была переполнена сотнями деревенских, помнивших и любивших молчаливого рыбака, которому пришлось перенести так много тяжелого в жизни, но который никогда не жаловался.
Однажды холодным утром в начале следующего года супругам Киритсис было доставлено письмо с отпечатанным на машинке адресом, с маркой Ираклиона. Оно было адресовано «Опекунам Софии Вандулакис».
У Марии все перевернулось внутри, когда она увидела это имя. София даже не знала, что это ее настоящее имя и что ее родители ей не родные. Мария поспешно схватила письмо и спрятала в глубину одного из ящиков комода. Такое письмо могло прийти только из одного учреждения, и Марию переполнили тягостные предчувствия. Но она решила дождаться мужа и лишь тогда выяснить, имеют ли ее страхи под собой какое-то основание.
Николаос в тот день вернулся домой около десяти вечера – день в госпитале выдался тяжелым. София отправилась в постель часом раньше. Николаос с некоторой официальностью вскрыл конверт серебряным ножом для бумаг и достал из него лист плотной бумаги.
Тем, кого это может касаться…
Они сидели рядом на диване, их ноги соприкасались, и рука Николаоса слегка дрожала, когда он держал письмо так, чтобы оба они могли его прочитать.
Мы с сожалением сообщаем Вам, что Андреас Вандулакис скончался 7 января. Причиной смерти стала пневмония. Похороны состоятся 14 января. Просим подтвердить получение этого письма.
С уважением,
начальник тюрьмы Ираклиона.Несколько мгновений супруги молчали. Но они снова и снова перечитывали это холодное письмо. Андреас Вандулакис. Это имя всегда подразумевало богатство и прекрасное будущее. Трудно было поверить, даже после страшных событий последнего десятилетия, что жизнь столь привилегированного человека закончилась в холодной тюремной камере. Не говоря ни слова, Николаос встал, вложил письмо обратно в конверт и пересек комнату, чтобы запереть его в бюро. София ни в коем случае не могла найти его там.
