— Вах-хов, что ты со мной делаешь, Сейид-оглы? Зачем так? — с тяжелым вздохом пролепетал Аман.
— Я тебя еще раз предупреждаю — не вздумай с нами шутить. Каюм-сердар сразу же мне сообщит — отдал ты ему золото или нет. А себя спасай, как можешь…
Аман отправился в путь. И утром, после того как в Полторацке проревел деповский гудок, въехал в город и вскоре был на своем дворе. Рассчитал точно: брат с женой на службе, все дети в школе. Мать доит козу. Отец один встретил. Улыбнулся, крикнул старухе:
— Мать, Аман вернулся, слава аллаху!
— Пусть зайдет поест с дороги, — отозвалась она.
— Сейчас, не спешите. Всему свое время, — сказал Аман. — Дайте сначала в свой дом заглянуть.
Привязав скакуна, он направился к своей мазанке и увидел на веранде нескольких женщин. Они сидели на полу, держа на коленях книги. Галия тоже была с книгой.
— Эй, женушка, ты чего там?
— Аман, я женщин грамоте обучаю. Я видела, как ты приехал, но не успела тебя встретить! — весело сказала она. — Благополучно ли съездил?
— Да, ханум, кажется, благополучно, — неуверенно отозвался Аман. — Ну, ладно, ты занимайся своими делами — потом поговорим.
Аман торопливо вошел в свою комнату, поискал глазами — во что бы отсыпать золота из мешочка, ничего подходящего не нашел, и отсыпал в кружку. Спрятал кружку в сундук и направился к отцу.
Старик поджидал его на айване. Все это время, пока Аман ставил коня и разговаривал с женой, Каюм-сердар внимательно следил за сыном, опершись на клюку и положив на руки бороду. Следил, словно старый беркут за петляющей лисицей.
— Чего застрял-то? — спросил он, ехидно посмеиваясь, когда сын поднялся на айван.
— А куда спешить, отец! Дело, слава аллаху, сделано.
— Золото где? — сузив глаза, строже спросил отец.
Аман даже вздрогнул от неожиданности: откуда отцу известно о золоте? Неужели он заранее договорился с Сейид-оглы?
— Отец, ты откуда знаешь?
— Давай сюда золото, — властно потребовал Каюм-сердар. — Я все знаю.
— Вот оно, — упавшим голосом произнес Аман. — Затем и шел к тебе, чтобы отдать.
— Почему мешочек не полный? — тотчас спросил Каюм-сердар. — Ночью у меня был человек, от Сейида-оглы, сказал — мешочек полный, под самую завязку. В нем на десять тысяч туманов золота, а ты даешь мне половину. Где остальное?!
— Зачем тебе так много? — заартачился Аман. — Ты совсем старый. В могилу ведь не возьмешь с собой богатство.
— Не твоего ума дело! Принеси, что взял.
— Что ж, принесу. — Аман спрыгнул с айвана и скоро вернулся с небольшой эмалированной кружкой. — На, возьми.
— Ратху ни слова, — строго предупредил Каюм-сердар. — Если он узнает, то и меня, и тебя в Сибирь сошлют. Ты меня слышишь?
— Слышу, будьте вы все прокляты!
Аман с обидой удалился и, войдя в свою комнату, лег на ковер. Лицо прикрыл подушкой. «Сколько же подлостей всяких в мире, — с досадой подумал Аман. — Не пойти ли, да рассказать обо всем, как оно было? Если ничего не скрыть, то все закончится тем, что золото у отца отберут… А я не виноват, что отец до сих пор не развязался с басмачами. Я ехал к чабанам с чистыми намерениями — отдать отцовских овец Советской власти. Вот только жалко — «кошчинцев» басмачи убьют. Да и отца могут посадить…» Аман тяжко вздыхал, не зная, как ему поступить, и пролежал до тех пор, пока не вернулся с работы Ратх. Услышав во дворе его голос, Аман вышел.
— Здравствуй, младшенький. Вот, вернулся я.
— Здравствуй, Аман, с приездом. Все ли прошла благополучно? Сдал овец?
— Нет, Ратх-джан, — упавшим голосом произнес Аман. — Налетел со своими Сейид-оглы: «кошчинцев» они связали, овец угнали на дальние колодцы. Меня Сейид-оглы не тронул. Поезжай, — сказал, — домой и моли аллаха, что родился сыном Каюм-сердара.
— «Кошчинцев», говоришь, связали? Овец угнали? — Ратх начал застегивать пуговицы на рубашке. — Но ты-то не виноват? Ты не способствовал басмачам?
— Что ты, Ратх! О чем ты говоришь!
— Вот что, Аман, давай побыстрее пойдем и заявим, куда следует. Давай, давай — иначе будет поздно. Промедление смерти подобно. Шайку Сейид-оглы еще можно догнать, и овец отбить.
Слушая Амана, председатель ячейки «Кошчи» Артык смотрел сосредоточенно в окно, но по спине, по тому, как она то напрягалась, то вздрагивала, легко угадывалось настроение башлыка. Наконец, он «опустил поводья», дал выход своим натянутым нервам:
— Пропади все на свете, я знал, что именно так и получится! На сходке в Куня-Кала мы вслух говорили об отарах вашего отца, а богачи это наматывали себе на ус, и в первую очередь сам Каюм-сердар! Я не сомневаюсь, что ваш отец предупредил басмачей, чтобы спасли его отары.
Ратх сидел за столом, расстроено смотрел на свои, сжатые кулаки, и постукивал ими по столу.
— Ты, конечно, прав, Артык, — согласился он. — Только мне непонятно: если этому научил басмачей мой отец, то зачем ему понадобилось ждать, пока приедет на урочище Аман с добротрядовцами? Ведь они могли угнать овец подальше, в пески, не дожидаясь Амана.
— Этого и мне не понять. Но чувствую, без Каюм-сердара дело не обошлось.
Аман глуповато, как невинный ребенок, смотрел то на Ратха, то на председателя «Кошчи» и тоже, казалось, бился над решением этой загадки. Но Аман все давно понял: курбаши Сейид-оглы специально дождался Амана, чтобы именно через него передать золото. Другому можно и не доверить, а этот никуда не денется. Да и не только в этом дело. Курбаши просто-напросто затянул Амана в преступное дело, чтобы далеко не уходил сын Каюм-сердара от «святых» исламских дел.
— Ну, что будем делать, товарищ Каюмов? — устало спросил Артык. Решай сам — ты инструктор ЦК, а я всего лишь председатель бедняцкой ячейки. Как скажешь, так и будет. Скажешь — «замнем дело», — замнем. Я ведь тоже виноват: дал в охрану Аману всего трех джигитов. Надо бы весь отряд послать, тогда бы беды не случилось.
— Конечно, Артык! — обрадовался Аман и даже сделал шаг навстречу, к стоящему у окна председателю.
Ратх распрямился, встал из-за стола:
— Спасибо, Артык, но это дело не семейное. Придется начать следствие. Вызови милицию и составь протокол.
— Ратх, да ты что?! — бросился Аман к брату. — Ты в своем уме? Неужели ты считаешь, что я…
— Ничего я не считаю. Я только знаю, что все должно быть по закону, пригласи милицию и поручи дело следователю. Если понадоблюсь следователю я, — пусть позвонит мне. У меня все — я пошел.
Аман не вернулся домой ни к вечеру, ни на другой день. Каюм-сердар исподволь приглядывался к суете домашних и догадывался — не все сладилось, как надо. Не выдержав, зашел в комнату Ратха. Окинув взглядом обстановку — кровать, шкаф с книгами, стол, поморщился. Ратх подал отцу стул. Тот неохотно, с усмешкой сел и зажал тяжелую инкрустированную трость между колен.
— Что-то Амана долго нет, — сказал с плохо скрытой тревогой. — Ты не знаешь, где он?
Ратх на мгновенье задумался — говорить или не надо, и решил вести разговор начистоту.
— Аман не уберег твоих овец. Басмачи узнали о том, что мы решили сдать твои отары союзу «Кошчи» и опередили нас. Они налетели и угнали овец в пески. Аману придется отвечать за пропавшие отары. Он в милиции.
Каюм-сердар растерялся. Вздрогнул, привстал, снова сел. Заговорил с мрачной обидой.
— Отары мои. Почему Аман за них должен отвечать? Я не требую, чтобы с него спрашивали за пропажу. Я наживал свое богатство пятьдесят лет, а вы захотели обогатиться за мой счет в один день. Это не по-людски. Видит аллах — вы первые грабители? Как можно назвать бандитами тех, которые угнали моих овец подальше от глаз грабителей?! — раскипятился старик.
— Отец, не надо жалких слов, — упрекнул его Ратх. — Ты же знаешь, что держать две отары в то время как тысячи бедняков едва ли имеют хотя бы по одной овце, — это в высшей степени бесчестно.
— Не я один владею отарами! — возмутился Каюм-сердар. — Много таких, как я!
— Да, конечно… Но все эти «многие», как и ты, сдадут своих овец беднякам — такова истина жизни. Ты упорствуешь, отец, и еще больше наводишь меня на подозрение, что сам велел Сейиду-оглы угнать овец на дальние колодцы. Если это так, то и тебе придется отвечать перед законам. Вы сговорились с Аманом, я чувствую это!
— Замолчи, щенок! — ожесточился Каюм-сердар. — Я сейчас думаю не о том. И тебя не должно интересовать — «один или вдвоем». Надо подумать, как спасти Амана. Иди к Атабаеву и попроси, чтобы освободил твоего брата. Скажи ему, что меня обидели — овец угнали, да еще родного сына в милицию забрали.
— Бесполезный разговор, — сухо отозвался Ратх. — Никуда я не пойду и ходатайствовать не буду. Пусть все решится по закону.
— Харам-зада, — выругался Каюм-сердар. — Искривили тебе мозги большевики — против родного отца идешь.
