— Мы уроем тебя, говноед! Спилим твою сраную кепку, так и знай!
Чернявый не ответил.
Когда Конрад вернулся в спальню, старики посмотрели на него с недоверчивым изумлением, явно гадая, что за птица к ним залетела.
— Извините меня, — сказал Конрад. — Это единственный способ общаться с такими людьми. С подонками. Нормального человеческого языка они не понимают.
— Но откуда вы… — слова застряли у миссис Гарднер в горле.
— Откуда я знаю этот идиотский жаргон? — переспросил Конрад. — Из кино, из фильмов про тюрьму. Я сразу понял, что этот парень только на словах смелый. Для грабителя он староват.
— Как только вы уйдете, он вернется, — сказал мистер Гарднер. «Он вернется» прозвучало как жалобный стон.
— Не вернется. Он думает, что я член банды.
— Какой банды? — удивилась миссис Гарднер.
— Банды «Арийцев», — ответил Конрад. — Если бы мне сказали, что за мной охотятся «Арийцы», я бы тоже испугался до полусмерти.
— Значит, этому конец? Правда? — Миссис Гарднер закрыла лицо ладонями и рассмеялась.
Потом она рассказала, как подонок в первый раз зашел к ним — уговаривал купить домашнюю сигнализацию. Они ответили, что им такая не нужна, но он пришел еще раз, якобы как организатор патруля безопасности. Старики поверили, сделали взнос, и он стал приходить все чаще и чаще. Вскоре стало ясно, что это чистое вымогательство. Этот тип преследовал Луизу Гарднер, когда та ходила за покупками. Проникал в дом сквозь закрытую дверь, неизвестно каким образом. Гарднеры были в ужасе. Подонок отбирал у них сто долларов в неделю. Сегодня он заявил, что повышает дань до ста пятидесяти. Миссис Гарднер сказала, что не может столько платить, тогда он схватил свою палку и разбил фигурки…
— Как же вы решились прогнать его? — спросила хозяйка. — Тут нужна такая храбрость! — Она опустила голову, потерла глаза и опять посмотрела на него. По лицу ее покатились слезы. — Как вы решились на… на такой поступок?
— В это трудно поверить, — сказал Конрад, — но большинство грабителей сильны только на словах. Ввязываться в драку для них последнее дело. Жертвами чаще всего становятся те, кто не может драться. Как только им попадается человек, способный дать отпор, они тут же отступают, особенно такие, как этот, ему ведь уже за сорок.
— Но что вы будете делать, если попадется грабитель, который готов драться? — поинтересовалась миссис Гарднер. — Что делать тогда?
— Если наткнешься на такого — будь готов землю есть, — сказал Конрад, но в ушах у него звучал голос гавайца: «Языком работай, брата, языком!»
Настроение было замечательное. Он поработал языком, и это помогло! Это — и еще искра Зевса.
ГЛАВА 29. Эпиктет в Бакхеде
Дом у Брата и Сестры такой старый, что ванная только одна, на втором этаже. Когда зазвонил телефон, Конрад стоял над раковиной с намыленным подбородком. Звонок едва можно было расслышать, так как телефон в доме тоже один и стоял он в крохотной комнатушке внизу — «в офисе», — практически погребенный под грудами «Всякой всячины». Чтобы позвать Конрада к телефону, Брату или Сестре приходилось выходить на лестницу и громко кричать.
На этот раз кричала Сестра, которая забавно выпевала его имя, повышая тон на втором слоге: «Кон-НИ-И-И!»
Конрад вытер с подбородка пену и помчался вниз. Звонили из «Картера», это точно. Никому другому он номер не давал.
«Офис» Брата и Сестры представлял собой каморку без окон. Телефонный аппарат черный, единственный черный телефон в жизни Конрада, дитя семидесятых. На проводе, конечно, был работодатель — немолодая китаянка (или американка китайского происхождения) Люси Нг, то есть «Энг», как правильно произносится ее фамилия. В офисе «Картера» Конрад был только однажды, когда его нанимали или, вернее, вносили в список «помощников» для оплаты согласно отработанному времени. Судя по реестрам и количеству часов в них, «Картер» был одной из крупнейших городских компаний, занимающихся помощью на дому, но весь офисный персонал состоял только из Люси Нг, ее мужа Виктора, двух бухгалтерш и трех секретарш (все китаянки). Они отвечали на непрерывные телефонные звонки и вносили информацию в реестры наемных работников — дипломированных терапевтов, медсестер и «крепких спин» вроде Конрада.
Виктор Нг выбрал для фирмы такое название, полагая, что оно вызовет ассоциации с бывшим Президентом Джимми Картером — нечто сугубо американское, джорджийское, напоминающее старые добрые времена. Их офис был в двух шагах, на Спринг-стрит.
Люси Нг, самым жизнерадостным тоном:
— Конни! Как твои дела?
— Хорошо, миссис Нг. — Конрад не помнил, чтобы работодатели были когда-нибудь так рады его слышать.
— Не знаю, что ты такое делаешь с людьми, но они тебя любят!
— Правда?
— Правда! Мистер и миссис Гарднер говорят, что ты оказал им очень большую услугу! Твоя работа всем нравится, но миссис Гарднер просто рассыпалась в благодарностях!
— Они очень хорошие люди, миссис Нг…
— Люси!
— Люси. Спасибо. Рад был помочь им.
— Они сказали, что ты проявил большую храбрость, Конни, но ничего не объяснили.
— Они пожилые люди, миссис… Люси, и то, что молодому здоровому парню не трудно, для них целая проблема.
— Ладно, Конни, у нас для тебя очень важный наряд. Ты меня слышишь?
— Да.
— Требуется помощник медсестры для мужчины, который сегодня приезжает домой из больницы, — ему шестьдесят лет, это очень важный человек, очень влиятельный… ты слышишь меня?
— Да. Кто он?
— Крупный бизнесмен, работает с недвижимостью, хорошо известен. Только что после операции — замена коленного сустава, очень сильные боли. Он живет в Бакхеде, в огромном доме. Его зовут Чарли Крокер.
Конрад отметил про себя имя: «Крокер». Но ведь этот бизнесмен работает с недвижимостью, а не в оптовой торговле продуктами. Так что Конрад не придал этому никакого значения.
— Для нас он очень важный клиент, — сказала Люси Нг. — Говорят, голос большого человека далеко слышен. Если у него останется хорошее впечатление, это пойдет нам на пользу.
— Все понял, — ответил Конрад. — Я постараюсь.
Люси (теперь просто Люси) объяснила, где именно на Блэкленд-роуд находится дом Чарли Крокера. Можно сесть на поезд до станции Ленокс-сквер, а оттуда на автобусе до Уэст-Пэйсес-Ферри-роуд или на другом автобусе до Нортсайд-драйв.
— От Ленокс-сквер можно дойти пешком? — спросил Конрад.
— Можно, но это далеко, а сегодня жарко — я не хочу, чтобы ты пришел к Крокерам весь потный. Обещаешь, что поедешь на автобусе?
— Хорошо.
Чарли стал мрачным, раздражительным и, с точки зрения врачей, медсестер и прочего персонала, чудовищно неблагодарным пациентом. Сначала это относили на счет НПД и МРЧ. МРЧ, монитор респираторной частоты, крепился под грудью. Когда дыхание пациента замедлялось, что чаще всего происходило во сне, включался звонок. Благодаря успокоительным Чарли начинал иногда проваливаться в сон — впервые за несколько месяцев! — и…
Дзы-ы-ы-ы-ы-ы-ынь!
Включался будильник. Да, мало кто из пациентов был так недоволен уходом и так неприветлив с «архангелами милосердия» (с врачами, особенно с Эммо Тудри) и «ангелами» (медсестрами и инструкторами по лечебной гимнастике), как этот отвратительный тип, Чарли Крокер. Медики объясняли его поведение расхожей больничной сентенцией: именно большие начальники, воротилы крупного бизнеса, бывают самыми трудными, капризными и мнительными пациентами. Глубокой депрессии Чарли никто не заметил. Ему твердили: если не будете разрабатывать колено сверх того минимума, что делает НПД, в крови образуются сгустки, которые могут добраться до легких и даже до сердца. «Отлично, — решил для себя Чарли, — пусть будут сгустки. Может, с ними я хоть немного задержусь здесь, подальше от всяких Роджеров Беллов и „ГранПланнерсБанков“».
Однако сегодня утром Крокер — все его двести тридцать пять фунтов — сидел, угрюмо сгорбившись, в кресле-каталке, которое две санитарки с натугой вкатывали по мосткам в нанятый фургон больничных перевозок «Безопасный путь». Рядом стояли Серена и Маг, напоминавшие Чарли распорядителей похоронных церемоний. Надежды на сгустки, инфекции, воспаление, кровотечение, дефекты сгиба, а также прочие патологии не оправдались, и он возвращался домой.
Строго говоря, ни в кресле-каталке, ни в больничном фургоне необходимости не было. Эммо Тудри возражал против такой выписки, инструкторы и медсестры тоже, и уж больше всех против были две санитарки, толкавшие кресло по мосткам. Все настаивали, чтобы Крокер упражнял колено — вышел бы из больницы с алюминиевой тростью, дал суставу небольшую нагрузку. Нагрузка — кратчайший путь к выздоровлению после операции по замене колена. Предписание это лишало Чарли тайной надежды лечь на дно, прикрыться вынужденной неподвижностью, спрятаться за больным коленом, выпасть из жизни… пока жизнь не переменится к лучшему.
