Когда Сэм. последовал его совету, Галахад продолжил:
— Вы гадаете, моя дорогая, как я все узнал. Очень просто. Зашел к Биджу, а этот Ивенс говорит там по телефону. Ход его мысли несложен. Сэм дал ему з глаз. Правильно это было или нет, Ивенс боится повторения. По-видимому, он хочет, чтобы первым в сарай сунулся помощник, пусть уж ему дают в глаз. Кстати, о глазах: порадуйте Сэма, снимите эту пакость.
— Вам не нравятся мои очки?
— Конечно.
— Вот и ему тоже. Он сказал, что я — инопланетное чудище.
— Льстит. Гораздо страшнее. Бросьте и попрыгайте на них.
— Хорошо, — отвечала Сэнди, бросила и попрыгала.
— А теперь, — сказал Галли, обозрев останки, — взгляните налево. Ивенс и его ассистент рыщут, как мидяне в гимне. Разговаривать буду я. «Пеликан» считал аксиомой, что лучший парламентарий — Галахад Трипвуд. Беседа с полицейским требует особой деликатности. Добро пожаловать, господа. Добро пожаловать в наш замок.
Портрет констебля Ивенса уже был, и нам оставалось бы живописать констебля Моргана, если бы они не походили друг на друга, и так, что всякому казалось, что у него в глазах двоится. Правда, у Ивенса был большой темный синяк.
— Приятно погулять после грозы, — заметил Гапли. — Отдыхаете? Выбрались на природу? Лютики, ромашки…
Констебль Ивенс ответил, что они не гуляют и не отдыхают. У них ордер на арест. Галли поднял брови.
— Неужели свинья моего брата?
— Нет, сэр, — отвечал Ивенс. — Субъект, похитивший часы и оскорбивший при исполнении.
— Вам известно, где он?
— Здесь, в сарае.
Галли поправил монокль.
— Вот здесь?
— Да, сэр.
— В этом сарае?
— Да, сэр.
— Нет, в этом самом?
— Да, сэр.
Галли покачал головой.
— Вы ошибаетесь, мой друг. Мы заглядывали в щель, там пусто. Конечно, не совсем — есть тачка, два-три горшка, насколько я помню — умерший грызун, но злодеев — нету. Почему вы решили, что он там?
— Я его сам запер.
— В сарай?
— Да, сэр.
— Может быть, не в этот?
— В этот, сэр.
— Очень странно. Он не карлик?
— Нет, сэр.
— А то мог залезть в горшок. Да, странно, странно… Дверь заперта, другой — нет. Такие вещи делал Гудини. Он, часом, не факир? Дематериализовался, знаете, а еще где-нибудь — собрался. Но вряд ли, вряд ли. По-видимому, нам этого не разгадать.
Гранитное лицо констебля Ивенса стало темно-багровым. С быстротой, которой не превзошла бы сама леди Гермиона, он догадался, что виноват мистер Трипвуд, но не смел выразить своих убеждений. Почтение к Бландингскому замку жило в нем со школьных лет. Оставалось сказать «Хо!», что он и сделал. Констебль Морган, человек глубокий и сдержанный, промолчал, а Галли, сопоставив загадочное событие с тайной Железной маски или «Марии-Целесты», направился к замку вместе с Сэнди. Констебли тоскливо глядели, как он удаляется.
— Мне тяжело, — сказал он Сэнди. — Мне жалко Ивенса и его молчаливого безымянного друга. Я знавал многих констеблей, и все мне говорили, что нет ничего противней открытия, что преступник исчез. Чувство такое, словно ты схватил рождественский чулок, а там пусто. Однако испытания посылаются нам, чтобы мы стали духовней. Но хватит. Насколько я понял, вы с Сэмом помирились. Да?
— Да.
— Прекрасно. Что это сказал поэт про примирение влюбленных?
— Не знаю.
— Равно как и я. Уж что-нибудь сказал. Вы счастливы?
— Витаю в облаках.
— Хорошая вещь любовь.
— Куда уж лучше! Вы влюблялись?
— Непрестанно.
— Нет, по-настоящему. Хотели вы жениться? Любили кого-то больше всего на свете?
— Да, — резковато ответил Галли. — Ничего не вышло.
— А что случилось?
— Отец был против. Она была, как говорится, певичка. Долли Хендерсон. В общем, он топнул ногой. Орали, кричали, может — он меня и проклял, но уж точно отправил в Африку, а она вышла замуж. За такого Коттерли, из ирландской гвардии.
— Бедный Галли!
— Да, мне было худо. Но Сэма никто ни в какую Африку не отправит. Кстати, вы сказали, что согласны на этот синдикат?
— Еще бы!
— Молодец. Не пожалеете.
— Знаю. Он послезавтра женится. В регистратуре.
— Быть не может!
— Сам сказал. Конечно, по секрету.
— Как иначе! Хотя Кларенсу я бы сообщил, что тарарама не будет.
— А что?
— Очень боится. Речь, знаете, а главное — цилиндр. Терпеть их не может. Поистине, на вкус, на цвет… Лично я очень их люблю, особенно серые. Бывало, трясусь, как листик, должен букмекеру, а надень мне серый цилиндр — готов к любой беседе. Вероятно, — прибавил он, ибо они входили в дом, — вы отправитесь на поиски Сэма?
— Да, да.
— Приласкайте его. Он какой-то нервный, печальный. А я пойду к брату. Люблю с ним поговорить.
3Направляясь к кабинету лорда Эмсворта, Галл и мурлыкал припев одной из песенок, которые пела Долли Хендерсон, и удивлялся тому, что через тридцать лет задыхается, когда о ней думает. Вообще-то, конечно, все обошлось как нельзя лучше — такой хорошей девушке было бы с ним очень трудно. Галли не заблуждался на свой счет. Сестры его, Констанс, Джулия, Дора и Гермиона, часто бранили его, и были правы. Да, он приветлив, он легко завяжет дружбу и вроде бы никого не обидел, но такой муж не подарок. Те, кто знал Долли и Джека, говорили, что они счастливы; чего же горевать?
Однако непрестанные обручения и свадьбы поневоле вгоняли в тоску. Типтон женится на Веронике, Сэм — на Сэнди, Уилфрид, судя по слухам, — на могучей девице. Он вздрогнул. А что, если Кларенс зазевался? Эта Дафна его съест. Такие вещи заразны, лиха беда начало.
Тревожная мысль трепетала в его мозгу, когда дверь отворилась, из нее вышла дама Дафна. Она уплыла по коридору, он — встревоженно вбежал в комнату.
— А, Галахад! — сказал лорд Эмсворт поверх книги о свиньях. — Я надеялся, что ты зайдешь. Случилась очень странная вещь.
— Ты с ума сошел! — сказал Галли. — Разве ты забыл мои советы?
— Да, — признался забывчивый граф. — А что ты советовал?
— Никогда и ни в коем случае не оставаться вдвоем с этой мымрой. Двадцать лет назад тебя спасла фамильная удача. Как ты можешь, как ты только?..
— Дорогой мой, что же мне делать? Она сюда пришла. Нельзя же ее выгнать?
— О чем вы говорили?
— О том, о сем.
— Вспоминали добрые старые дни?
— Вроде бы нет.
— Тогда о чем же?
Лорд Эмсворт порылся в своей утлой памяти, но ничего не нашел.
— Стихи читал? — не унимался Галли.
— Нет, не думаю. Она говорила о каком-то… э-э… а-а… Олсопе. Ты его знаешь?
— Как и ты. Это наш племянник.
— Правда?
— Не веришь, посмотри у Дебрета. Уилфрид, сын и наследник маркиза Олсопа. Что же она говорила?
— Если я правильно понял, она не возьмет его в свою школу. Ей не понравилось, что он напился.
— Напился? — Галли был удивлен. Даже в «Пеликане» очень редко пили в такое время дня. — То есть надрался? Насосался?
— Она говорит, напился. Кажется, ее сын… как его?..
— Хаксли.
— Да, да, Хаксли. Он шел в свою комнату, а твой Уилфрид распевал пьяные песни. Вчера он тоже пил, у ее домика. Мать, то есть эта дама, не хочет брать его в школу. Знаешь, я ее не осуждаю. Она боялась, что осуждаю, а я вот — нет и нет. Если бы я был директоршей, я бы не брал пьяных музыкантов. Очень плохой пример.
— И это все? Больше ни о чем не говорили?
— Ну, немного о свиньях. Она их очень любит. Я даже удивился.
Галли громко воззвал к своему Создателю.
— Кларенс, — сказал он, — гони ее и поскорей, а то непременно влипнешь. Буквально как у Булки Бенджера! Эта его девица начала с гольфа, она очень хороший игрок — и пожалуйста, «О руки бледные…». Хватай ее за шкирку, вышвыривай, она к тебе подкатывается.
— Какой ужас!
— Я и стараюсь тебя напугать. Что ж, очень хорошо. Ты предупрежден. — И Галли вышел, явно показывая, что умывает руки.
Закрыв за собой дверь, он вспомнил, что в начале беседы Кларенс сказал что-то интересное. Где-то что-то случилось. Он приоткрыл дверь и заглянул в комнату.
— Что ты хотел сказать? — спросил он.
— Э?
— Какая странная вещь?
— А?
— Возьми себя в руки, Кларенс. Припомни, ты сам говорил.
— А! — оживился лорд Эмсворт. — Искал, понимаешь, отчет свиноводческих обществ, твоя мисс Каллендер вечно все убирает, куда-то его сунула… да, так я искал, вижу — конверт. Я его открыл, а там другой, надписано: «Типтону Плимсолу». Ничего не понимаю! Я не Плимсол. Позвал твою мисс, попросил ему передать.
1Конечно, Сэнди хотелось встретиться с Сэмом в бильярдной или в ином святилище, но сперва она зашла в свою рабочую комнатку. Она не любила даром получать жалованье. Именно этот недостаток и раздражал лорда Эмсворта. Идеальный секретарь, думал он, завтракает в постели, дремлет в кресле, играет в гольф и так далее.
