– Оставь скамейку! – крикнул старший.
Иаго расхохотался ему в лицо.
– Брось, а то застрелю, как собаку!
– А на что вы еще способны, собаки, если не стрелять в безоружного!
– Нет, так просто мы тебя не убьем! Взять его! – скомандовал старший.
Стража бросилась на Иаго. Первый же охранник свалился к его ногам с разбитым черепом. Иаго снова замахнулся скамейкой, но на этот раз сила ему изменила: занесенная скамейка ударилась о потолок и выпала у него из рук. Тут на него набросились все и стали беспощадно избивать, как и чем попало. Когда он распух от побоев, его, бесчувственного, швырнули в темную, низкую, смрадную комнату и заперли там.
Не скоро Иаго пришел в себя. Когда он открыл глаза, слабый лунный луч, падавший через маленькое оконце, заставил его зажмуриться. Что с ним, где он, почему все тело так болит, что трудно шевельнуться?
Ему постепенно припомнились события сегодняшнего дня. Он скрипнул зубами. Вдруг в камере сделалось темнее. Иаго с трудом поднял голову, взглянул на окно, – его словно кто-то заслонил. От слабости темнеет в глазах, – подумал он. Опустил веки и снова их поднял, – луна по-прежнему посылала ему свое кроткое сияние.
Да, это у меня, верно, в глазах потемнело. Кто бы мог сейчас подойти к моей камере? – и он снова погрузился в полузабытье.
Удивительное создание человек! Всецело упоенный счастьем, под гнетом непоправимой беды, в радости или в печали, неотступно думает он о любимом существе, неизменно ласкает милый образ. Ликует или скорбит его сердце, всегда оно томится по ласке, жаждет сочувствия!
Даже и сейчас Иаго неустанно думал о своей Нуну: ни горе, ни страдания, ничто не могло вытравить из его памяти, изгнать из сердца образ любимой.
Его никогда не покидал этот образ. Он страдал, душа его не знала покоя, но страдание это было так сладостно, что он не променял бы его ни на что в целом мире.
Из этого томительного забытья вывел его какой-то странный скрежет у стены под оконцем.
Иаго приподнялся, насторожился, – ненарушимая тишина царила вокруг.
Немного погодя шум повторился, и он услышал приглушенный шепот.
– Тише, тише ты, услышать могут! Иаго весь обратился в слух.
Кто бы это мог быть… в такой час? Что они там делают? – сердце бурно стучало в груди от какого-то неясного предчувствия.
А приглушенная возня у стены под окном все продолжалась. Он впился глазами в окно. Вдруг из стены бесшумно вынули большой камень и отогнули решетку от окна. Иаго приподнялся на колени. Он ясно различил двоих мужчин, медленно опускавших камень на землю. Они выпрямились и заглянули внутрь камеры.
– Кто там, православные? Помогите! – громким шепотом взмолился Иаго.
Неизвестные вздрогнули от неожиданности и переглянулись.
– Тс-с! Это мы! – тихо ответил один из них, подойдя ближе к окошку.
– Наши, православные! – едва сдерживаясь, шептал Иаго.
– Иаго, ты? – спросил снаружи неизвестный.
– Это – я, я! Но ты-то кто же?
– Слава твоей воле, святой Гиваргий! – произнес один из неизвестных, снял шапку и перекрестился.
– Ты не узнал нас, Иаго! – обратился он к узнику. – Я – Коба, твой побратим!
– Коба! – изумленно воскликнул Иаго! – Откуда ты, брат, как сюда попал?
– Потом все расскажу, а теперь собирайся, бежим отсюда! А ну, давай! – обратился Коба к товарищу. – Поскорей разберем стену!
– Развяжите мне руки, я помогу вам отсюда! – попросил Иаго.
– Да что ж это я? Ты ведь связан, – спохватился Коба. – Повернись к окну, я перережу веревки кинжалом.
Иаго с трудом поднялся на ноги, Коба просунул в окно кинжал и перерезал веревку на руках у узника.
– А теперь сам возьми кинжал, освободи и ноги!
Иаго потянулся за кинжалом, но онемевшие, затекшие от веревок руки не повиновались ему.
– Что с тобой, отчего не берешь? – нетерпеливо спросил Коба.
– Не могу, руки не действуют! – печально ответил Иаго.
– Отдохни, отдохни немного, руки окрепнут и сила к ним вернется. А ты что мешкаешь? – обратился он к товарищу.
Оба усердно принялись за работу с ловкостью, доказывающей, что не первый раз занимаются они таким делом.
Через несколько минут щель была настолько расширена, что они сумели через нее вытащить узника, и тут же, под стеной, принялись распиливать железные кандалы на его ногах.
Только успели они с этим покончить, как послышались шаги идущих в обход караульных.
– Идут! – прошептал Торгва, и все трое стали напряженно всматриваться в темноту.
Они ясно различили приближавшихся солдат. Штыки поблескивали при свете луны. Солдаты шли медленно, вразвалку, беспечно перешучивались и смеялись. Здесь они ниоткуда не ожидали опасности; ведь скала с этой стороны была, по их мнению, неприступной.
– Караульные! – прошептал Коба и достал из чехла ружье.
– Дайте и мне ружье, уложу хотя бы одного из них, а там будь что будет! – попросил Иаго. Он едва стоял на ногах, но зов свободы, ненависть к несправедливости и страх перед нечеловеческими муками удесятерили его силы.
– Не надо! – шепнул Торга а. – Зря погибнем. Лучше подадимся за угол и оттуда на них налетим. От неожиданности они собьются в кучу, передние сомнут задних… Убегут – хорошо, а нет… Их всего лишь пять человек. Что нам?!
– За скалу, за скалу! – послышался тихий, как дуновение ветерка, шопот Кобы, и все трое мгновенно исчезли за выступом скалы.
Отряд тяжело ступал подкованными железом сапогами. Все ближе подходили они к трем товарищам, которые поджидали их, сжимая кинжалы в руках и сурово сдвинув брови.
Стена скрывала их от солдат, но и без укрытия невозможно было разглядеть как бы сросшихся со скалой самоотверженных друзей.
Ночь была восхитительная – спокойная, светлая, даже ветер не шелестел, казалось, будто природа ласково убаюкивала своих детей, а луна выглянула только ради того, чтобы вдоволь налюбоваться этой безмятежной красотой. Вдалеке стонал бессонный соловей, время от времени повторяя свои ласково-тоскующие призывы.
Солдаты подошли к скале, за которой сидели Иаго и его друзья.
– Давай закурим! – предложил один из солдат.
– Не мешало бы! – охотно согласились остальные, отложили в сторону ружья, усевшись в кружок.
– Вчера командир в деревню меня посылал, – начал один, набивая трубку.
– За курами, – подхватил другой.
– Ну вот, пошел я, стал по деревне бродить, – продолжал первый, – спрашивая кур у одного, у другого. Никто не продает…
– Решили, значит, не продавать нашим, – пояснил другой. – Проклятые!
– Одно слово, басурманы! – добавил длинноусый ефрейтор.
– Думаю про себя, – продолжал рассказчик, – я вам покажу… Да и свернул в один двор. Смотрю, разгуливают по двору индюки. Я зацепил одного палкой. На лай собачий вышла баба, бросилась ко мне, лопочет что-то на своем языке. Я схватил индюка, она ко мне, и давай мы тащить птицу каждый в свою сторону, чуть пополам не разорвали, и смех а грех, ей-богу… Рассвирепела баба и хватила меня палкой. Ох ты, чортово отродье. – Думаю: – Ну, смотри теперь, что будет, и шлеп на землю, растянулся, будто дух вон… Сбежался народ, окружили меня, а я лежу, не дышу. Думают, убила меня баба, сердятся на нее, бранятся, а на меня все водой брызгают, в чувство приводят. Страшно им, – за убийство ответ будут держать строгий. Вот открыл я глаза да и хвать одного мужика, который поближе стоял. Ах ты, – говорю ему, – такой-сякой, ты царского слугу искалечил, кто ты есть такой?… Мужичонка простой, и только. Пойдем к начальнику ответ держать! А он побледнел весь, упрашивает меня отпустить его. Долго упрашивал, а потом дали мне трех индеек да семь кур, и тут только оставил я их в покое…
– Молодец! – одобрили остальные.
– А если бы они пожаловались на тебя начальнику, что бы ты тогда сказал?
– А я сам начальнику рассказал.
– И что он?
– Похвалил, поблагодарил и смеялся от души. Как же иначе, начальник купить поручил, а те не дают, что было делать?
Все с интересом слушали, одобряли рассказчика, видно было, что каждому хотелось бы быть на его месте. Все ждали с набитыми трубками, чтобы один из них зажег спичку, которая, видимо, отсырела у него в кармане. Он долго чиркал ею, наконец высек огонь, и пламя осветило всех, и не успело оно погаснуть, как у всех потемнело в глазах.
Трое из солдат приподнялись, но тут же свалились замертво на землю. Иаго и его друзья ждали удобной минуты для нападения. Они выскочили из засады как раз в то мгновение, когда пламя от спички осветило сидевших. Они так точно рассчитали расстояние и удар кинжалами, что ни один из них не промахнулся.
Два оставшихся в живых солдата, отчаянно зовя на помощь, побежали к тюрьме.
Страстное желание Иаго сбылось – он отомстил врагу за свои муки, но это напряжение лишило его последних сил, ноги подкосились, голова закружилась от слабости, и он рухнул на землю.
Хоть одному я отомстил! – подумал он.
