Алиса торжествующе и многозначительно посмотрела на Лидию. Она уже решила, что сам мистер Байрон по своему общественному положению был недалек от своего слуги и что в этом была причина его замкнутой жизни на вилле. Кэшель, перехватив этот взгляд, почти понял его значение и, чтобы обезвредить его, со светской учтивостью обратился к Алисе:
— Как вы, сударыня, проводите время в деревне? Играете ли вы в бильярд?
— Нет, — возмущенно ответила Алиса. Ее оскорбило дерзкое, по ее мнению, предположение, будто она способна проводить вечера в бильярдной комнате деревенского трактира. Но, к ее удивлению, Лидия сказала:
— А я играю иногда, но только очень плохо. У меня не было достаточной практики. А вы, когда я застала вас вчера, кажется, собирались, судя по вашей одежде, играть в лаун-теннис? Мисс Гофф — знаменитый игрок в теннис. В прошлом году она победила чемпиона Австралии.
После этих слов обеим девушкам могло бы показаться, что мистер Байрон был не чужд умения ухаживать за женщинами, потому что он изобразил на своем лице величайшее удивление. Но затем он поразил их своим непонятным поведением.
— Чемпион Австралии? — спросил он. — Кто такой?.. Впрочем, вы имеете в виду лаун-теннисного чемпиона… Конечно. В таком случае, поздравляю вас, мисс Гофф. Далеко не всякий игрок может побить чемпиона.
Алиса была шокирована этим странным ответом. Она решила, что он вульгарно воспитан, каковы бы ни были взгляды высшего общества на игру в бильярд, и постановила дать ему это почувствовать, если он еще раз обратится к ней. Но он больше с ней не заговаривал. Они подошли уже к калитке парка и остановились.
— Позвольте, я открою, — предложил Кэшель.
Лидия дала ему ключ, и он с учтивым поклоном отворил калитку. Алиса собиралась уже с сухим поклоном войти в парк, когда заметила, что Лидия подала Кэшелю руку. Все, что делала мисс Кэру, казалось ей образцом светскости и учтивости. Кэшель робко взял руку Лидии в свою и осторожно пожал ее, не смея поднять глаз. Тогда Алиса поспешила снять свою перчатку. Заметив это, Кэшель сделал шаг к ней и с той же осторожностью пожал кончики ее пальцев. Алиса, невольно опустив глаза, увидела его руку, больше, крепче и чернее которой ей, кажется, никогда еще не приходилось видеть.
Алиса первая вошла в парк. Лидия, шедшая за ней, обернулась, чтобы притворить калитку, и, заметив, что молодой человек смотрит им вслед, в последний раз приветливо улыбнулась ему. Для нее было ново это ощущение упорного и внимательного взгляда, ласково покоившегося на ней. Она несколько вышла из рамок сдержанности и холодности, предписываемых светскими обычаями для первых встреч, но все же меньше, чем Кэшель, который не мог отвести от нее глаз.
— Думаете ли вы, — спросила Алиса, когда они прошли несколько шагов, — что этот молодой человек — джентльмен?
— Не знаю. Мы ведь едва познакомились с ним.
— Но как вам кажется? Есть всегда что-то такое, по чему можно с первого взгляда узнать джентльмена.
— Разве? Никогда не замечала.
— Не может быть! — Алиса смутилась сухостью ответов мисс Кэру. Ее начало беспокоить подозрение, не обнаруживают ли высказанные ею представления о джентльменстве ее низшего, по сравнению с Лидией, общественного положения. — Я полагаю, что это всегда бросается в глаза.
— Может быть, — сказала Лидия. — Но, что касается меня, я замечала одинаковое разнообразие в характере и поведении у людей всех сословий. Некоторые люди, независимо от своего общественного положения, имеют врожденную утонченность и деликатность.
— Я именно об этом говорю, — перебила Алиса.
— Но эта черта встречается так же часто в среде актеров, цирковых наездников и крестьян, как среди чистокровных леди и джентльменов. Можно упрекнуть в недостатке природного чутья многих людей, но, во всяком случае, не мистера Байрона. Однако, я вижу, что он заинтересовал вас.
— Меня? — возмущенно воскликнула Алиса. — Нисколько.
— А меня да. И даже очень. Я так редко встречаю в людях что-нибудь новое. А он очень странный и необыкновенный человек.
— Я этого не нахожу, — ответила Алиса с неудовольствием.
Лидия не обратила внимания на ее тон и продолжала:
— По-моему, он или человек скромного происхождения, как вы подозреваете, но побывавший в обществе, или джентльмен, но непривычный к обществу. Я не вижу оснований, по которым можно было бы разрешить эту дилемму.
— Но его разговор далеко не учтив, а произношение вовсе не безупречно. У него грубые и черные руки. Разве вы этого не заметили?
— Заметила и полагаю, что если бы он был действительно из низших слоев общества, то следил бы за своим произношением, чтобы скрыть это. Такие люди никогда не погрешат против условных приличии, а он нарушал их на каждом шагу. То, как он выговаривал некоторые слова, заставило меня на минуту подумать, что он актер. Но я скоро разубедилась в этом. У него нет ни одного актерского недостатка. Однако по всему видно, что у него есть определенная профессия. Он не похож на светского бездельника. Я перебрала все пришедшие мне в голову профессии, и ни одна не подходит к нему. Может быть, то и интересно в нем, что его трудно разгадать.
— Но у него должно быть какое-нибудь положение в обществе. Он, очевидно, коротко знаком с лордом Вортингтоном.
— Лорд Вортингтон — ярый спортсмен и знается со всякими людьми.
— Да, но он вряд ли позволил бы жокею обнимать себя, как сделал мистер Байрон.
— Вероятно нет, — задумчиво ответила Лидия. — Во всяком случае, я не верю, что он — расстроивший свое здоровье ученый, как рассказывал Люциан.
— Я знаю, кто он, — неожиданно воскликнула Алиса. — Он просто оберегает своего сожителя и ухаживает за ним. Помните, как он назвал Меллиша сумасшедшим.
— Очень возможно… по-видимому, — согласилась Лидия. — Как бы то ни было, он доставил нам предмет для разговоров, а это большая услуга в деревне.
Они уже входили в замок. Лидия на минуту остановилась на террасе. Высокая труба виллы, где жил ее новый знакомый, чернела на фоне светлого облака, за которым заходило солнце. Она улыбнулась какой-то мысли, пришедшей ей в голову, подняла на мгновение глаза на черного мраморного египтянина, бесстрастно смотревшего из своей ниши на золотившееся закатное небо, и пошла вслед за Алисой.
Несколько позднее, когда ночь уже совсем спустилась на землю, Кэшель сидел у себя в кресле и думал. Его сожитель без сюртука курил у огня и присматривал за кастрюлей, в которой что-то варилось. Он взглянул на часы и нарушил установившееся молчание:
— Пора идти спать.
— Пора вам пойти к черту! — гневно ответил Кэшель. — Я ухожу.
— Идите и схватите простуду. Это будет очень благоразумно.
— Ступайте сами спать, благоразумный человек. Я желаю пройтись.
— Если вы выйдете сегодня вечером на прогулку, то лорд Вортингтон потеряет свои пятьсот фунтов, это как пить дать. Вам не одержать победы над противником в пятнадцать минут, если будете гулять по ночам. Вы это прекрасно знаете.
— Хотите пари два против одного, что я буду спать на сырой траве и побью Длинного Датчанина еще до срока в первую же схватку?
— Не делайте глупостей, — пытался уговорить его Меллиш. — Ведь я советую для вашего же блага.
— Предположим, я вовсе не хочу, чтобы мне советовали для моего блага. Что вы на это скажете? И выбросьте ваши вареные лимоны. Сколько прекрасных речей вы ни произнесете, я не стану их есть.
— Какой бес в вас вселился сегодня? — негодующе ответил Меллиш. — Вы знаете, что вам необходимо есть вареные лимоны. И я столько потрудился над ними!
— Какое мне до этого дело! — не унимался Кэшель. — Вот как нужны мне ваши лимоны!
Он схватил кастрюлю и выплеснул ее содержимое за окно.
— Я поработаю своими кулаками на славу и без этих бабьих глупостей. Завтра же поеду в Лондон и куплю себе пару боевых перчаток.
— На что вам теперь перчатки?
— Это нестерпимо, — совсем вышел из себя Кэшель, Он встал, взял шляпу и со злобой произнес: — Мне надоели ваши вечные приставания. Не забывайте, что я здесь борец, а не вы. Слышите?
Меллиш даже вскочил от негодования:
— Понимаете ли вы сами смысл ваших слов, Кэшель Байрон? Вы несете такую бессмыслицу, как будто вы выжили из ума.
— Есть ли смысл в том, что я говорю, или нет — об этом поговорите со своими приятелями со скотного двора, Меллиш.
Меллиш укоризненно посмотрел на него. Кэшель отвернулся от этого взгляда и направился к двери. Это движение напомнило тренеру его профессиональные обязанности. Он возобновил свои уговоры, доказывал все опасности простуды, припоминал разные случаи, когда боксеры терпели поражение от того, что не слушались советов своих тренеров. Кэшель выразил свое недоверие к этим рассказам в кратких, но крепких словах. Наконец Меллишу пришлось ограничиться просьбой сократить ночную прогулку до получаса.
