— Надеюсь, вы не расшиблись, сэр?
Говард только что в этом убедился, похлопав себя руками, как хлопали его полисмены там, на родине. Кости оказались целы.
— Все в порядке, — браво сказал он. — Схватился за столик. Скользко.
— Да, сэр.
— А почему?
— Не знаю, сэр. Не справлялся, сэр, — строго ответил Бидж. Помощь — одно, болтовня — другое.
Он величаво удалился, и вбежала Линда. Говард Чесни любил потолковать с хорошенькими девушками, но она куда-то делась, сменившись Ванессой.
— Привет! — сказала соотечественница. — Вас-то я и ищу.
Как мы помним, она собиралась заняться его нравственным кодексом. За это время ей удалось установить, что он еще ниже, чем кажется.
— Вы не видели Уилбура? — спросила она, и тут появился Уилбур, упражнявшийся в бильярдной. — А, вот и вы! Сейчас откроем собрание.
— Что? — не понял Уилбур, думая о том, как идет ей вечернее платье.
— У нас же заговор, — объяснила она. — Сядем вот здесь, никто не услышит.
Она повела их в уголок, где стояли латы. Скорее всего, в них никого не было.
— Так вот, насчет картины. У меня хорошая мысль. Простая. Чем проще, тем лучше, верно?
Уилбур кивнул и прибавил, что чем сложнее, тем хуже, проиллюстрировав эти слова примерами из своей семейной жизни.
— Сперва узнаем мнение мистера Чесни, — предложила Ванесса. — Вы можете нарушить законы?
— Смотря какие, — ответил осторожный Говард.
— Такие, что риска нет.
— Ну…
— Тогда…
— Ну, положим, могу. А в чем дело?
— Сейчас узнаете. Видели новую картину? Надо ее украсть. Как вы, поможете?
— Естественно.
— Прекрасный ответ.
— Что надо сделать?
— Уехать.
— Отсюда?
— Именно. Машина при вас?
— Да.
— Вот и уезжайте.
— Не понимаю.
— Сейчас объясню.
— Зачем мне уезжать?
— Чтобы ничего не заподозрили. Хватятся картины, а вас давно нет.
— Но если меня нет…
— Не беспокойтесь, вы вернетесь и будете сидеть тихо, пока мы с Уилбуром все не сделаем. Точнее, когда мы пойдем за картиной, стойте под окном. Мы спустим ее на веревке, вы отвезете в Лондон. Наутро будет страшный шум. Герцог заподозрит Уилбура, прочешет его комнату, но ничего не найдет. Придется списать на воров. Потом вы с Уилбуром встретитесь там, в Лондоне, он ее возьмет. Вот и все.
Она замолчала, как бы ожидая аплодисментов, и дождалась их от Траута.
— Ну, мозги! Нет, какие мозги!
— Спасибо, рада слышать.
— У моих жен их не было.
— Вот как?
— Ни малейших. Нет, какой ум!
— Спасибо, Уилли.
Все помолчали. Голос совести, видимо, что-то шептал Трауту.
— Я пошлю герцогу чек, — наконец, сказал он.
— И выдашь себя. Посылай уж лучше признание.
— А он не поймет, от кого.
— Анонимный чек?
— Да, вроде их не бывает… Тогда деньги. Ванесса пожала плечами.
— Не советую.
На этом собрание закрылось. Траут пошел переодеваться. Конни он боялся и не хотел рассердить. Говард Чесни боялся только Биджа и никуда не пошел. Действительно, одеться, думал он. Плевое дело. Он еще не обсудил один пункт.
— А условия? — сказал он. Ванесса удивилась.
— Условия? Я помогаю старому другу.
— А я нет. Какие условия, а?
Ванесса не спорила. В конце концов, трудящийся достоин пропитания.[17]
— Ладно, — сказала она. — Уилли человек широкий. Вы сколько хотите?
— Тысячу.
— Многовато.
— Нет.
— Хорошо, скажу Уилли. Хотя…
Ванесса замолчала. Через холл шли Галли с Джоном.
— Эй, кто это? — спросила она. — Бидж, кто это с мистером Трипвудом?
Бидж, ставивший на столик коктейли, учтиво повернулся к ней:
— Это мистер Халлидей, мэм. Сегодня приехал.
Он удалился, она повернулась к Говарду и увидела, что на нем лица нет.
— В чем дело? — спросила она.
— Нет, это надо же? Сколько этих судейских, а приехал — он! Нет, это…
— Вы его знаете?
— Ха-ха! Когда я последний раз влип, кто был адвокатом? Халлидей!
4Ванесса была сильной женщиной, но ведь не железной.
— Что! — вскричала она.
— Да. Он — адвокат.
— Вы уверены?
— А то! Помнит он меня? Еще как помнит! Навидался. Куда идем?
Вопрос был удачный, и Ванесса при всем своем уме не смогла придумать ответ. Однако она не сдалась.
— Ладно, — сказала она. — Надо подумать. Идемте в галерею.
Когда они туда пришли, она сказала:
— Есть. Сидите у себя, обедать не ходите. Я скажу, что вам нездоровится. А завтра…
— То-то и оно! Он меня увидит, а старушка — вышвырнет.
— Вы слушайте! Завтра вы уедете на рассвете.
— А что вы им скажете?
— Вам звонили, ждут на заседание.
— Они поверят?
— Конечно.
— Кто брал трубку?
— Я. Встала очень рано.
— Мура какая-то.
— Лучше не придумаем.
— Ладно. А потом что?
— Сидите в «Гербе Эмсвортов» дня два.
— Там кровати — жуть! Мне один говорил, набиты камнями.
— Ну, езжайте в Лондон, только оставьте телефон. Я вам позвоню. Мы без вас не управимся.
Говард смотрел на картину без должного восхищения.
— На что она Трауту?
— Похожа на его жену.
— На свинью!
— Лорд Эмсворт тоже так думает. Дело не в том. Поможете — получите тысячу. Идет?
Говард согласился, он любил деловой тон.
— Ну, все. А теперь идите к себе, и поскорей, я пошлю их с обедом.
Она убежала, он двинулся за ней, но отступил. По коридору шли герцог с адвокатом.
1Одеваясь у себя в комнате (тоже второй этаж), Джон был исключительно бодр. Купание освежило его; в отличие от лорда Эмсворта, вечерний костюм он любил. Словом, физически он был в форме и убеждал себя, что то же самое можно сказать о душе. Если бы ему намекнули, что он весь трясется, он бы резко это отверг.
Размышляет — да. Готовится — предположим. Но трясется? Да, какое-то напряжение неизбежно, но своей спокойной простотой он его победит. Линда разумна и чувствительна. Естественно, эти судебные дела огорчили и ранили ее, но теперь, успокоившись, она все увидит, как надо. Он объяснит ей, что долг тянул его в одну сторону, любовь — в другую, и она поразится его цельности, догадавшись, что именно такой муж, с такими этическими стандартами, ей и нужен. Вероятно, они посмеются над этим происшествием.
А трястись? Ну, что это, честное слово!
Однако, когда дверь распахнулась, он подпрыгнул, явственно ощущая, что сердце стукнулось о нижние зубы. Приземлившись, он увидел гостя. Большой, широкий, усатый человек с выпученными глазами в упор глядел на него, особенно интересуясь только что надетой рубашкой. Любознательность герцога не ограничивалась письмами, рубашки его тоже занимали.
— Где купили? — спросил он.
— Простите?
— Вот это. — Герцог ткнул в рубашку пальцем, и Джон учтиво ответил, что купил ее в Хаймаркете, у Блейка и Олсопа, на что посетитель горько покачал головой и посоветовал ходить на Риджент-стрит, к Гучу и Гордону. У Блейка и Олсопа он бывал, там слишком дорого. Только Гуч и Гордон. — Сошлитесь на меня, — сказал он, однако не представился, полагая, по всей вероятности, что все его знают.
И впрямь, Джон сообразил, что при благоприятном течении дел он будет называть гостя дядей, а потому — испытал к нему всерастворяющую нежность. Конечно, дяди бывают помельче, помягче, без усов, но что тут сетовать! И он горячо поблагодарил за совет.
— Значит, лечите психов, — сказал гость. Джон вовремя вспомнил, как это надо понимать.
— А без бороды!
— Да.
— Вот Конни и сказала, что вы молодой. Да уж, не старый! Сколько вам?
— В сентябре будет двадцать семь.
— У меня такой племянник. Оболтус. Другой помладше, тоже идиот. Женились черт знает на ком. Ну, вы не идиот, если вас держит Глоссоп. Как он?
— Спасибо, хорошо.
— Голова!
— Да, он прекрасный врач.
— Жаль, не достали. Обойдемся вами. Джон заверил, что сделает все возможное.
— Трипвуд все объяснил? Насчет Эмсворта?
— Да. Я знаком с ситуацией.
— Видели его?
— Нет.
— Увидите за обедом. Трипвуд сказал, что он совсем тю-тю?
— Я вывел из его слов, что лорд Эмсворт эксцентричен. Герцог не любил эвфемизмов. Да, профессиональная сдержанность, но все равно противно.
— Еще чего! Совершенно спятил. Возьмем эту свинью. Дураку видно, что она вот-вот лопнет. Медали ей дают! А на что свинье медали? Трипвуд считает, у него когда-то отняли соску. Нет, он такой родился! Конечно, могли и уронить. Сами разберетесь. Что вы с ними делаете?
Вопрос был трудный, и Джон постарался, как мог.
— Так, знаете ли… делаю… в общем, то-се…
