— Нет, не вижу, милорд, — отозвался Сэм, глядя вверх, на застекленный потолок зала.
— Если бы вы могли указать его, я бы арестовал его немедленно, — сообщил судья.
Сэм поклонился в знак признательности и повернулся с невозмутимо благодушным видом к королевскому юрисконсульту Базфазу.
— Итак, мистер Уэллер? — сказал королевский юрисконсульт Базфаз.
— Итак, сэр? — отозвался Сэм.
— Кажется, вы состоите на службе у мистера Пиквика, ответчика по этому делу? Говорите смелее, мистер Уэллер.
— Я собираюсь говорить смело, сэр, — отозвался Сэм. — Я состою на службе у этого-вот джентльмена, и у меня место очень хорошее.
— Работы мало, а получаете, кажется, много, — шутливо заметил королевский юрисконсульт Базфаз.
— О, получаю вполне достаточно, сэр, как сказал солдат, когда его приговорили к тремстам пятидесяти ударам плетью, — отвечал Сэм.
— Вам незачем сообщать нам, сэр, что сказал солдат или кто-то другой, — перебил судья. — Это не относится к свидетельским показаниям.
— Очень хорошо, милорд, — ответил Сэм.
— Не припомните ли вы чего-нибудь исключительного в то утро, когда вы только что поступили на службу к ответчику, мистер Уэллер? — спросил королевский юрисконсульт Базфаз.
— Да, припоминаю, сэр, — ответил Сэм.
— Будьте добры сообщить присяжным, что произошло.
— В то утро я получил, регулярно, новый костюм, джентльмены присяжные, и это было совсем исключительное и необычайное обстоятельство для меня в то время, — заявил Сэм.
В ответ раздался общий хохот, а маленький судья поднял глаза, сердито посмотрел и сказал:
— Советую вам быть осторожнее, сэр!
— Вот это самое сказал мне тогда и мистер Пиквик, милорд, — отвечал Сэм. — И я был очень осторожен с этим-вот костюмом; право же, очень осторожен, милорд.
Судья сурово смотрел на Сэма в течение добрых двух минут, но физиономия Сэма оставалась столь невозмутимо спокойной и безмятежной, что судья не сказал ни слова и жестом предложил королевскому юрисконсульту Базфазу продолжать.
— Вы хотите сказать, мистер Уэллер, — произнес королевский юрисконсульт Базфаз, внушительно складывая на груди руки и поворачиваясь вполоборота к присяжным, словно давая немое заверение, что еще допечет свидетеля, — вы хотите сказать, мистер Уэллер, что вы не видели этого обморока истицы в объятиях ответчика — обморока, о котором, как вы слышали, говорили свидетели?
— Конечно, не видел, — ответил Сэм. — Я был в коридоре, пока меня не позвали наверх, а тогда старой леди там уже не было.
— Но позвольте, мистер Уэллер, — сказал королевский юрисконсульт Базфаз, опуская большое перо в стоявшую перед ним чернильницу в расчете запугать Сэма тем, что записывает его ответ. — Вы были в коридоре и тем не менее не видели решительно ничего, что происходило. Есть у вас глаза, мистер Уэллер?
— Да, у меня есть глаза, — ответил Сэм, — и в этом-то все дело. Будь у меня вместо них пара патентованных газовых микроскопов[113] особой силы, увеличивающих в два миллиона раз, может быть я и увидел бы сквозь лестницу и сосновую дверь, но коли у меня есть только глаза, то, понимаете ли, зрение мое ограничено.
Услышав такой ответ, который был дан без малейшего раздражения и с величайшим простодушием и хладнокровием, зрители захихикали, маленький судья улыбнулся, — вид у королевского юрисконсульта Базфаза был отменно глупый. После краткой консультации с Додсоном и Фоггом высокоученый королевский юрисконсульт снова обратился к Сэму и сказал, усиленно стараясь скрыть досаду.
— Теперь, мистер Уэллер, с вашего разрешения, я задам еще один вопрос по другому пункту.
— К вашим услугам, сэр, — отозвался Сэм с беспредельным добродушием.
— Припоминаете ли вы, что как-то вечером, в ноябре прошлого года, вы зашли к миссис Бардл?
— О да, прекрасно помню.
— А, вы это помните, мистер Уэллер! — сказал королевский юрисконсульт Базфаз, воспрянув духом. — Я так и думал, что в конце концов мы до чего-нибудь договоримся.
— Я тоже так думал, сэр, — ответил Сэм, и слушатели снова захихикали.
— Так вот, я полагаю, вы зашли побеседовать об этом процессе, не так ли, мистер Уэллер? — сказал королевский юрисконсульт Базфаз, многозначительно взглядывая на присяжных.
— Я зашел, чтобы уплатить за квартиру, но мы и в самом деле побеседовали о процессе, — ответил Сэм.
— О, так вы побеседовали о процессе! — подхватил королевский юрисконсульт Базфаз, с удовольствием предвкушая важное разоблачение. — Ну, так что же вы говорили о процессе, не будете ли вы так добры сообщить нам, мистер Уэллер?
— С величайшим удовольствием, сэр, — отозвался Сэм. — После нескольких незначительных замечаний, сделанных двумя добродетельными женщинами, которых допрашивали здесь сегодня, леди выразили большой восторг по случаю достойного поведения мистеров Додсона и Фогга — вон тех двух джентльменов, что сидят сейчас возле вас.
Эти слова, разумеется, привлекли всеобщее внимание к Додсону и Фоггу, которые приняли по возможности добродетельный вид.
— Поверенные истицы, — пояснил королевский юрисконсульт Базфаз. — Прекрасно! Они высказались с большой похвалой о достойном поведении мистеров Додсона и Фогга, поверенных истицы, не так ли?
— Да, — подтвердил Сэм, — они говорили о том, как это великодушно со стороны джентльменов принять это дело на свой риск и не требовать уплаты судебных издержек, если им ничего не удастся вытянуть из мистера Пиквика.
При этом весьма неожиданном ответе зрители снова захихикали, а Додсон и Фогг, сильно покраснев, наклонились к королевскому юрисконсульту Базфазу и торопливо стали шептать ему что-то на ухо.
— Вы совершенно правы, — громко сказал королевский юрисконсульт Базфаз с притворным спокойствием. — Совершенно бесполезно, милорд, пытаться пробить непроницаемую тупость этого свидетеля. Не буду утруждать суд дальнейшими вопросами. Можете удалиться, сэр.
— Не желает ли еще какой-нибудь джентльмен спросить меня о чем-нибудь? — осведомился Сэм, беря свою шляпу и озираясь с большим спокойствием.
— Мне не нужно, мистер Уэллер, благодарю вас, — смеясь, сказал королевский юрисконсульт Снаббин.
— Вы можете удалиться сэр, — сказал королевский юрисконсульт Базфаз, нетерпеливо махнув рукой.
Сэм удалился, нанеся делу мистеров Додсона и Фогга такой ущерб, какой мог нанести, не нарушая приличий и почти ничего не сообщив о мистере Пиквике, что и было целью, которую он преследовал.
— Я не буду отрицать, милорд, — сказал королевский юрисконсульт Снаббин, — если это избавит нас от допроса других свидетелей, — не буду отрицать того, что мистер Пиквик удалился от дел и имеет значительное и независимое состояние.
— Очень хорошо! — сказал королевский юрисконсульт Базфаз, предъявляя обе записки мистера Пиквика. — Больше мне нечего добавить, милорд.
Засим королевский юрисконсульт Снаббин обратился к присяжным с речью в защиту ответчика и произнес очень длинную, очень выразительную речь, в которой осыпал величайшими похвалами поведение и характер мистера Пиквика; но так как наши читатели могут составить более правильное представление о заслугах и качествах этого джентльмена, чем королевский юрисконсульт Снаббин, то мы считаем излишним излагать сколько-нибудь подробно наблюдения высокоученого джентльмена… Он пытался доказать, что предъявленные суду письма относились только к обеду мистера Пиквика или к приготовлению для приема в занимаемой им квартире по случаю его возвращения из какой-то загородной экскурсии. Достаточно добавить в общих словах, что он сделал все возможное для мистера Пиквика, а больше того, что можно сделать, не сделаешь, как гласит старая истина.
Судья Стейрли сказал напутственное слово по давно установленной и самой испытанной форме. Он прочел присяжным столько своих заметок, сколько успел расшифровать за такой короткий срок, и попутно дал беглые комментарии к свидетельским показаниям. Если миссис Бардл права, то совершенно ясно, что мистер Пиквик не прав, и если присяжные считают показания миссис Клаппинс достойными доверия, то они им поверят, а если не считают — они им, конечно, не поверят. Если они убеждены, что нарушение брачного обещания имело место, они решат дело в пользу истицы, с возмещением убытков, какое сочтут подобающим, а если, с другой стороны, они найдут, что никакого брачного обещания не было дано, то решат дело в пользу ответчика, без всякого возмещения убытков.
Затем присяжные удалились в совещательную комнату, чтобы обсудить дело, а судья удалился в отведенную для него комнату, чтобы подкрепиться бараньей котлетой и рюмкой хереса.
Прошло тревожных четверть часа; присяжные вернулись, и был вызван судья. Мистер Пиквик надел очки и с возбужденным видом и сильно бьющимся сердцем смотрел на старшину присяжных.
