- Руководству виднее, Кирилл Алексеич. Здесь, видно, требуется мужская рука.
- Рука потяжелей, что ли? Которая не дрогнет? - Он поморщился. - Видите, я опять спрашиваю… Допустим, мы заслушаем эти магнитофонные записи на партбюро… Раз уж взяли их на свою голову… - Он вернулся к портфелю, открыл один замок…
Тут позвонил внутренний телефон и сказал грудным голосом Эммы Павловны:
- Кирилл Алексеич! Милости просим подняться в буфет…
- Зачем в буфет?
- Ну, все вам просят… тут у нас маленькое мероприятие…
Лицо Ольги Денисовны выразило осведомленность.
- Пойдемте, пойдемте, - сказала она. - Это дело такое - нельзя обидеть людей…
- Хорошо, - ответил он в трубку, недоумевая.
И вон они поднялись туда.
Так и есть - сдвинуто несколько столов, накрыто на двенадцать персон или вроде того; преподаватель электротехники буйнокурчавый Костя Мишин открывает бутылки.
- Просим, просим, - оживились учителя, стоявшие группками.
- А что такое, граждане? - спросил Назаров. - Сегодня на моем календаре ничего такого красного…
- Опечатка там! Врем ваш календарь и не краснеет! Сегодня "День директора", - весело разъяснила учительница французского, гибкая брюнетка в серебристом платье.
- Кирилл Алексеич, это нормальная операция по сближению с начальством, - говорил, работая штопором, Константин Мишин. - У Симонова, помните? "Без глотка, товарищ, песню не заваришь"!
- Ну надо же отметить ваше назначение, - подхватила Эмма Павловна. - Чтоб все по-людски было, по-русски… Садитесь, где вам больше улыбается.
Марины не было здесь.
- Спасибо, товарищи. А кто инициатор?
- Так мы вам и сознались, - исподлобья глянула на него Эмма Павловна. Куда подевалась ее раздражительность, где следы той изнурительной борьбы, что вела она на уроке? Цветущая женщина во власти вдохновения, хозяйка стола…
Назаров оказался между Ольгой Денисовной и Алиной, которая сразу приняла на себя заботы об его тарелке.
- Все вооружились? Первое слово беру себе, - заявил Мишин. Но одновременно встал физик Сумароков, худой, неизменно корректный:
- Уступите его мне, Костя, - тихо попросил он, и тот безропотно сел.
- Простите, Кирилл Алексеич, мой тост не за вас. Мне кажется естественным и необходимым сказать сейчас, здесь о Серафиме Осиповне. Сколько лет она была хозяйкой этой школы? Тридцать два? Тридцать три? Но стаж еще не заслуга, стаж и опыт часто бывают щитом, за которым косность. У нее было не так… Без Серафимы Осиповны моя личная судьба имела бы совсем другую траекторию: я не остался бы здесь, я тяготился школой… В особенности презирал девчонок, считал, что они и физика - две вещи несовместимые. И вообще разделял печально известное мнение, что когда нету дороги, идут в педагоги… Но была Серафима Осиповна, которая почему-то швыряла в корзину мои заявления об уходе. Она просила дотянуть до лета. И позаниматься отдельно с какой-нибудь бледненькой девочкой. И провести олимпиаду. И открыть кружок радиолюбителей. Я скрепя сердце соглашался, потом увлекался, а осенью все начиналось снова.
"Они разбили мне амперметр, - страдал я, - они дикари!" - "Они сами смастерят тебе новый, - говорила она, - если вы друзья, конечно… А если нет, - бог с ним, с амперметром, это из твоих убытков наименьший… " Не знаю, возможно, у нее, как у директора, были свои упущения… нет, даже обязательно были! Возможно, Кириллу Алексеичу не все у нас нравится… Но учителем она была настоящим! А теперь в ее глазах потух свет…
Я, естественник, отказываюсь понимать природу в данном случае, - слишком несправедливо… Давайте, что ли, протелепатируем в Одессу: поправляйтесь, Серафима Осиповна, желаем вам света…
Ни с кем не чокнувшись, физик глотнул из граненого стакана.
- Постойте!
Назаров услышал голос Марины; она незаметно возникла за стулом физика.
- Три года работаю и все три года боюсь вас! А вы, оказывается, золотко…
Она чокнулась с Сумароковым и села на дальнем от Назарова конце стола.
- За "бабу Симу", товарищи! Все у нее будет хорошо, филатовцы чудеса делают, - снова зашумел курчавый тамада: он не выносил минора. - А теперь - слово о новом шефе! Не знаю, как вы, товарищи, а я очень боялся, что нам назначат какого-нибудь… замухрышку. Что, не так сказал? Сказал, как думал! И то, что поставили крупного человека - это подарок! Кирилл Алексеич, товарищи, после политработы в армии и в комсомоле согласился на наши, более скромные, масштабы. Не скрою, Кирилл Алексеич, были у нас такие разговорчики, что школой руководить может только учитель со стажем, знающий это дело изнутри и так далее… Но я думаю, что не боги горшки обжигают и что если человек в тех масштабах управлялся, то здесь он управится за милую душу. Как говорится, одной левой! А вы, Марина Максимовна, подождите смеяться, я не кончил. Теперь, - такая вещь, как связи. Про товарища Назарова шептать по углам не надо: у него, мол, большие связи и где-то наверху "рука"… У него не "рука" - у него личный авторитет в городских инстанциях! И конечно, для школы это сыграет свою немаленькую роль… потому что, сами понимаете, не в вакууме живем… ну вот, опять, Марина Максимовна! Чего вы смеетесь?
- От удовольствия, Костя!
- Да? Ну тогда ладно… Но вы меня сбили - у меня главное в конце было… - Он пошел под общий смех чокаться с Назаровым:
- Или вы и так все поняли?
- Понял, понял, благодарю…
- Костя, дайте слово для ответа Кириллу Алексеичу! - требовала француженка.
- Я повременю, если можно, - сказал Назаров.
Юля и Майданов находились в это время в комнатушке под названием "Радиоузел". Здесь полно металлического хлама на шатком столе, проволочек, лампочек… Юля, теперь уже полностью информированная обо всем, карябает стол отверткой, и лицо у нее заплаканное, жалкое, горестно-некрасивое.
- Нет, ты мне объясни, - требует она, морща лоб. - Я знаю, что бывает предательство, читала… Но чтобы собственная мама? Это же дикость какая-то…
- Значит, насолила ты ей, - объяснил Майданов не мудрствуя. - Чем и как, сама знаешь… Слушай, она не работает?
Юля мотнула головой.
- Ну вот. Сидит дома, скучает…
- Теперь она еще не так заскучает! Мне бы угол любой и хотя бы пятьдесят рэ в месяц! Как это сделать? Как?!
Надо было отвлечь ее, тут годилась любая чепуха, и он сказал:
- Пятьдесят рэ… На тигрицу в зоопарке - и то больше идет. А ей ни платьев, ни сапожек не требуется, ни колготок…
- Если не знаешь, что говорить, молчи! - двумя кулаками сразу Юля треснула его и расплакалась снова. Он неловко гладил ее по голове…
- Слово Кириллу Алексеичу! - опять воскликнул женский голос.
- Товарищи, ну дайте человеку покушать спокойно, - заступилась за него Эмма Павловна. - Это вам не педсовет… Вот, ей-богу, Кирилл Алексеич, я дома с удовольствием всех принимаю, я это люблю… пироги мне удаются, кто из наших пробовал - все в восторге. Но нет смысла возиться - потому что сойдутся и сразу начнут "о родном заводе"…
- Но это же понятно, Эмма Павловна! - сказала Марина. - Здесь просто не получается - выключить станок и уйти…
Учительница французского застучала вилкой по стакану:
- Перегибаешь, Маринка! Оставь нам времечко на личную жизнь!
- Вот именно! Только эти фанатики могут так рассуждать, - обиженно добавила Эмма Павловна. - Класс вместо семьи, что ли?
- Перегибаю, согласна, - потухла Марина. - Это у всех по-разному.
Ощутилась неловкость. Осторожно, даже ласково высказалась Ольга Денисовна:
- Ну что же, это можно понять: личная жизнь учителя и внеклассная работа - совпадают. только вот содержание этой работы…
- Что?
- Таинственно! Поделились бы с нами опытом, Мариночка, - это же всем интересно… Считается, что ключ к 10 "Б" только у вас!
- Ну, это не так… И потом, этот ключ, если он существует, ребята дают сами. Кому и когда хотят. И конечно, без права передачи посторонним…
- Товарищи! - уловив напряженность, встал Константин Мишин. - Я притащу музыку, а? Сейчас она будет в самый раз!
И, посчитав молчание знаком согласия, он исчез.
- Так мы вас слушаем, Мариночка, - мягко напомнила Ольга Денисовна. - Про ключ - это очень образно, мы оценили… А внеклассная работа?
- Ольга Денисовна! Да это и не работа вовсе… это общение.
- Тем более. Почему-то по вечерам. Почему-то не со всеми, а с какими-то избранными…
- А кто к вам ходит, Марина Максимовна? - страшно заинтересовалась Алина. - Алеша Смородин, да? Еще кто? Адамян?
- Не вспоминайте при мне эту фамилию… - вздрогнув, попросила Эмма Павловна. - Сегодня я его вышибла в присутствии Кирилла Алексеича!
- Адамяна Евгения? - переспросил физик. - Удивлен. Я ему симпатизирую.
- Дело не в симпатиях, - сухо заметила Ольга Денисовна. - А вообще выдворение из класса - это капитуляция перед учеником, есть прямая инструкция на этот счет. И давайте не говорить все сразу…
