Произнося такую речь, мистер Пелл засунул руки в карманы, нахмурился, мрачно озираясь, и звякнул тремя пенсами.
Только-только стало известно столь благородное решение, как в комнату неистово ворвались мальчик и синий мешок — два неразлучных товарища — и доложили (собственно говоря, доложил мальчик, ибо синий мешок не принимал никакого участия в докладе), что дело сейчас будет разбираться. Услышав это, вся компания перебежала через улицу и стала пробивать себе дорогу в суд: подготовительная церемония, которая, по расчетам, должна была занять в обычных условиях от двадцати пяти до тридцати минут.
Мистер Уэллер, человек тучный, бросился сразу в толпу в отчаянной надежде пробиться в каком-нибудь удобном месте. Успех не вполне оправдал его ожидания, ибо шляпа, которую он забыл снять, была нахлобучена ему на глаза каким-то субъектом, на чью ногу он наступил довольно тяжело. По-видимому, этот индивид немедленно раскаялся в своей горячности, ибо, пробормотав какие-то невнятные слова, выражающие изумление, он увлек старика в вестибюль и после энергической борьбы стащил с него нахлобученную шляпу.
— Сэмивел! — воскликнул мистер Уэллер, когда получил возможность лицезреть своего спасителя.
Сэм кивнул головой.
— Ты почтительный и любящий сынок, что и говорить, — заметил мистер Уэллер. — Нахлобучиваешь шапку старику отцу!
— Как я мог знать, что это вы? — возразил сын. — Или вы думаете, что я должен был угадать, кто вы такой, по тяжести вашей ноги?
— Пожалуй, это верно, Сэмми, — отвечал мистер Уэллер, тотчас же смягчившись. — Но что ты тут делаешь? Твой хозяин ничего тут не добьется, Сэмми. Они не вынесут такого вредика, ни за что не вынесут, Сэмми.
И мистер Уэллер с торжественной миной законоведа покачал головой.
— Ну и вздорный старик! — воскликнул Сэм. — Вечно толкует о вредиках и алиби и всякой всячине. Кто вам говорил о вредике?
Мистер Уэллер ни слова не ответил, но еще раз покачал головой с весьма ученым видом.
— Бросьте вы трясти башкой, если не хотите, чтобы пружины лопнули, — нетерпеливо сказал Сэм, — ведите себя благоразумно. Вчера вечером я таскался к «Маркизу Гренби», разыскивая вас.
— А маркизу Гренби видал, Сэмми? — со вздохом осведомился мистер Уэллер.
— Видал, — отвечал Сэм.
— Как поживает милое создание?
— Подозрительно, — сказал Сэм. — Мне кажется, она помаленьку себя разрушает, злоупотребляет этим-вот ананасным ромом и подобными сильно действующими лекарствами.
— Ты это всерьез говоришь, Сэмми? — глубокомысленно осведомился старший.
— О да, всерьез, — отвечал младший.
Мистер Уэллер схватил сына за руку, пожал ее и выпустил. При этом физиономия его выражала не уныние или опасение, а скорее сладкую и робкую надежду. Луч примиренности и даже довольства осветил его лицо, когда он медленно проговорил:
— Я не совсем уверен, Сэмми, я не говорю, что окончательно убедился ну, как придется разочароваться? — но мне кажется, мой мальчик, мне кажется, что у пастыря печень не в порядке.
— Разве у него скверный вид? — полюбопытствовал Сэм.
— Он на редкость бледен, — отвечал отец, — вот только нос стал краснее. Аппетит у него неважный, а ром сосет здорово.
Казалось, воспоминание о роме вторглось в голову мистера Уэллера, когда он произнес эти слова, ибо он стал мрачен и задумчив, но очень быстро оправился, о чем свидетельствовала целая азбука подмигиваний, которыми он имел обыкновение услаждать себя, когда бывал особенно доволен.
— Ну, а теперь поговорим о моем деле, — начал Сэм. — Навострите уши и молчите до тех пор, пока я не кончу.
После такого краткого предисловия Сэм передал, по возможности сжато, последний знаменательный разговор с мистером Пиквиком.
— Остался там один, бедняга! — воскликнул старший мистер Уэллер. — И никто за него не заступится, Сэмивел! Этак не годится.
— Конечно, не годится, — согласился Сэм. — Я это знал раньше, чем пришел сюда.
— Да ведь они его живьем съедят, Сэмми! — возопил мистер Уэллер.
Сэм кивнул в знак того, что разделяет эту точку зрения.
— Он вошел туда совсем сырой, Сэмми, — сказал мистер Уэллер, выражаясь метафорически, — а там его так поджарят, что самые близкие друзья не узнают. Жареный голубь — ничто по сравнению с этим, Сэмми!
Сэм Уэллер еще раз кивнул.
— Этого не должно быть, Сэмивел, — торжественно сказал мистер Уэллер.
— Этого не будет, — сказал Сэм.
— Разумеется, — подтвердил мистер Уэллер.
— Ну, ладно! — сказал Сэм. — Напророчествовали вы очень хорошо, совсем как красноносый Никсон[139] в шестипенсовых книжках с его портретом.
— А кто он такой, Сэмми? — полюбопытствовал мистер Уэллер.
— Не все ли вам равно? — отрезал Сэм. — Хватит с вас того, что он не был кучером.
— Я знал одного конюха с такой фамилией, — задумчиво сказал мистер Уэллер.
— Не тот, — возразил Сэм. — Мой джентльмен был пророк.
— Какой пророк? — осведомился мистер Уэллер, строго взглянув на сына.
— Человек, который предсказывает, что случится, — объяснил Сэм.
— Хотел бы я познакомиться с ним, Сэмми, — сказал мистер Уэллер. — Может быть, он бросил бы луч света на ту самую болезнь, о которой мы только что говорили. Ну, что поделать, а если он умер и никому не передал своей лавочки, стало быть и толковать не о чем. Продолжай, Сэмми, — со вздохом добавил мистер Уэллер.
— Так вот, вы тут пророчествовали, что случится с хозяином, если он там останется, — продолжал Сэм. — Не придумаете ли вы какого-нибудь этакого-подходящего способа о нем позаботиться?
— Нет, не придумаю, Сэмми, — с глубокомысленным видом ответил мистер Уэллер.
— Так-таки ни единого способа? — осведомился Сэм.
— Ни единого, — отвечал мистер Уэллер, — вот разве… — И луч прозрения осветил его физиономию, когда он понизил голос до шепота и приложил губы к уху сына. — Вот разве вынести его в складной кровати потихоньку от тюремщиков, Сэмми, или нарядить старухой под зеленой вуалью.
Сэм Уэллер неожиданно принял с презрением оба предложения и повторил свой вопрос.
— Нет! — сказал старый джентльмен. — Если он не хочет, чтобы ты там остался, я никакого выхода не вижу. Нет проезда, Сэмми, нет проезда.
— Ну, так я вам скажу, как проехать, — объявил Сэм. — Я вас попрошу ссудить мне двадцать пять фунтов.
— А какой от этого будет прок? — полюбопытствовал мистер Уэллер.
— Что будет, то будет, — отозвался Сэм. — Может быть, вы их потребуете обратно через пять минут; может быть, я скажу, что не хочу отдавать, и выругаюсь. Не придет ли вам в голову арестовать родного сына из-за этих-вот денег и отправить его во Флит? Что скажете, бессердечный бродяга?
После ответа Сэма отец и сын обменялись полным телеграфическим кодом кивков и знаков, а затем старший мистер Уэллер сел на каменную ступеньку и принялся хохотать так, что побагровел.
— Что за старая образина! — воскликнул Сэм, возмущенный такой потерей времени. — Ну, ради чего вы сидите здесь и превращаете свою физиономию в дверной молоток, когда впереди столько дела? Где у вас деньги?
— Под козлами, Сэмми, под козлами, — отвечал мистер Уэллер, расправляя морщины. — Подержи мою шляпу, Сэмми.
Освободившись от этого бремени, мистер Уэллер резко вывернул туловище на одну сторону и, ловко изогнувшись, ухитрился запустить правую руку в чрезвычайно поместительный карман, откуда после долгих усилий и пыхтенья извлек бумажник in octavo[140], перетянутый широким ремешком. Из этого хранилища он вытащил пару ремешков для кнута, три-четыре пряжки, мешочек с образчиками овса и, наконец, небольшую пачку очень грязных банковых билетов, из которой отсчитал требуемую сумму и вручил ее Сэму.
— А теперь, Сэмми, — сказал старый джентльмен, когда ремешки, пряжки и образчики снова были спрятаны и бумажник опущен в недра того же кармана, — а теперь, Сэмми, я тут знаю одного джентльмена, который обделает для нас это дело в одну секунду, — блюститель закона, Сэмми, а мозги у него, как у лягушки, разбросаны по всему телу до самых кончиков пальцев; друг лорд-канцлера, Сэмивел, так что стоит ему только сказать, чего он хочет, и тот посадит тебя под замок на всю жизнь.
— Ну нет, этого ничего не нужно, — сказал Сэм.
— Чего не нужно? — осведомился мистер Уэллер.
— Ничего такого против конституции, — отрезал Сэм. — После перпетум мобиле — хабис корпус — самая расчудесная выдумка. Я частенько читал об этом в газетах.
— Да какое же она имеет отношение к делу? — спросил мистер Уэллер.
— А такое, — сказал Сэм, — что я буду стоять горой за это изобретение и соответственно поступать. Нечего там шептать лорд-канцлеру, мне это не нравится! А вдруг это повредит делу, когда нужно будет выйти из тюрьмы!
