— Но я могу пройти наверхъ въ мою комнату и слушать, стоя у лѣстницы? — спросила она.
Противъ этого Филиппъ ничего не могъ возразить, и они поднялись вмѣстѣ, причемъ Филиппъ прошелъ мимо толпившихся въ передней полицейскихъ и репортеровъ, не удостаивая ихъ взглядомъ. Сдѣланное имъ важное открытіе наполняло его гордостью. Но еще болѣе волновало его другое чувство. Поднимаясь по лѣстницѣ рядомъ съ мнимымъ Мередитомъ и зная, кто онъ, Филиппъ чувствовалъ глубокую радость. Весь міръ казался ему прекраснымъ. На землѣ точно не было печали, — вся жизнь превратилась въ любовь и радость. Все прежнее казалось пустымъ, ничтожнымъ. Онъ въ первый разъ въ жизни полюбилъ.
Конечно, смерть капитана была трагична, а печаль Мэри велика; ему слѣдовало бы тоже поэтому быть печальнымъ. Но, глядя на нее въ ея нелѣпомъ мужскомъ платьѣ, съ нарисованнымъ шрамомъ, онъ чувствовалъ таинственную силу ея чаръ, и его захватывало счастье. Она еще свободна… Будущее, предстаилось ему въ самыхъ радужныхъ краскахъ.
— Что вы теперь намѣрены дѣлать? — спросила Мэри.
— Это зависитъ отъ обстоятельствъ. Я буду руководствоваться тѣмъ, что скажетъ м-ссъ Оппотери. Къ счастью, внизу есть полицейскій. Обѣщаю вамъ одно — что м-ссъ Оппотери не выйдетъ отсюда.
— Есть у васъ револьверъ?
— Револьверъ? Зачѣмъ?
— На всякій случай я дамъ вамъ мой, — сказала Мэри. Она быстро вошла въ свою комнату и вышла оттуда съ револьверомъ въ рукахъ. — Вотъ вамъ, — сказала она, — онъ заряженъ.
Онъ поблагодарилъ и сунулъ револьверъ въ карманъ; подойдя къ двери м-ссъ Оппотери, онъ постучалъ, но не получилъ отвѣта.
Мэри слѣдила за Филиппомъ, стоя у своей двери. Филиппъ сталъ стучать громче, но, не получая отвѣта, рѣшилъ войти; онъ толкнулъ дверь — комната была пуста. Онъ зажегъ электричество, оглянулся и вдругъ услышалъ за собой легкій шумъ. Быстро обернувшись, онъ увидѣлъ Мэри. Она была очень блѣдна.
— Будьте осторожны, — взволнованно сказала она, и сама вошла въ комнату, чтобы раздѣлить опасность, которой подвергался Филиппъ. Убѣдившись однако, что въ комнатѣ дѣйствительно никого нѣтъ, она успокоилась. Филиппъ заперъ дверь и принялся за тщательный обыскъ.
Комната была въ полномъ порядкѣ. За дверью, на крючкахъ, висѣло женское платье.
— Воображаю, какая талія! — сказала Мэри, и, сложивъ вдвое юбку мнимой м-ссъ Оппотери, свободно застегнула ее на себѣ.
— Тридцать-семь дюймовъ, — сказала она, повѣсивъ юбку на мѣсто, но тутъ же объяснила, что бываютъ женщины съ еще болѣе широкой таліей. Они продолжали осмотръ, нѣсколько совѣстясь трогать вещи, расположенныя необыкновенно аккуратно. Они нашли нѣсколько паръ сапогъ — не очень большихъ размѣровъ, затѣмъ, въ шкапу, перчатки, ленты, вуали и равныя мелочи. Филиппъ открылъ небольшой чемоданъ, который оказался пустымъ. Но Мэри, продолжая розыски, обратила вниманіе на пачку чулковъ, очень тяжелую на ощупь. Осмотрѣвъ внимательнѣе, они нашли спрятанныя тамъ деньги — около четырехъ фунтовъ золотомъ и серебромъ. На этомъ они покончили свой обыскъ, боясь возвращенія м-ссъ Оппотери, и вышли, стараясь не оставить никакихъ слѣдовъ своего посѣщенія.
Филиппъ предложилъ Мэри надѣть шляпу и выйти съ нимъ на улицу, такъ какъ ему нужно было съ ней поговорить, а онъ не рѣшался свободно говорить въ этихъ стѣнахъ.
Черезъ нѣсколько минутъ они шли по почти пустынному Кингсуэ, и Филиппъ, послѣ нѣкотораго молчанія, наконецъ сказалъ:
— Простите, миссъ Поликсфенъ, но такъ не можетъ продолжаться. У васъ нѣтъ никакой причины ходить теперь въ мужскомъ платьѣ. Я бы настоятельно совѣтовалъ вамъ стать снова женщиной.
Ему хотѣлось прибавить, что ему лично очень тяжело видѣть ее въ неподобающемъ видѣ, но онъ не рѣшился.
— Конечно, — задумчиво сказала она. — Но если я снова превращусь въ Джиральду, то это возбудитъ сенсацію, и опять начнется возня съ сыщиками и всякія непріятности.
Но Филиппъ, съ непонятнымъ для него самого упрямствомъ, продолжалъ настаивать на необходимости для Мэри бросить неподходящее платье, причемъ доказывалъ ей, что не нужно непремѣнно снова стать Джиральдой и возвращаться въ свою квартиру. Онъ предложилъ ей просто одѣться въ женское платье и нанять гдѣ-нибудь комнату.
— Гдѣ же я достану нужное мнѣ платье — да еще въ воскресенье? — задумчиво сказала Мэри, и тотчасъ же прибавила:- Впрочемъ, я могу поѣхать въ Гарри Старку. Ему я безусловно вѣрю.
— Къ Гарри Старку?
— Да. Это знаменитый костюмеръ. Онъ живетъ на Веллингтонъ-Стритѣ.
Филиппъ остановилъ проѣзжавшій мимо кэбъ и усадилъ въ него Джиральду, настоявъ на томъ, чтобы она поѣхала къ своему костюмеру, и назначилъ ей свиданіе черезъ часъ, на углу Боу-Стритъ и Лонгакра.
Мэри Поликсфенъ поддалась гипнозу его дружески-авторитетнаго тона и повиновалась его распоряженіямъ. Она обѣщала быть въ четверть восьмого на условленномъ мѣстѣ свиданія.
Филиппъ смотрѣлъ вслѣдъ отъѣзжавшему экипажу съ чувствомъ неизъяснимаго блаженства. Его волновало до слезъ довѣріе Мэри. Обстоятельства складывались въ какой-то чудесный сонъ. Еще два часа тому назадъ она была для него Джономъ Мередитомъ, — а теперь стала единственной женщиной въ мірѣ, причемъ и онъ для нея — больше, чѣмъ кто бы то ни было, въ Лондонѣ. Такъ, по крайней мѣрѣ, онъ думалъ и надѣялся.
Филиппу пришлось долго ждать на условленномъ мѣстѣ, такъ какъ онъ пришелъ слишкомъ рано. До того, какъ пробило четверть восьмого, онъ былъ совершенно спокоенъ, но потомъ уже каждая минута начинала казаться ему вѣчностью. Онъ ходилъ, стоялъ, волновался, читалъ по сотнѣ разъ однѣ и тѣ же афиши, и прошло болѣе часа, пока наконецъ онъ увидѣлъ кэбъ, остановившійся у самаго угла; онъ рѣшилъ, что она тамъ ждетъ его, и на этотъ разъ не ошибся. Она извинилась за промедленіе съ милой улыбкой, отъ которой сразу изгладилось у него воспоминаніе о долгомъ ожиданіи.
— Куда же мы направимся теперь? — спросила она.
— Вотъ увидите, — отвѣтилъ Филиппъ. Онъ назвалъ кучеру Гановеръ-Стритъ, сѣлъ подлѣ нея, и они поѣхали.
Онъ дѣлалъ видъ, будто даже не замѣчаетъ перемѣны въ Мэри, но на самомъ дѣлѣ былъ сильно пораженъ. Онъ бы никогда не повѣрилъ, что платье можетъ такъ перемѣнить человѣка. На Мэри былъ изящный простой траурный костюмъ, и она казалась въ немъ обаятельной. Ему даже непріятно было вспомнить, глядя на нее теперь, что глупый, нелѣпый Тони семьдесятъ-три вечера подъ-рядъ смѣлъ надоѣдать ей своимъ присутствіемъ въ театрѣ…
На вопросъ, куда они ѣдутъ, — Филиппъ объяснилъ, наконецъ, Мэри, что такъ какъ она не обѣдала, — «да и не завтракала», прибавила она сама, — то они ѣдутъ въ знакомый ему ресторанъ, гдѣ можно пообѣдать не на виду у всѣхъ, а въ отдѣльной комнатѣ. По дорогѣ она разсказала ему, какъ мистеръ Старкъ снабдилъ ее всѣмъ нужнымъ и помогъ ей принять свой естественный видъ.
— А шрамъ исчезъ? — спросилъ Филиппъ.
— Совершенно, — съ улыбкой отвѣтила она и подняла вуаль. Черты нѣжнаго лица, улыбка Мэри окончательно покорили Филиппа. — «Только съ этой минуты начинается моя жизнь», — подумалъ онъ.
Выбранный Филиппомъ ресторанъ посѣщался избранной публикой, но отличался тишиной. Филиппъ и миссъ Поликсфенъ прошли, никѣмъ не замѣченные, въ одинъ изъ кабинетовъ въ первомъ этажѣ. Лакей принесъ устрицы и вышелъ. Мэри подняла вуаль, сѣвъ за столъ, и въ эту минуту вернулся лакей, принеся лимонъ на подносѣ. Онъ увидѣлъ лицо Мэри и не могъ сдержать своего изумленія. Видно было по губамъ, какъ онъ прошепталъ имя:- Джиральда!
Мэри подозвала его своимъ мягкимъ, чарующимъ голосомъ.
— Вы узнали меня? — спросила она, и слуга, послѣ короткаго колебанія, признался, что узналъ.
— Я не желаю, чтобы меня узнали, — сковала она, — и надѣюсь, что могу, довѣриться вашей деликатности. Я попрошу васъ забыть о томъ, что вы видѣли меня.
Она хотѣла подкрѣпить свою просьбу тѣмъ, что вынула золотую монету, во лакей, видимо, обидѣлся. Не взявъ денегъ, онъ горячо увѣрилъ ее, что не выдастъ никому того, что видѣлъ ее.
Обѣдъ продолжался и близился къ концу, въ горю Филиппа, который заказывалъ безконечное количество блюдъ, только для того, чтобы продлить очаровательный часъ свиданія съ Мэри наединѣ. Они даже не обсуждали ужасной драмы, которая сблизила ихъ, а говорили о пустякахъ, которые принимали особое очарованіе при данныхъ условіяхъ. Въ десять часовъ пришлось, однако, подумать о необходимости разстаться. Филиппъ поглядѣлъ съ восхищеніемъ на Мэри, и только позволилъ себѣ сдѣлать замѣчаніе, которое было у него на языкѣ за все время обѣда.
— Ваши волосы — сказалъ онъ — выросли какимъ-то чудомъ. У васъ дивная прическа.
Она сразу объяснила ему, что Старкъ настоялъ на прическѣ изъ накладныхъ волосъ. — Вы не осудите меня за это? — спросила она съ милой улыбкой. Филиппъ покраснѣлъ отъ счастья. Она не только довѣряла ему, но еще признавала за нимъ право относиться въ ней критически. Онъ былъ наверху блаженства.
