Как будто оживают предо мной
всё ереси истерзанного века,
И чудеса, что силой чар волшебных
творит могучий христианский бог,
И капитаны чёрных кораблей
из сказочной страны рыжеволосых,
Багряное заморское стекло,
манящий пряный аромат гвоздики,
Хлопчатые одежды, ром и вина -
товары южных варваров в порту…
Мне слышатся хоралы литургии;
голубоглазые доминиканцы
Поют о божестве запретной веры,
поют об окровавленном кресте…[129]
Вскоре эти новые веяния нашли отражение в прозе — раньше всего в творчестве Дзюнъитиро Танидзаки.
В рассказе «Татуировка» соблюдены всё этические и эстетические посылки литературы «конца века» — экзотический фон («Это было во времена, когда люди почитали легкомыслие за добродетель, а жизнь ещё не омрачали, как в наши дни, суровые невзгоды..»), культ красоты (действующие лица — красавица и человек искусства, художник), чёткая композиция, динамично развивающийся сюжет, изящный, орнаментальный язык, но главной темой была апология жестокой власти, которой обладает чувственная женская красота, ведущая к гибели каждого, кто познает власть её чар, — такая тема звучала дерзким вызовом традиционной морали. В рассказе «Цзилинь», имевшем успех даже больший, чем «Татуировка», эта же тема раскрыта ещё более выразительно. Рассказ поражал читателей вовсе не только потому, что действующим лицом там выступал сам Конфуций[130] (напомним, что конфуцианство на протяжении более чем двух с половиной веков, вплоть до буржуазной революции 1868 г., являлось официальной идеологией феодальной Японии, то есть ещё сравнительно недавно). Центральной фигурой повествования, сюжет которого построен на основе одной из многочисленных легенд о жизни Конфуция, писатель сделал не великого мудреца древности, а прекрасную Нань-цзы, воплощение красоты, жестокости и порока. В соревновании за власть над душой влюблённого в Нань-цзы государя жестокая красавица одерживает решительную победу над мудрецом.
В раннем творчестве Танидзаки тема служения красоте неразрывно связана с темой любви — правильнее было бы сказать, с изображением сугубо земной, даже болезненно-извращённой плотской страсти, лишённой какого бы то ни было романтического ореола.
Критика сравнивала «Цзилинь» то с «Таис» А, Франса, то с «Искушением Святого Антония» Флобера, то с «Саломеей» О. Уайльда… Так или иначе, но в раннем творчестве Танидзаки зло и порок торжествуют, а красота воплощается в образе женщины, прекрасной, но непременно жестокой — таковы в ту пору героини многих его произведений. «Предположим, существуют две женщины, одна добрая, другая жестокая — говорит Дзётаро, герой одноимённого рассказа (1912). — Которая, по-твоему, прекраснее? Конечно, вторая, злая. Иными словами, злобная натура гораздо больше способна стать подлинным воплощением красоты».
Можно, разумеется, объяснять изображение прекрасных, но непременно жестоких женщин в раннем творчестве Танидзаки личными пристрастиями и склонностями автора, как это делают некоторые японские и западноевропейские критики, но бесспорно, что в создании таких образов немалую роль сыграло стремление, пусть неосознанное, эпатировать общество, где женщина по-прежнему оставалась бесправной рабыней, которую можно было купить или продать точно так же, как в самую мрачную эпоху феодализма. Нет, Танидзаки отнюдь не был поборником женского равноправия, среда, в которой прошли его детство и молодость, была далека от идей такого рода, уже волновавших передовые умы тех лет. Но дерзкое желание ниспровергнуть затхлые моральные догмы, объявить идеалом властную, гордую женщину, а высшей радостью — покорное ей служение, безусловно присутствуют в его творчестве. В этом и заключалось главное новаторство, поразившее современников, к тому же блестяще воплощённое с помощью формальных принципов европейской литературы «конца века», которой молодой Танидзаки подражал с чисто юношеским увлечением. Впрочем, не только он один. «Жизнь человеческая не стоит и одной строчки Бодлера…» — писал современник Танидзаки, другой выдающийся писатель, Акутагава (1892–1927), утверждая приоритет искусства над жизнью. «Цветы зла» — само это название импонировало молодым литераторам, казалось исполненным глубокого смысла, звучало вызовом лицемерной буржуазной морали. Но Танидзаки пошёл даже дальше своих европейских учителей, утверждая приоритет зла над добром, декларируя, что только зло может стать источником вдохновения для истинно высокого искусства. Так, его герой Дзётаро говорит, что «Божественная комедия» Данте стала бессмертным произведением именно благодаря описанию Ада, а «Потерянный рай» Мильтона намного превосходит его «Обретённый рай», потому что рисует грехопадение Адама и Евы…
Критика приветствовала рассказы Танидзаки (Дзётаро сравнивали с лордом Генри из романа О. Уайльда «Портрет Дориана Грея»), издатели готовы были платить за рукописи молодого писателя больше, чем платили обычно, его сочинения шли нарасхват, а цензура, со своей стороны, случалось, налагала запрет на некоторые его рассказы, с точки зрения этой цензуры вопиюще предосудительные… Так, сопровождаемый шумным успехом, вступил в литературу Дзюнъитиро Танидзаки.
* * *
Танидзаки родился в Токио, в семье купца. Впрочем, отцу его так упорно не везло во всех его коммерческих начинаниях, что его лишь условно можно причислить к купеческому сословию. В раннем детстве семья Танидзаки не испытывала нужды благодаря помощи деда, тоже купца, так что первые годы жизни будущего писателя прошли в сравнительно благополучной обстановке. Впоследствии он с любовью вспоминал свои первые детские впечатления, в частности, посещение театра Кабуки с матерью и тётками или поразившую его детское воображение икону богородицы в доме деда (дед принял православие; увлечение христианством во всех его разновидностях было модным поветрием в конце XIX века.) — в этой иконе ему чудилось что-то бесконечно «благородное, страшное и прекрасное». Тема детства, счастливого и несчастного, часто присутствует и в раннем, и в зрелом творчестве Танидзаки. Он умел понять душу ребёнка и передать переживания детей с тонким и сочувственным проникновением в детскую психологию (рассказ «Маленькое государство», 1918). Танидзаки горячо любил свою мать, слывшую красавицей, и не раз обращался в своём творчестве к теме сыновней любви, к образу матери (рассказы «Тоска о матери», 1919; «Лианы Ёсино», 1931; «Мать Сигэмото», 1957). Отметим всё же истины ради, что интерпретация этой темы — изображение тоски ребёнка по безвременно умершей или таинственно исчезнувшей (как в рассказе «Мать Сигэмото») матери была подсказана отнюдь не личным опытом автора (Танидзаки потерял мать, когда ему было уже за тридцать), а, скорее всего, трудами Фрейда, увлечение которыми было модным в те годы в Европе, а следовательно, и в Японии.
К тому времени, как Танидзаки окончил начальную школу, дела отца окончательно пришли в упадок. Нужно было идти работать — учеником в лавку или в какую-нибудь контору. К счастью, школьному учителю, обратившему внимание на незаурядную одарённость подростка, удалось преодолеть сопротивление отца и уговорить его позволить сыну продолжить образование. Так Танидзаки посчастливилось стать учеником одной из лучших гимназий Токио. Об этом эпизоде жизни, сыгравшем решающую роль в его дальнейшей судьбе, Танидзаки написал в 1903 году для гимназического литературного журнала автобиографический рассказ. Это было ещё совсем незрелое сочинение, традиционно названное в духе старомодной восточной стилистики «Записки о весеннем ветерке и осеннем дожде». Рассказ начинается с того, как мальчик, вернувшись домой после блестяще сданных выпускных экзаменов в школе, узнает от отца, что на этом его учение закончено, теперь ему придётся работать. Мальчик заливается слезами.
«Что за слёзы то были? Слёзы благодарности за отцовскую заботу (о моём будущем. — И. Л.)? Нет… Слёзы негодования, что мир устроен так беспощадно? Нет… То были слёзы о том, что я не смогу учиться и мне придётся работать в каком-нибудь коммерческом заведении.
С самых ранних лет я больше всего не любил военных, а после них — бизнесменов. Даже если человек прославился на весь мир, разве он поступает, как подобает поступать человеку, если отнимает жизнь других людей и проливает кровь своим мечом? Даже если человек нажил огромное состояние и непрерывно купается в роскоши и богатстве, есть ли смысл родиться человеком, чтобы превратить жизнь в нашем бренном мире в пустой и эфемерный сон?»
