Лене все увиденное пришлось очень по душе, она начала внимательно рассматривать картины, висевшие в широких рамках над изголовьем и изножьем постели. Это были две гравюры, сюжет которых ее живо заинтересовал, и ей захотелось узнать, как они называются. Под одной стояло: «Переход Вашингтона через Делавар», под другой «Последний час Трафальгара», обе надписи - на английском языке. Лена могла разобрать только отдельные слоги, и - казалось бы, такой пустяк - это больно ее задело, ибо она вновь почувствовала, какая пропасть отделяет ее от Бото. Правда, Бото любил посмеяться над образованием и ученостью, но Лена была достаточно умна и знала цену этим насмешкам.
Рядом с входной дверью, над столиком в стиле рококо, где стояли красные стаканчики и графин с водой, тоже висела пестрая литография, снабженная надписью на трех языках: «Если бы молодость знала». Лене вспомнилось, что точно такую же картину она видела в комнате у Дёрров. Дёрр любит подобные штучки. Но, увидев эту картину здесь, Лена в досаде отпрянула. Ее тонкая натура восприняла пошло-непристойный сюжет картины как оскорбительную насмешку над собственным чувством. Желая развеять тягостное впечатление, она подошла к окну и распахнула обе его створки, чтобы впустить в комнату ночной воздух. Ах, как это ее освежило! Она села на подоконник, приподнятый не более чем на две ладони от пола, обхватила левой рукой торчащий из стены брус, прислушалась, не донесутся ли голоса с веранды, находящейся не так уж далеко от ее окна, но не услышала ни звука. Кругом стояла глубокая тишина, и лишь ветви старого вяза издавали едва слышный шорох. Если и была на душе у Лены какая-то тяжесть, все бесследно исчезло, едва она устремила восторженный и проникновенный взор на открывшуюся перед ней картину. Беззвучно струилась вода, вечерние сумерки одели луга и леса, и едва проглянувший серп молодого месяца залил слабым светом воды Шпрее, высветив мелкую рябь на ее поверхности.
- Какая красота! - вздохнула Лена.- И как я все-таки счастлива,- добавила она.
Ей не хотелось отрываться от этой картины, но под конец она все же встала, придвинула к зеркалу стул и принялась распускать и вновь заплетать свои красивые волосы. За этим занятием ее и застал Бото.
- Ты еще не спишь? А я-то думал, что мне придется будить тебя поцелуем.
- Тогда ты пришел слишком рано, хоть уже поздно. Она встала ему навстречу.
- Мой любимый! Как долго тебя не было.
- А твоя лихорадка? А приступ?
- Все прошло. Я опять здорова и весела - уже целых полчаса. И ровно полчаса я жду тебя.
Она подвела его к открытому окну.
- Только взгляни. Бедное сердце человеческое, может ли оно не тосковать при виде этой красоты?
Она прижалась к нему и, уже закрывая глаза, взглянула на него с выражением беспредельного счастья,
Оба рано проснулись - не успело еще солнце одолеть утренний туман, а они уже спустились вниз позавтракать. Задувал легкий ветерок, ранний бриз, который не любят упускать моряки, и когда юная чета вышла из дому, целая флотилия бороздила воды Шпрее.
Лена была еще в утреннем туалете. Она взяла Бото под руку и медленно пошла вдоль по берегу, до высоких зарослей тростника. Он с нежностью взглянул на нее:
- Лена, Лена, я никогда еще не видел тебя такой. Даже не знаю, как это выразить. У тебя счастливый вид, иначе не скажешь.
Так оно и было. Она была счастлива, вполне счастлива, и все представлялось ей в розовом свете. Она вела под руку самого хорошего, самого любимого человека и наслаждалась прелестью мгновения. Разве этого не довольно? И если даже это мгновение окажется последним, значит, так тому и быть. Разве мало получить в подарок от судьбы целый день счастья? Пусть даже один, один-единственный день?
Бесследно развеялись мысли о тревогах и заботах, которые обычно, против воли, теснили ее грудь. Не осталось иных чувств, кроме гордости, признательности, счастья. Но Лена не хотела говорить об этом. Она была суеверна, она боялась спугнуть счастье, и лишь по легкому трепету ее руки Бото мог понять, как глубоко-глубоко в Ленино сердце проникли его слова: «Я думаю, ты счастлива».
Пришел хозяин и учтиво, хотя и не без легкого замешательства, осведомился, хорошо ли они почивали.
- Превосходно,- отвечал Бото,- мятный чай, о котором позаботилась ваша милая супруга, сотворил чудо. И серп луны заглядывал к нам в окно, и соловьи щелкали потихоньку, едва слышно,- кто бы не заснул в таком раю?
Будем надеяться, что вы не ожидаете сегодня после обеда пароход из Берлина и двести сорок господ на нем. Тогда произойдет самое настоящее изгнание из рая. Вы улыбаетесь, словно хотите ответить: «Как знать?» Может, я и впрямь уже накликал беду своими словами. По меньшей мере сейчас здесь никого нет, я не вижу ни парохода, ни пароходного дыма, река чиста, и даже если весь Берлин намерен сегодня побывать здесь, мы еще успеем спокойно позавтракать. Не так ли? Вопрос только где.
- Где прикажете….
- Я думаю, под вязом. В помещении очень хорошо, но лишь тогда, когда на дворе припекает солнце. А солнце покамест не припекает, дай ему бог совладать с лесным туманом.
Хозяин ушел распорядиться завтраком, а молодая пара продолжала свою прогулку до песчаной косы, с которой видны были красные крыши соседней деревушки и правее - островерхая колокольня Кенигсвустерхаузена. У края косы лежал прибитый волнами ивовый ствол. Они присели на него и стали наблюдать за рыбаками - мужчиной и женщиной. Те резали камыш, делали из него вязанки и складывали их в плоскодонку. Отрадно было наблюдать за их работой, а когда немного спустя Бото и Лена вернулись домой, им подали завтрак скорее на английский, чем на немецкий лад: кофе и чай, яйца, мясо и даже ломтики поджаренного белого хлеба в серебряной вазочке.
- Лена, ты только посмотри. Вот где надо завтракать. Как по-твоему? Бесподобно. А гляди-ка, на верфи они снова взялись за работу, да как ритмично. Знаешь, этот рабочий ритм - лучшая музыка на свете.
Лена кивнула, но слушала его только в пол-уха, ибо и сегодня все ее внимание было отдано мосткам, только теперь ее занимали не лодки, пробудившие в ней вчера столь бурный интерес, а миловидная девушка, которая стояла на коленях среди кастрюль и прочей кухонной утвари. С радостной охотой, угадываемой в каждом движении рук, она начищала чайники, сковороды, кастрюли и, вычистив очередную посудину, споласкивала в проточной воде. Потом она поднимала ее высоко в воздух, чтобы та как следует блеснула на солнце, и складывала в приготовленную корзину.
Лена сидела словно завороженная.
- Смотри-ка.- И она указала на хорошенькую служанку, которая, казалось, никак не может досыта наработаться.- Ты знаешь, она неспроста стоит на коленях, она подает мне знак, предостережение.
- Лена, Лена, что с тобой? Ты вдруг так изменилась, так побледнела.
- Ничего.
- Как же ничего? А глаза блестят, словно ты готова залиться слезами. Неужели ты кастрюль никогда не видела? Или кухарку, которая их чистит? Можно подумать, будто ты ей завидуешь, что вот, мол, она стоит на коленях и работает за троих.
Появление хозяина прервало их разговор, а там к Лене мало-помалу вернулось ее спокойствие и живость. Немного спустя она ушла наверх переодеться.
Вернувшись, она узнала, что Бото в ее отсутствие безоговорочно одобрил программу, намеченную хозяином: парусник доставляет их в соседнюю деревню, Нидерлеме - живописнейший уголок на берегу Вендской Шпрее, оттуда они пешком отправляются до Кенигсвустерхаузена, осматривают парк и дворец и тем же путем возвращаются назад. Вся прогулка рассчитана на полдня, а что делать после обеда, они решат потом.
Лене план тоже понравился, вот уже подготовили лодку, снесли туда одеяла, но вдруг из сада послышались голоса и заливчатый смех, что свидетельствовало о прибытии гостей и грозило нарушить их одиночество.
- А, яхтсмены явились,-сказал Бото.-Слава богу, мы уезжаем. Поторапливайся, Лена.
И оба поспешили, чтоб как можно скорее забраться в лодку. Но, не успели они дойти до мостков, их перехватили и окружили со всех сторон. Гости оказались из числа друзей, и вдобавок самых близких: Питт, Серж, Балафре. Все трое со своими дамами.
- Ah, les beaux esprits se rencontrent! Великие умы встречаются! - воскликнул Балафре, полный неописуемого задора, который, однако ж, сменился сдержанностью, едва он заметил, что за ними наблюдают с порога хозяин и хозяйка.- Какая счастливая и какая неожиданная встреча! Позвольте мне, Гастон, представить вам наших дам: королева Изабо, мадемуазель Жанна и мадемуазель Марго.
Бото сразу понял, какой пароль принят на сегодня, и, быстро включаясь в игру, со своей стороны легким движением руки представил:
- Мадемуазель Агнес Сорель.
Все трое мужчин поклонились учтиво, даже почтительно с виду, тогда как обе дочери Тибо д'Арка ограничились едва заметным книксеном, предоставив королеве Изабо, бывшей годами пятнадцатью старше остальных дам, приветствовать незнакомую и не очень нужную в данной ситуации особу более дружески.
