Быстро позвонивъ, онъ потребовалъ счетъ и уплатилъ, не глядя, щедро вознаградивъ лакея за выказанное имъ прежде безкорыстіе. Къ счастью, у него было еще нѣсколько золотыхъ, кромѣ тысячныхъ билетовъ, которые было бы опасно трогать.
Послѣ обѣда Филиппъ вышелъ съ Мэри на улицу. Мэри подчинялась теперь ему во всемъ и не высказывала сама никакихъ желаній и плановъ. Филиппъ подозвалъ кэбъ, усадилъ Мэри, крикнулъ кучеру, чтобы онъ повезъ ихъ на Кингсуэ, затѣмъ остановилъ кэбъ возлѣ Стрэнджъ-Стрита и вышелъ. — Подождите меня здѣсь, — попросилъ онъ.
— Вы меня покидаете? — спросила она съ грустью. Въ этотъ вечеръ она точно рѣшила плѣнять его каждымъ словомъ.
— Наша вдова теперь уже навѣрное вернулась, — сказалъ онъ. — Я долженъ съ нею видѣться и постараюсь дать знать полиціи… Во всякомъ случаѣ, я скоро вернусь.
Онъ быстро направился въ дому. Мистеръ Гильгэ сидѣлъ въ конторѣ, еще блѣдный отъ недавней болѣзни. Филиппъ просунулъ голову къ нему и предложилъ ему вопросъ, въ отвѣтъ на который хозяинъ знаменитаго Угловаго Дома только свистнулъ. Филиппъ постоялъ съ минуту въ передней и потомъ поспѣшно вернулся къ кебу, ждавшему его на Кингсуэ.
— Однако, вы скоро вернулись, — сказала Мэри, выглядывая изъ таинственнаго мрака кареты.
— Его ужъ нѣтъ, — пробормоталъ Филиппъ.
— Кого?
— М-ссъ Оппотери. Уѣхалъ около семи часовъ, забравъ всѣ свои вещи. Неизвѣстно куда. Вѣрно, заподозрилъ насъ и удралъ. Дорого бы я далъ, чтобы узнать — куда.
— Навѣрное въ Попларъ, — сказала Мэри.
— Куда?
— Я вамъ говорила, что слѣдила за м-ссъ Оппотери два дня. Онъ два раза былъ въ Попларѣ, въ домѣ № 7, Котонъ-Стритъ, вблизи главной улицы.
— Какой видъ имѣетъ домъ?
— Такой, какъ всѣ другіе. Онъ ничѣмъ не выдѣляется.
— Въ такомъ случаѣ я отправлюсь туда, не теряя ни минуты. Вы говорите — № 7-й?
— Я поѣду съ вами.
— Простите, миссъ Поликсфенъ, — но это невозможно. Вы должны поѣхать въ какой-нибудь спокойный отель — въ отель «Іоркъ». Тамъ васъ не узнаютъ. На всякій случай, не поднимайте вуали при другихъ.
— А какъ же я получу извѣстія о васъ?
— Я явлюсь къ вамъ, или дамъ о себѣ знать завтра утромъ, не позже девяти.
— А если я не получу извѣстій утромъ?
— Ручаюсь вамъ, что получите. Впрочемъ, въ случаѣ чего — повидайте сэра Антони и разскажите ему все. Онъ — мой лучшій другъ.
— Что? Тони — вашъ другъ?
Ему пріятно было услышать, въ какомъ тонѣ она говоритъ о его другѣ, такъ какъ все-таки въ немъ зашевелилась какая-то необъяснимая ревность.
Простившись съ Мэри, Филиппъ велѣлъ ея кучеру ѣхать въ «Іоркъ-отель», потомъ еще разъ взглянулъ на молодую дѣвушку и, приподнявъ шляпу, быстро пошелъ нанимать другой кэбъ.
Понедѣльникъ былъ днемъ безконечныхъ неожиданностей для сэра Антони. Онъ рано всталъ и, сидя за легкимъ завтракомъ въ присутствіи бдительнаго Оксвича, былъ въ нервномъ состояніи. Волненія его начались съ прибытіемъ утренней почты. Онъ былъ разстроенъ тѣхъ, что за послѣдніе дни никакъ не могъ добиться ни свиданія съ Филиппомъ, ни даже отвѣта по телефону; посланной его оставилъ записку Филиппу съ просьбой дать о себѣ немедленно знать. Тони очень интересовался дѣломъ объ убійствѣ капитана, и былъ сердитъ на Филиппа за то, что тотъ ничего не сообщалъ ему. Тони нужно было разспросить Филиппа о тысячѣ вещей, о тысячѣ предположеній, — и онъ былъ твердо убѣжденъ, что утренняя почта принесетъ ему какія-нибудь вѣсти. Но среди писемъ не было ничего, даже открытки отъ Филиппа. Тони получилъ, по обыкновенію, множество приглашеній на разныя свѣтскія торжества, затѣмъ письмо отъ Джозефины, которая стала ему уже надоѣдать за послѣдніе дни, такъ какъ онъ слишкомъ часто видѣлся съ нею. Пришло также взволнованное письмо отъ портного, умолявшаго его придти примѣрить недавно заказанный костюмъ, и кромѣ того письмо отъ сестры Тони, м-ссъ Эппльбай. Прочтя это письмо, Тони заявилъ Оксвичу, что къ завтраку будетъ его сестра.
— Слушаю, сэръ. Но сегодня день турецкой бани.
— Придется отложить до завтра.
— Слушаю, сэръ. Но завтра у васъ урокъ на банджо, затѣмъ примѣрка фрака и выборъ новаго шоффёра.
Тони отряхнулъ съ отворота оливковаго халата крошки хлѣба.
— Послушайте, Оксвичъ, — сказалъ онъ съ отчаянной рѣшимостью: — мнѣ не придется быть въ турецкой банѣ на этой недѣлѣ; вотъ все, что я могу сказать.
— Боюсь, что вы правы, сэръ. Не придется.
— Къ завтраку будетъ и мой племянникъ, — сталъ Тоня, какъ бы извиняясь.
— Мастеръ Орасъ? — спросилъ Оксвичъ, видимо огорченный.
— У меня не сорокъ племянниковъ. Конечно, мастеръ Орасъ.
— Такъ, можетъ быть, лучше запереть папиросы, сэръ?
— Да. А теперь обсудимъ меню лэнча.
Только-что они перешли въ разрѣшенію важнаго вопроса о лэнчѣ, какъ произошло третье событіе, столь значительное, что вопросъ о лэнчѣ въ понедѣльникъ былъ забытъ и уже никогда болѣе не обсуждался. Въ столовую вошелъ слуга и доложилъ о какомъ-то человѣкѣ, который желаетъ поговорить съ сэромъ Антони.
Оксвичъ отправился, чтобы выяснить посѣтителю нелѣпость самаго предположенія, что сэръ Антони можетъ принять кого-нибудь въ столь ранній утренній часъ. Сэръ Антони погрузился въ чтеніе новаго рода рекламъ въ «Times», но Оксвичъ быстра вернулся.
— Пришелъ какой-то человѣкъ съ серебрянымъ блюдомъ, сэръ Антони, то-есть не серебрянымъ, а металлическимъ.
— Ну, такъ что же?
— Да тамъ что-то такое нацарапано, и онъ говоритъ, что дастъ блюдо только вамъ. Это какой-то человѣкъ съ Темзы. Я бы, сэръ, почтительно посовѣтовалъ вамъ принять его.
Ввели страннаго посѣтителя, который оказался толстымъ человѣкомъ въ синей блузѣ съ серебряными пуговицами, служащимъ рѣчного общества. Онъ держалъ подъ мышкой завернутое въ газетную бумагу блюдо изъ бѣлаго металла…
— Съ добрымъ утромъ, сэръ, — Оказалъ онъ, снимая шляпу. — Вотъ это я нашелъ сегодня у себя въ лодкѣ. Мнѣ ѣхать сюда было далеко; три шиллинга истратилъ на ѣзду и полъ-дня потерялъ. Я нашелъ вотъ это въ половинѣ восьмого. — Онъ передалъ блюдо Тони. — Увидите, тутъ что-то для васъ нацарапано, — прибавилъ онъ.
Взявъ блюдо, Тони повертѣлъ его въ рукахъ, замѣтилъ, что оно согнуто, и дѣйствительно нашелъ нѣсколько строкъ, нацарапанныхъ острымъ орудіемъ.
«Снесите это сэру Антони Гидрингу. Девоншайръ Мэвшіонсъ. Лондонъ. Вознаградитъ. Схваченъ. Кажется, везутъ въ Гранъ-Этанъ, но…»
Больше ничего не было написано. Тони прочиталъ нѣсколько разъ, ничего не понимая, потомъ передалъ Оксвичу, который былъ польщенъ выказаннымъ ему довѣріемъ, и постарался проявить геніальность.
— Тутъ дѣло о мистерѣ Мастерсѣ, сэръ, — сказалъ онъ. — Это его захватили; я не сомнѣваюсь.
— Я тоже такъ думаю. Но что такое Гранъ-Этанъ?
Они обратились-было съ этимъ вопросомъ къ принесшему блюдо, но тотъ никакихъ объясненій не могъ дать; онъ повторилъ только, что нашелъ блюдо у себя въ лодкѣ, у одной изъ пристаней въ Попларѣ.
— Какъ долго оно тамъ пролежало? — спросилъ Оксвичъ.
— Всю ночь, сэръ.
Изъ дальнѣйшихъ вопросовъ выяснилось — Оксвичъ съ аккуратностью полисмена записывалъ всѣ отвѣты, — что лодочникъ ушелъ домой, оставивъ свою лодку у пристани въ часъ ночи, а пришелъ утромъ въ семь часовъ, такъ что бросить блюдо въ лодку могли только въ этотъ промежутокъ времени, причемъ это никакъ не могли сдѣлать съ мимо проплывающаго корабля. Лодочникъ не желалъ высказывать опредѣленныхъ предположеній, но все-таки сказалъ, что такъ какъ у пристани стояла готовая къ отплытію яхта, а его лодка стояла рядомъ съ этой яхтой, то онъ бы не удивился, если бы оказалось, что блюдо было брошено именно оттуда. Человѣку, стоящему на пристани, едва ли понадобилось бы именно этимъ путемъ доставить блюдо сэру Антони. Вѣроятнѣе поэтому, что человѣкъ этотъ находился именно на отплывающемъ суднѣ, такъ какъ въ этомъ случаѣ выборъ его былъ ограниченъ — и даже очень. Лодочникъ съ своей стороны рѣшился указать на то, что люки въ кораблѣ очень маленькіе, и блюдо поэтому нужно было согнуть, чтобы просунуть въ люкъ. И въ такомъ случаѣ у человѣка, сдѣлавшаго это, была тройная сила въ рукѣ. Это окончательно убѣдило всѣхъ, что дѣло идетъ о мистерѣ Мастерсѣ, обладавшемъ дѣйствительно тройной физической силой.
— Ясно теперь, — сказалъ Тони, изумленный собственной проницательностью, — что блюдо было брошено съ яхты въ вашу лодку.
— Тѣмъ болѣе, что это блюдо помѣчено названіемъ яхты, — сказалъ лодочникъ.
Въ отвѣтъ на дальнѣйшіе вопросы онъ сказалъ, что яхта, стоившая рядомъ съ его лодкой, была старая, носила названіе «Бѣлая Роза» и отплыла въ пять часовъ утра.
Никакихъ другихъ указаній лодочникъ не давалъ. Взявъ на всякій случай его адресъ, Тони его отправилъ, заплативъ ему за труды.
