Я не мог продолжать; воспоминание о той минуте все еще слишком живо! Да, я обезумел тогда. Ваши глаза сулили мне надежду, мои глаза загорелись бы победой, и ее пламенные стяги заворожили бы вас. Такие мысли, пускай напрасные, были преступлением. Только вы можете судить, был ли я прав в те тягостные минуты, подавив холодной рукой вечной признательности любовь, желание, самые непобедимые силы. Я наказан вашим презрением. Вы дали мне понять, что ни отвращение, ни презрение не позабываются. Я люблю вас до безумия. Я уехал бы, если бы Адам умер; тем больше оснований мне уехать теперь, когда Адам спасен. Нельзя обманывать друга, которого вырвал из объятий смерти. Кроме того, отъезд — это наказание мне за то, что я помыслил о смерти Адама, когда, по словам врачей, его жизнь зависела от тех, кто ухаживал за ним. Прощайте, сударыня; покидая Париж, я теряю все, а вы ничего не теряете от того, что около вас не будет,
Преданного вам Тадеуша Паза».«Если мой бедный Адам потерял друга, кого же потеряла я?» — подумала потрясенная Клемантина, не отрывая глаз от цветка на ковре.
А вот письмо, которое Константен передал тайно графу.
«Дорогой Мечеслав, Малага сказала мне все. Если тебе дорого твое счастье, не проговорись ни словом о твоих визитах к ней, и пусть Клемантина по-прежнему думает, что Малага стоила мне сто тысяч франков. Графиня при ее характере не простит тебе ни карточных проигрышей, ни визитов к Малаге. Я отправляюсь не в Хиву, а на Кавказ. Меня одолевает сплин, и если все пойдет так, как я полагаю, через три года я буду князем Пазом или погибну. Прощай. Хотя я взял из банкирского дома Ротшильда шестьдесят тысяч франков, мы квиты.
Тадеуш».«Ну и простофиля же я, чуть не попал впросак», — подумал Адам.
Прошло три года с тех пор, как уехал Тадеуш, газеты еще не говорят о князе Пазе. Графиня Лагинская страшно интересуется военными походами императора Николая, в душе она русская, она с жадностью прочитывает все сообщения из этой страны. Раза два в зиму она с равнодушным видом спрашивает посла: «Есть ли у вас сведения о нашем бедном графе Пазе?»
Увы, большинство парижанок, которых считают такими умными и проницательными, проходят и, верно, будут всегда проходить мимо Пазов, не замечая их. Да, много таких не оцененных по заслугам Пазов! Но — страшно подумать — их недооценивают даже, когда их любят. Самая простая женщина требует от самого благородного мужчины некоторого шарлатанства, и самая сильная любовь в неприкрашенном виде неинтересна: ее надо уметь подать, она требует шлифовки и отделки.
В январе 1842 года графиня Лагинская, которая казалась особенно очаровательной от налета тихой грусти, внушила пламенную страсть графу де ла Пальферину, одному из самых предприимчивых львов современного Парижа, Ла Пальферин понял, как трудна победа над женщиной, охраняемой мечтой; чтобы увлечь очаровательную Клемантину, он рассчитывал на неожиданность и на преданность одной особы, — которая завидовала графине и готова была помочь создать такой неожиданный случай.
Графиня Лагинская при всем своем уме была не способна заподозрить измену и имела неосторожность поехать с этой женщиной в Оперу на маскарад. Около трех часов ночи, опьяненная бальным весельем, Клемантина, ради которой ла Пальферин пустил в ход все свое искусство опытного соблазнителя, согласилась поехать ужинать и уже садилась в карету своей коварной спутницы. В эту решительную минуту ее подхватили чьи-то сильные руки, и, несмотря на ее крики, она была отнесена в свою собственную карету, которая без ее ведома оказалась тут же.
— Он не уезжал из Парижа! — воскликнула Клемантина, узнав Тадеуша, который убежал, как только тронулась карета.
Пережила ли какая другая женщина такой роман? Клемантина каждую минуту ждет, что Тадеуш вернется.
Париж, январь 1842 г.
На реках Вавилонских (лат.)
Ничегонеделанию (итал.).
Тысяча и три (итал.).
