Он отошел от меня, пригрозил пальцем:
"Меня не обманешь. Не-е-ет! Ты Митрю ко мне привела. Ты! Ты! Он не знал, где я живу,м Ты его привела… Вот он, вот он в окно подглядывает".
"Богдан! Родной мой! Там никого нет! Я никого не приводила! Я не знаю Митрю! Убей меня - не знаю. Убей! Убей! Богом тебе клянусь, я тебе зла не желаю…"
Он оставил меня. Задумался. Забыл, о чем говорил. Утром ушел. Я пошла за ним. Он шел и оглядывался. Сам с собой разговаривал.
Стаканщики у "Чайной" сидели.
"Эй, Пикассо! - один крикнул.- Иди, вмажем…"
"Не надо,- второй ответил.- Он уже свое вмазал…"
Богдан имя свое услыхал, побежал от них. Оглядывался. Голову в плечи прятал.,
Вечером вернулся домой. С Эльвирой уже не разговаривал. Дверь закрыл. Замка в двери не было. Он ножку от стула в ручку просунул.
"Никого не пущу,- сказал: - Вы меня так не возьмете!"
Я вина ему принесла. У меня сорок хрущевых остались последних. Он вино выпил. Но пьяным не стал. Сидел и молчал.
Эльвира в дверь постучалась.
"Мое тэрпение,- закричала,- имеет граныцы! Плати за квартыру и забырай свои бэбэхы! Гэть отсуда!"
Богдан ее не слушал. Я вышла. Дала ей тридцать хрущевых. Последних. Больше у нас с Богданом ничего не осталось. Ни одного не осталось Хрущева. Сколько их надо для счастья? Скажи! Скажи мне! Думаешь, много? Я много хрущевых в руках держала, пачками их держала. Десять, двадцать пять - куча! Большую кучу держала. Только всегда знала - это бумага. Она не даст тебе счастья! Она судьбы твоей не изменит. Она обманет тебя. Она глаза тебе медом замажет. Тебе покажется, что ты сильный. Красивый. Что тебя любят. Что ты все можешь. А это обман, обман. Самый старый обман на свете. Сталины и Хрущевы слепыми людей делают! Они душу сушат! Кровь выпивают, несчастными делают, больными и старыми делают. А для счастья не много надо. Богом клянусь - не много. Сколько я Сталиных и хрущевых имела, памяти в голове не хватит, а счастливой была, когда двадцать копеек нашла. Мачеха Гана с Васо жила, я голодной была. Двадцать копеек нашла на базаре. Купила себе пирожков с горохом. Четыре штуки купила. За кузней сховалась и съела. И рада была. И запомнила эти двадцать копеек. На всю свою жизнь запомнила. Но тогда я одна была. Мне одной много не надо. А сейчас у меня Богдан есть. Богдана надо кормить. Поесть что-нибудь надо достать, хоть крошечку хлеба достать…
Я на вокзал пошла. Тепло на вокзале было. Безродным воздухом пахло. Люди проезжие на скамейках сидели. Найти одного надо, думаю. Гусыню найду, думаю, Нагадаю ей молодого, с машиной и дачей. Сидели гусыни, много гусынь сидело, но не могла я гадать. Чтобы гадать - легкое сердце надо иметь. Когда на сердце легко - горе, чужую судьбу, как свою видишь, легче на сердце примешь - удача будет.
Нет, не могла я гадать. Не легко мне на сердце было. Нет радости в сердце, нет и охоты. В туалет зашла, глянула на себя в зеркало. Эх, щявале, щявале! Ты это? Ты на меня глядишь? Сабиной тебя зовут? Нет, нет, это не ты, Сабина. Это печаль твоя, это забота твоя на тебя глядит. Ты заботу свою понимаешь. И на лице у тебя забота. Никто на лицо не посмотрит. Худая ты стала, как камышинка под ветром. Круги черные под глазами. От ночей круги, от бессонных ночей, от мучения Богдана. От тоски его, от печали. К кому я с таким лицом подойду? Не будет удачи мне. Нет, нет. Зачем я так говорю? Зачем себе ворожу? Будет, будет удача. Я не одна. Богдан сидит, меня ждет. Богдану надо поесть и вина выпить. Надо себя держать, Сабина. Ты не горюй, Сабина. Будет еще в нашей жизни тепло, весна будет. Ты еще молодая, твои волосы пышные, на лице ни морщйнки, глаза твои жаром горят. Приди, приди мне, удача, сердцу своему наказала.
В зал вошла. Кинула глазом. Людей, как волос на голове. Пригляделась. Учила меня Гана, мачеха. Не спеши, говорила. Хитрой будь, как лиса. Тихой будь, как овечка. А гажё всегда найдутся. Сами тебе Хрущевы свои отдадут. Только ты не спеши. Слушай сердцем, глаза закрой, сразу почуешь слабые души. Вот, вот они! У одних билет в голове, другие дурью маются. Тихо, тихо стой. Что ты чувствуешь? Глаза по лицу, как ветки, стегают, пропусти, пропусти мимо. Казенных людей пропусти, на лица смотри, на местных смотри. Местные, как вороны - богачи, три Хрущева в кармане. Этих не трогай. Тихо, тихо стой. Вот, вот этот. Чуешь, как сердцу жарко? Этот, этот к тебе с удачей. Рядом совсем стоит. Не гляди на него. Тихо, тихо стой. Кто он? Кто? Горячо сердцу. Не казенный, не местный. Борода с рюкзаком. Ветер гулящий. Знаю. Я бородатых знаю. На край земли едут зубы свои терять, с железными возвращаются. И этот такой. Глядит на меня. Улыбнулся. Бог мой! Верно - железа во рту полно. А что в кармане? Что у тебя, милый, в кармане? Теплый ты, вижу, стену плечом подпираешь и глядишь, глядишь на меня. На! На! Хорошо меня разгляди. Я платок распущу. Вот моя грудь. Видишь, видишь? И я вижу, глаза твои жидкие вижу. Подходи, подходи…
Подошел. Губы скривил.
"А ты апще ничего-о-о!" - сказал.
"И ты мужчина красивый,- я отвечаю.- Ты от матери вырос красивой. Ты в молоке в детстве купался…"
"Нищак! Я торчу! - сказал борода. И ко мне наклонился:- А скажи мне, чего я желаю?"
"Скажу, молодой! Скажу, красивый. Тебе сладкого хочется…"
"Я торчу! - Борода качнулся, псиной собачьей дохнул на меня: - Торчу! Но! Сладкое - это потом. Ты секешь? Я без булды грю… Корешок мой, Санька Патлач. Патлача Саньку знаешь? На трубопроводе- первый ас… Он сказал, то есть Санька сказал, кореш мой, Санька… Вася! - сказал.- Вырвесся на юга! Первым делом арбуза моченого спробуй. Водяра под арбуз - нищак…"
Эх, дурак ты, Вася, дурак, думаю. И кореш твой тоже дурак. А сама к нему ближе, ближе. В глаза его обсосанные гляжу.
"У тебя вкус хороший, Вася! - шепчу.- Ты мужчина. И вкус твой мужской. Правду тебе говорю…"
Вася икнул: - "Верю! В точку бьешь, девочка…"
Бабушка твоя тебе девочка, думаю,
"В сердце, в сердце я бью твое! - И под руку его крепко взяла.- Вином угостишь? Я тебе арбуз моченый достану. Из-под земли тебе арбуз достану".
"Вином? - удивился Вася.- Абижа-а-аешь! Я апще вина в рот не беру. Я водяру употребляю. Хлебаешь водяру?"
"С тобой, мой хороший, я керосин хлебать буду,.."
"Керосин, не-е! Керосин не кондиция. А водяра - нищак! Водяру мы щас… Нет проблем".- Таксисту мигнул. Не торговался. Хрущевы вытащил из кармана, из левого, видела я, из левого, не потайного, из пачки, ленточкой перевязанной. У таксиста глаза заблестели.
"Может,- Васе сказал и кивнул на меня,- тебе с дамой сэрца достопримечательности Аххылэи показать? С вэтэрком.."
"Езжай, езжай!-говорю.- Катальщик. Нам некуда ехать…"
"Свободен, шеф!-икнул Вася.- Дама права: нам некуда ехать!- И затянул голосом тошным:
Нам некуда больше спеши-и-ить! Нам некого больше люби-и-ть[Ямщик, не гони лошаде-е-ей!
А? Нищак? Подпевай. Первым голосом можешь? Я сам, без булды грю, бас-гитара. Ансамбль "Тюменские зори" слыхала?"
"Слыхала, родной мой, слыхала… Каждый вечер по радио слушаю". "Нищак! Я грю, в ансамбле, лабал… Дай мне гитару… Сбацаю. А? Тебя как зовут?"
"Любовь… Любовь я…" 15
"Нищак! Где пить будем?"
Вася, ты Вася! Было б что пить. А где - найти можно… В скверик его повела. Он к горлышку присосался. А пачка хрущевых из его кармана уже на груди моей грелась.
"Пала, таксист!-сказал Вася и поглядел на бутылку:-Ну, пала!.. Это не водяра… Компот это!"
"Ты не кричи, не кричи, мой хороший! Ты арбуз моченый хотел… Хотел арбуз моченый?" "Арбуз - нищак! Я торчу! - икнул Вася.- Тащи! На закусь тащи". "Сейчас. Я сейчас. Жди меня. Я сейчас…"
Ветром горячим меня понесло. Жди! Жди арбуз, Вася! Принесу, Вася! Кана барёиа лехкэ пе палма бал! '.
Бежала проулками. Пачка хрущевых горячим углем мою грудь обжигала. За углом, у Дуная, у самого бережка, у вербы старой вытащила…
Бог мой! Не из того кармана взяла. По одному хрущеву в пачке - сто штук всего…
Ничего, ничего, Сабина! Спасибо скажи и за это. Не гневай удачу. Пусть будет сто.
Выпить купила, поесть купила. За комнату Эльвире вперед дала. Месяц так жили…
Богдану хуже стало. Солнце светило, он не вставал, лежал на кровати. Ночью ходил по комнате. Все краски - желтые, синие, черные - из тюбиков на клетки выдавил. На пол бросил. Топтал ногами, плакал, смеялся. Старые картины из-под кровати достал. Поставил рядком у стены. Ту, где отца его гажё военные забирают, долго разглядывал. Лампу на пол поставил, стал на колени и зашептал:
"Отец! Ты меня слышишь? Куда тебя увезли? Скажи… Я скоро приеду к тебе… Отец! Я к тебе приеду…"
Пальто на голое тело накинул, сел на кровать.
Мне стало жутко. Я встала с постели. Обняла его.
"Богдан! - сказала.- Куда ты поехать хочешь? Ночь! Видишь, ночь на дворе… Богдан!"
"Надо ехать, Сабина,- ответил.- Надо… Все равно меня заберут… Митря - предатель…"-голосом тихим сказал, будто во сне разговаривал.
Не глядел па меня. Не могла я поймать его взгляда. Нервный стал. Пугливый стал. На окно глядел.
Ночью, под утро, схватил меня за руку.
