— Ха!
— Что значит «Ха»?
— Мадам, я просто хотел выразить соответствующие чувства.
— Не надо, — заметила Грейс с той раздражительностью, о которой ее муж рассказывал Монти. — Она пошла вниз с револьвером, и я сейчас туда пойду. Только еще здесь кое-что сделаю.
— А миссис Моллой была с мистером Моллоем?
— Нет.
— Любопытно.
— Наверное, она не хотела его будить.
— Возможно-возможно, мадам.
Теперь в голосе Шимпа явно сквозила раздумчивость. Во всем, что касалось супругов Моллой, он был просто ясновидцем. Он думал о том, о чем вряд ли подумал бы человек, менее с ними знакомый, и ему не нужен был план или чертеж, чтобы почуять темное дело. Словно чей-то голос прошептал ему в ухо, что выманить Грейс из комнаты и запустить туда Мыльного — именно тот замысел, который, скорее всего, возникнет в пытливом уме Долли.
— Разрешите заметить, мадам…
— Да, что?
— Вы собираетесь уйти, а в вашей спальне никого не будет?
— Нет, не собираюсь. Неужели я буду так рисковать, когда по дому разгуливают воры? Тут останетесь вы. Для этого я вас и вызвала. Подыщите себе местечко, где спрятаться, а когда надо — прыгайте на них, как леопард.
— Отлично, мадам! — сказал Шимп, довольный, что их мысли так созвучны. — Я спрячусь в шкафу.
Ободряющая беседа, которую Долли провела с Мыльным, оказала самый благотворный эффект, впрочем, как и все ее беседы с мужем, когда она давала ему поручение, чуждое его обычному стилю жизни. Под воздействием ее чар страхи и сомнения испарились, и на их место пришел неукротимый дух победителя. К комнате Грейс он направился твердой смелой поступью. «Дверь приоткрой, а глаза открой пошире и жди, пока не увидишь, что она идет вниз», — напутствовала его Долли, и он выполнил ее инструкции слово в слово.
На пороге он снова дрогнул, но вскоре преодолел себя. Дверь была открыта. Он прокрался внутрь, словно танцевал среди цветов, дошел до туалетного столика, и тут из шкафа появился Шимп.
— Могу я чем-нибудь помочь, мистер Моллой? — спросил сыщик, и Мыльный издал приглушенный крик, какой издал бы кот, которому наступили на хвост, хотя он болеет ларингитом.
1Из-за беспокойно проведенной ночи Грейс проснулась поздно. Вы не можете преследовать с зонтиком грабителей в два часа ночи так, чтобы на вас это вообще никак не сказалось. По возвращении в свою комнату, она ленивым жестом отпустила Шимпа, забралась в постель и укрылась поудобней. Только после гонга, возвестившего о начале ланча, она опять была среди присутствующих.
Там она обнаружила отсутствие мистера и миссис Моллой, и узнала от Санди, что мистер Моллой был вынужден уехать после важного телефонного звонка, связанного с его обширными нефтяными интересами. Это сплошь и рядом бывает с теми, кто занимается нефтью. Санди добавила, что миссис Моллой осталась, только подвезет мужа до станции.
Грейс услышала новости без особого сожаления. Прошлой ночью, когда они плечом к плечу стояли, или могли бы стоять против врага, объявись он перед ними, между ней и Долли возникли узы боевого братства; но к Мыльному она не питала особой привязанности, стойко перенесла его потерю и, встав из-за стола, решила сразу излить всю историю про грабителей, позвонив дочери по телефону.
Ей было что рассказать, и она была хорошим рассказчиком. Мэвис не составило особого труда понять основные моменты драмы. Ее первый отклик на татей в нощи, посетивших Меллингем-холл, вылился в слова: «А, говорила я? Предупреждала?» Потом она стала тревожно расспрашивать.
— Он не унес мой жемчуг?
Слово «мой» неприятно резануло слух ее матери. Она не забыла, что жемчуг скоро должен перейти к дочери, ей просто не нравилось, чтобы об этом напоминали. Материнская любовь мешала ей хоть в чем-нибудь отказать Мэвис, но она жалела, что жемчуг попал в эту категорию. Она так долго его носила, что как-то считала своим, и поневоле думала, что покойный Орландо Маллиген несколько напортачил с завещанием.
Отгоняя эту недостойную мысль, она ответила:
— Нет, дорогая, жемчуг в порядке.
С другого конца провода послышался вздох облегчения.
— Вот хорошо! Вообще, пока в доме твой Бодкин, ни за что нельзя ручаться.
— Не говори глупости, дорогая!
— При чем тут глупости? Разве не ясно, что все эти ночные свистопляски — его рук дело? Там у вас сова не ухала?
— Нет.
— Вероятно, ты просто не расслышала.
— Я спала.
— Ах да, я совсем забыла. Все равно, это его штуки. А парадная дверь была открыта?
— Нет. Вор разбил окно.
— Значит, Бодкин его подговорил. Конечно, ему выгодней, чтобы сообщник проник через окно. Он все рассчитал. Значит, он — ни при чем, грабитель — сам по себе. Эти золоченые жулики — хитрые птицы. Они свое дело знают.
Материнская любовь едва выстояла. Беседуя с Мэвис, Грейс часто чувствовала нежданное раздражение. Именно этот отклик вызывали в ней некогда режиссеры, которым казалось, что они знают все на свете. С некоторым усилием она изобразила шутливый, легкий тон.
— Дался тебе этот Бодкин!
— Не связывай меня со всякими королями преступного мира.
— Нет, у тебя на него зуб. Бедный, бедный!..
— Он станет очень богатым, если ты его не выгонишь. Конечно, это зависит от того, как его банда делит добычу. Платят они процент от выручки или у этого мордоворота постоянное жалованье?
Тут Мэвис допустила несправедливость — кем-кем, а мордоворотом он не был. Санди Миллер, к примеру, с самого начала считала его идеалом красоты. Но Грейс решила обратить внимание на другую часть фразы.
— Мистер Бодкин — не жулик!
— Хочешь поспорить? — сказала Мэвис— Ладно, если даже он чист, как свежевыпавший снег, сделай милость, возьми жемчуг, отнеси в банк, положи в сейф, и пусть его охраняют люди с винтовками. До свидания, мама, мне пора. Джимми ждет. Мы собрались поиграть в гольф.
Грейс (совершенно зря) швырнула трубку. Ее раздражало, когда она, сильная женщина, проигрывала в спорах с дочерью, что мистер Лльюэлин отнес бы к тлетворному влиянию школы. «Отправьте девушку в школу, — говорил он, — и вам конец». Она будет слушать доводы разума с тем же вниманием, с каким режиссер, получающий десять тысяч в неделю, прислушивается к мнению массовки.
Что касается Монти, ее чувства постоянно менялись. После разговоров с Мэвис она была готова поверить, что его давно разыскивает полиция, чтобы задать ему «пару вопросов». Но, освободившись от этого влияния, она тут же вспоминала о титулованных родственниках, и к ней возвращалась прежняя уверенность. Она отказывалась верить в то, что человек, так близко связанный с цветом английской аристократии, которую она благоговейно почитала, станет открывать по ночам двери и подражать бурой сове. Этого можно ждать от плебеев или изгоев, но не от тех, чьи имена красуются у Дебрета,[129] хотя бы мелким шрифтом, по боковой линии. Не прошло и двух минут, после того как она повесила трубку, как ей стало совершенно ясно, что опасения ее дочери — полнейший вздор.
Но в одном Мэвис права. Жемчуг надо поместить в банк, и у нее есть человек, который подошел бы для этой роли как нельзя лучше — Шерингем Эдер, частный детектив, чья работа, по-видимому, большей частью и заключалась в выполнении таких конфиденциальных заданий.
Она за ним послала.
— Мистер Эдер.
— Да, мадам.
— Надеюсь, вы умеете водить машину?
— О да, мадам!
— Понимаете, я хочу, чтобы вы взяли мое ожерелье, отвезли его в брайтонский банк и отдали управляющему, чтобы тот положил его в сейф.
Только раз в жизни похожий озноб прошиб тщедушное тельце Шимпа — когда глава присяжных сказал: «Не виновен», — хотя он ждал, что его посадят лет на пять. В тот раз он чуть было не запел как херувимы и серафимы, и сейчас испытал такое же желание. Мы не слишком преувеличим, сказав, что примерно это, вероятно, испытывает астроном, когда случайно открывает новую планету, или могучий Кортес,[130] когда он смотрит на Тихий океан.
Если бы он действительно запел, то, скорей всего, «Закончен тяжкий труд». Много дней напрягал он мозг, пытаясь придумать, как же ему незаметно удалиться из Меллингем-холла, прихватив с собой жемчуг, и вот ему предлагают это, как на блюдечке. Он так умилился, что не сразу смог ответить.
Однако, наконец, он выговорил:
— Хорошо, мадам.
— Мне не хочется с ним расставаться, но когда грабители так и шмыгают под носом, ничего другого не придумаешь. Надо было это сделать еще в Беверли Хиллз.
— Полностью согласен с вами, мадам.
— Я думала, здесь все по-другому, но, видимо, у вас в Сассексе столько же злодеев, как там, у нас.
— В последнее время Англия все больше похожа на Америку, мадам.
