— Мистер Крокер, — сказала одна из провожавших его медсестер, двадцатитрехлетняя штучка по имени Стейси, — пожалуйста, запомните, что я вам скажу. Единственный способ поправиться — упражнять колено! Прошу вас, делайте упражнения регулярно. Если не будете заниматься, сустав затвердеет и потом вы уже никогда не сможете разработать его.
Чарли прикинул, будет ли окончательно затвердевший сустав подходящим поводом подольше не возвращаться к делам и вообще не показываться на люди… но тут же понял, что нет, не будет.
— О'кей, — ответил он. Скорее простонал, чем ответил, даже не глядя на медсестру. А ведь не так давно, в прошлой жизни, он смотрел бы на нее во все глаза. Но в депрессии мужчины не возбуждаются.
— Чарли, — сказала Серена, — я отведу машину домой. Постараюсь добраться туда раньше тебя, но Жермен и Нина в любом случае дома.
Ничего такого жена не сказала, но Чарли не понравился тон. В нем звучало недовольство и скрытое раздражение, с которым обращаются к безнадежному инвалиду, посягающему на твое личное время.
Еще один то ли вздох, то ли стон:
— О'кей.
Санитарки уже втолкнули кресло в фургон. Снаружи послышался голос Мага:
— Пока, Серена. Мне пора в офис. Скажи Чарли, чтобы позвонил мне, если возникнет необходимость.
Ну конечно, все это Магу надо было сказать Серене, а не ему. Будто финансовый директор уже сбросил Крокера со счетов из-за какой-нибудь болезни Паркинсона, хореи Хантингтона, гранулематоза Вегенера… или чего еще похуже… наслушался в этой больнице… Сопровождающий закреплял кресло и в пятый раз спрашивал Чарли, словно дряхлого старика, все ли в порядке.
Двор у дома на Блэкленд-роуд демонстрировал все великолепие буйной летней растительности Бакхеда (к северу от Уэст-Пэйсес-Ферри). Ветки дубов, платанов, кленов, берез и сосен сплетались в живой балдахин, под которым стоял зеленовато-золотистый полумрак. Магнолии и самшит никогда еще не были такими пышными. Ровные бордюры агератума, армерий, бегоний и анемонов яркими цветовыми волнами обрамляли подстриженную траву на лужайке-«груди».
Теоретически Чарли отдавал должное этой роскошной флоре, но сейчас она не доставляла ему ни малейшего удовольствия. Скорее наоборот. Его газону, его деревьям, его кустам, цветам и траве не следовало устраивать такое шоу, когда хозяин в депрессии. В депрессии человек предпочитает свинцовые тучи, плотный туман, холода, ливни с градом.
После недюжинных усилий, кряхтенья и пыхтенья водитель и сопровождающий из «Безопасного пути» подкатили кресло-каталку с его тяжеленным содержимым по двум невысоким пандусам к главному крыльцу. Дверь открыли Жермен и Нина с широченными улыбками (насквозь фальшивыми, подумал Чарли) и множеством умильных «мистер Крокер!».
— Постель быть готова в библиотеке, как вы велели, — сказала Жермен.
«Безопасные путейцы» собрались было уходить, но один из них, водитель, сутулый белый мужчина с рано поседевшей шевелюрой и криво подстриженными усами, обошел кресло и заметил Чарли:
— Тут советов и без меня довольно…
«Но ты от них не удержишься», — подумал Чарли.
— …Да и не доктор я….
«Но это тебя не остановит».
— …Только мне кажется, на первом этаже лучше не располагаться, мистер Крокер. Я в свое время столько лечебной гимнастикой занимался и знаю как мало кто — ходьба вверх-вниз по ступенькам, — он показал на огромную парадную лестницу, — это сейчас лучшее упражнение. Я столько пациентов перевидел…
— Спасибо, — оборвал его Чарли. Он бессильно ссутулился в своем кресле, вытянув шею вперед, и наградил Мистера Почти Доктора самым сердитым взглядом, на какой только был способен.
— Я хотел как лучше, — забеспокоился водитель.
— Спасибо, — сказал Чарли без тени улыбки, и асиметричные усы советчика скрылись за массивной парадной дверью.
— Черт бы всё это побрал, он и сам знает — водитель прав. Но какое это имеет значение? Для чего ему поправляться? Зачем выполнять кучу упражнений с утра до вечера, зачем мучиться от боли, делая вид, что стремишься к какому-то будущему, — прекрасно зная, что никакого будущего нет?
Погруженный в депрессию человек открывает, что все мелкие повседневные дела требуют веры в Завтра и каждое из них — просто злая шутка, потому что никакого Завтра, разумеется, больше не существует.
Пока Жермен катила кресло к библиотеке, Чарли вдруг понял, какое огромное состояние — не только деньги, но и время, и труд — вложено в первый этаж этого дома. С ума сойти! Он оглядывался вокруг. Жермен что-то говорила над ухом, и Нина хлопотала, как могла хлопотать только она одна, но Чарли не обращал на обеих никакого внимания. Ему было ужасно жалко себя… этого полуразвалившегося старика, которого катят на кресле к его кровати. Жалкий старик, обводящий бессмысленным взглядом свои земные богатства… Вот напольные часы из африканского падука, «прадедушкины часы» восемнадцатого века, которые ни один прадедушка — ни его, ни Серены — в глаза не видел… А денег на них угрохано больше, чем любой из этих прадедушек заработал за всю жизнь, пока с утра до вечера горбатился на стройке всяких дурацких домов или месил трясину в болотах округа Бейкер… Эти — как их там? Фотилы? Фотеилы, кресла с обивкой, — ткань из… как называется та нью-йоркская лавочка? Лампы из магазина в Небраске, шкафы… Бомбей-комоды, так, кажется, говорит Серена… Все эти названия всплывали в голове у старика, которого везли по ковровой дорожке, еще одной эксклюзивной покупке, доставленной в Джорджию Рональдом Вайном. Серена впала в настоящий экстаз, впервые получив неограниченный бюджет для покупки этих… вещей… эксклюзива… обстановки… До чего эта роскошь бессмысленна! Как пусто и мелко пристрастие к вещам! Однажды — и довольно скоро! — нас уже не будет, и в наших вещах будут рыться другие люди… как черви… Что такое, в конце концов, антиквариат, если не такие же вещи, через которые уже прошли до тебя другие черви? И весь их роскошный дом… в их непревзойденном Бакхеде… что это, если не жилье, которое он снимает до тех пор, пока на его место не заступят другие арендаторы, так же стремящиеся в престижный район? Всего лишь временно арендованное жилье! Ну да, мы воображаем, что купили эти вещи, что владеем ими. Какой чудовищный самообман! Стоимость дома плюс упущенная выгода от двух-трех миллионов, вбуханных в так называемую обстановку, — вот арендная плата. Ты здесь лишь на короткий срок. Ты занимаешь это место до тех пор, пока твоя смертная оболочка не истреплется. Твои дети не будут жить в этом великолепном доме. Хватит себя дурачить! Они будут жить с отвратительными типами, своими ровесниками, в каком-нибудь сарае чикагского Старого города, или сан-францисского Норт-Бич, или Нижнего Манхэттена, или Корал-Гейблз… Они ни слезинки не прольют из-за этого старого особняка с… обстановкой… разве что заграбастают деньги, которые дадут им новые личинки, копающиеся здесь… Надо рассказать обо всем этом Уолли, рассказать, как устроена жизнь… Надо… но Чарли с ужасом чувствовал, что пропасть между ним и сыном уже слишком велика. Давно прошло то время, когда он мог обнять Уолли за плечи и поговорить с ним «по-мужски». А всё эта школа-интернат, этот «Триниан», куда Марта его запихнула! Бедных детей там пичкают политкорректностью, делают из них каких-то слюнтяев… Родной сын! Боже, когда они в последний раз ездили в Терпмтин, Уолли был… не лучше Джина Ричмана. Смотрел на отца, будто тот… варвар какой-то… Некому подать детям пример. Только и знают, что воротить нос…
— Мистер Крокер, вы сейчас будете ложиться? — голос Жермен.
Она дотолкала его кресло до кровати в библиотеке. Кровать здесь действительно смотрелась ужасно. Во-первых, библиотека довольно мрачная (раньше Чарли этого не замечал) — сплошное темное дерево да еще и старомодная кровать с крашеной металлической рамой… Господи… напоминает «Джима Буи на смертном одре», вот-вот ворвутся мексиканцы с кинжалами… И это еще не все. Кое-что он просто забыл предусмотреть. На первом этаже был только один туалет, бесполезная дорогущая комнатка, которую Рональд отделал мрамором, эмалью и латунью. Внутри она ослепительна — но без душа и ванны, негде даже поставить пузырьки и коробочки с лекарствами, которыми снабдил его Эммо, не говоря уже о чем-то еще. Потом, совершенно негде повесить одежду, халат, например, или что-нибудь другое… Хотя что кроме халата может ему понадобиться? Ничего. Он инвалид, инвалид на долгий срок. У него же будет помощник, какой-то помощник медсестры, который должен делать всю эту ерунду, непосильную для старой развалины. Вот пусть этот помощник халатом и занимается.
Пока лучше посидеть в кожаном кресле. Чарли вовсе не хотелось, чтобы Жермен или Нина видели, как он стаскивает одежду и влезает в пижаму. Они помогли ему выбраться из кресла на колесиках, Чарли перекочевал в кожаное, откинулся на спинку и упер отсутствующий взгляд в книжные полки. По правде говоря, колено сейчас почти не болело. Но оно заболит, обязательно заболит! Ведь это ширма, отгородившая его от мира.
