– Сделаем, – мрачно согласился Мухтаров. – Расстрелять придётся, сволочей, другим для острастки.
– Это уже дело судебных органов.
– И откуда у нас столько этой дряни берётся? – поморщился Уртабаев. – Можно подумать, со всего Союза понаехали.
– Хлопковая независимость, да ещё граница под боком, – как не понаехать? У всех ведь один расчёт: навредил, а потом сиганул через Пяндж, и поминай, как звали. Раньше это ещё выходило, а теперь – шутишь!.. Вот. Это одно дело… – Синицын налил стакан воды и выпил залпом.
– А что, есть ещё что-нибудь? – насторожился Мухтаров.
– Есть и другое. Агитация идёт большая среди переселенцев, особенно тут, в районе Ката-Тага. Говорят, гора сядет и вода затопит всю низину. Киргизы уходить собираются.
– Что я тебе говорил? – кивнул Мухтарову Уртабаев.
– Народ настолько запуган этой постоянной агитацией, что, боюсь, самый незначительный обвал может вызвать общую панику, и переселенцы у нас разбегутся. Вот будет номер! Ты не думаешь, Саид?
– Нет. То есть, как это… Киргизы, по-моему, разбегутся так или иначе, независимо от обвала. А дарвазцы, если им только создать сносные условия, – не разбегутся. Они у себя в горах не такие обвалы видели. Каждый год, после силей, им приходится чуть ли не заново налаживать свои ирригационные сооружения. Это прирождённые ирригаторы и сызмала привыкли бороться с водой. А вода у них горная, свирепая. Если б ты видел их арыки, проведённые по совершенно отвесным карнизам, где и человеку-то не пройти! Это прямо чудеса ирригационной техники! Да, впрочем, ты ведь работал на Памире.
– Да, в своей области это исключительные мастера.
– Я всегда говорю, – загорелся Уртабаев. – При их практическом опыте, переходящем от отца к сыну, дать им технические знания, – можно создать кадры лучших гидротехников и ирригаторов на весь Союз. Если они здесь акклиматизируются, можно быть совершенно спокойными за сохранность и безукоризненное содержание всей сети. С незначительными размывами и просадками они справятся великолепно сами.
– Если акклиматизируются и не дадут сбить себя с толку… – озабоченно подтвердил Синицын. – Слухи ходят самые невероятные. Говорят, вся вода в землю уйдёт и никакого орошения не будет, – как была сухая земля, так и останется. Есть, мол, какое-то подпочвенное русло, куда вся вода и уйдёт…
– А знаешь, ведь эту теорию развивал здесь один московский профессор, – заметил Уртабаев. – Выдвигал гипотезу, что потому именно и высохло древнее орошение.
– Вот в прошлом году разные дураки свои гипотезы здесь сеяли, а сейчас они нам ягодки дают. Особенно упорно распространяют всякие бредни насчёт войны. Дескать, англичане, не сегодня-завтра, войну нам объявят за то, что мы своим хлебом все рынки забросали. Своеобразное преломление небылиц о советском демпинге. В общем, агитация это не новость. Новость – то, что мы нащупали, откуда она исходит. А исходит она главным образом от нескольких рабочих, завербованных из местных колхозов, точнее – из «Красного Октября» и из «Красного пахаря». Насчёт «Красного пахаря»: работал у нас тут на стротельстве один комсомолец, Урунов. Папаша его как раз член этого колхоза. Так вот, этот папаша прислал к нему на днях парламентёра. Увещевает сына немедленно бросить строительство и комсомол и возвратиться, пока не поздно, домой. Дескать, до первого полива всех комсомольцев вырежут. В связи со слухами о басмачах и прочем это уже пахнет небольшой байской заворошкой. Мы решили отпустить Урунова в этот колхоз. Приедет, как раскаявшийся блудный сын, в лоно родительского дома, а там пронюхает, кто всем этим заправляет, и поведёт на месте, в кишлаке, разъяснительную работу… Это к твоему сведению, Мухтаров. Если будешь перетряхивать этот колхоз, так и знай: Урунов никакой не беглый комсомолец, а наш парень. Комаренко об этом деле знает.
– Хоп! А кто у вас там из «Красного Октября»?
– Из «Красного Октября» работают у нас четыре человека. Два хороших рабочих, ударники. А два: Азиз Рахманов и Махмуд Камаров, – явные байские подголоски, только и делают, что занимаются агитацией. Очевидно, с этой целью и поступили на строительство. Мы их пока не трогаем, чтобы не потревожить головку. «Красный Октябрь» дал нам уже в прошлом году одного Ходжиярова. Надо полагать, тут мы имеем дело с орудующей по всем правилам, разветвлённой байской организацией, связанной через Ходжиярова с Афганистаном и рассчитывающей, очевидно, в этом году на очередной басмаческий налёт.
– Это я всё знаю, – кивнул головой Мухтаров. – Вот про твоего Урунова не знал. Это интересный факт.
– Знаешь, тем лучше. В общем, гляди в оба! Нам твоими колхозами заниматься некогда, с нас своей возни хватит. Урунова я послал в порядке исключения. Договаривайся с Комаренко и ликвидируй всю эту заворошку поскорее, а то на строительстве это плохо отражается. Распугают переселенцев, и вся наша работа пойдёт прахом. Хоп! Я поехал. Пока!
– Подожди, я тоже поеду. Подбросишь меня на второй участок, – поднялся Уртабаев. – Ты как, Мухтаров, едешь или остаёшься?
– Останусь. Пойду проведать дарвазцев. Надо же посмотреть, как это переселенстроевские посёлки обваливаются. Завтра придётся вызвать сюда следователя.
Мухтаров, меланхолически посвистывая, вышел во двор.
Посевная прошла по скатам гор без тракторного клекота, скрипом тугого ярма и монотонной песней погонщика нарушая накалённую тишину. С серебряных лемехов, по крутым склонам, шурша, потекли вниз чёрные сыпучие ручьи, и быки грозно брели вброд, увязая в земле по бабки.
В колхозе «Красный Октябрь» вспашка близилась к концу. Допахивали последние клинья косо вздыбленной богары. Вечером усталые быки и люди медленно спускались с гор, гремя опрокинутыми плугами. Из глиняных крыш кишлака выбегали в небо прямые жала дыма. В жильях варили шурпу.
Тогда в хону к Кари Абдусаторову зашёл Рахимшах Олимов.
– Салям алейкум!
– Алейкум салям! – вытер ладонью рот Кари.
Спугнутые женщины, заслонив лицо, бесшумно скрылись на свою половину. Олимов, не дожидаясь приглашения, опустился на палас и, отломив кусок лепёшки, окунул в миску с шурпой.
– Завтра сеем, – сказал он, отправив в рот размоченную лепешку, не то констатируя факт, не то справляясь у Кари.
Кари молча кивнул головой.
– Из района ругаются. С севом, говорят, опоздали, – заметил он, отхлебнув несколько глотков. – Надо торопиться.
Олимов понимающе проглотил второй кусок.
– Много ругаются! – поддакнул он осведомлённо. – Газеты читал?
Кари отрицательно мотнул головой. Он был неграмотен, и Рахимшах знал об этом великолепно.
– Что пишут в газетах? – спросил Кари с тревогой. Слово «газета» внушало ему всегда смутное опасение.
Олимов окунул в суп остаток лепёшки.
– Пишут, что некоторые колхозы засеяли на лучшей земле хлеб, а худшую отвели под хлопок.
– Ну? – насторожился Кари.
– Очень ругаются. Пишут, что только враги советской власти могут так делать. Говорят, будут проверять посевы во всех колхозах и где найдут, что на лучшей земле посеяли хлеб, такие колхозы запишут на чёрную доску. А чтобы все дехкане знали, кто это против указаний советской власти с баями идёт, пропечатают в газете имена всех членов правления.
– Правда так написано?
– Да вот газету дома забыл. Думал, что читал. Хочешь, принесу?
– Пишут, что будут пропечатывать поименно всё правление? – ещё раз после долгого молчания осведомился Кари.
– Всё как есть на чёрную доску. Сверху – название колхоза, а ниже – всех членов правления, по имени и имени отца. Такой потом на базаре постесняется показаться… Вот хорошо, что за нашим колхозом в этом году ничего не числится. А то в прошлом с этим Ходжияровым стыд был на весь район.
– Гм… – невнятно согласился Кари, озабоченно почёсывая бороду.
– Что, Давлят скоро вернётся? – переменил тему разговора Рахимшах. – Сеять без него будем?
– Присылал человека из Кургана, что приедет послезавтра. Просит в районе добавочного зерна, – не дают.
– А! А тут вот вторая бригада Касыма Саидова выдвинула предложение. Хотят обратиться в район, просить, чтобы нам прирезали двадцать гектар из новых земель. Берутся засеять их сверх плана. Говорят: переселенцев сейчас мало, если обяжемся освоить, район даст. Земля тут недалеко, косогоры. Под хлопок не пойдёт, а хлеб на ней посеять можно. Предлагают созвать собрание. Если собрание выскажется за, тогда заодно можно бы пересмотреть и старый план сева. На тех землях, которые предполагались под хлеб, можно будет посеять хлопок, а на тех, что нам прирежут, посеем хлеб. Как ты думаешь?
– Это дело! – прикинув, оживился Кари. – Надо только подождать возвращения Давлята.
– А по-моему, как хорошо бы это решить до его возвращения, чтоб уж заодно он и это дело в районе продвинул. Тогда ему, может, и зерна скорее дадут. А то придётся ему специально в другой раз в район ехать. Обратимся ещё через несколько дней, скажут: «Что же вы так долго думали? Теперь поздно, всё равно не засеете».