— Я это знаю, — произнес мистер Пиквик.
— Отлично, — сказал Перкер. — И, вероятно, вам известно, как она сюда попала, то есть на каком основании?
— Да. Во всяком случае, я слышал доклад Сэма, — отозвался мистер Пиквик с напускным равнодушием.
— Смею сказать, что доклад Сэма был совершенно правильный, — заметил Перкер. — Теперь, уважаемый сэр, я вам задам первый вопрос: останется эта женщина здесь?
— Останется ли здесь? — повторил мистер Пиквик.
— Останется ли здесь, уважаемый сэр? — подтвердил Перкер, откидываясь на спинку стула и пристально глядя на своего клиента.
— Почему вы мне задаете такой вопрос? — сказал сей джентльмен. — Все зависит от Додсона и Фогга, вы это прекрасно знаете.
— Этого я отнюдь не знаю, — решительно возразил Перкер. — Это не зависит от Додсона и Фогга: вы знаете их обоих не хуже, чем я, уважаемый сэр. Это зависит полностью, всецело и исключительно от вас.
— От меня? — воскликнул мистер Пиквик, нервически привстав с кресла и тотчас же усевшись снова.
Маленький поверенный дважды щелкнул по крышке своей табакерки, открыл ее, взял солидную понюшку, закрыл табакерку и повторил:
— От вас. Я говорю, уважаемый сэр, — сказал маленький поверенный, которому понюшка как будто придала решимости, — я говорю, что скорое ее освобождение или пожизненное заключение зависит от вас, и только от вас. Выслушайте меня, пожалуйста, уважаемый сэр, и не расходуйте столько энергии, потому что пользы от этого никакой нет и вы только вспотеете. Я говорю, — продолжал Перкер, отсчитывая свои доводы по пальцам, — я говорю, что никто, кроме вас, не может освободить ее из этого гнусного притона, и только вы можете это сделать, уплатив судебные издержки — и за истца и за ответчика — этим акулам из Фрименс-Корта. Будьте добры, не волнуйтесь, уважаемый сэр!
Во время этой речи мистер Пиквик самым изумительным образом менялся в лице и, казалось, готов был взорваться от негодования, но по мере сил обуздывал свой гнев. Перкер, подкрепив свои ораторские способности новой понюшкой табаку, продолжал:
— Я видел эту женщину сегодня утром. Уплатив судебные издержки, вы можете полностью освободить себя от уплаты вознаграждения за убытки, и далее — знаю, уважаемый сэр, для вас это имеет гораздо большее значение — вы получаете добровольное, за ее подписью, показание в форме письма ко мне, что с самого начала это дело было затеяно, раздуто и проведено этими субъектами Додсоном и Фоггом, что она глубоко сожалеет о причиненном вам беспокойстве и взведенной на вас клевете и просит меня ходатайствовать перед вами и вымолить у вас прощение.
— Если я заплачу за нее издержки! — с негодованием воскликнул мистер Пиквик. — Нечего сказать ценный документ!
— В данном случае нет никаких «если», уважаемый сэр, — с торжеством заявил Перкер. — Вот то самое письмо, о котором я говорю. Какая-то женщина принесла его мне в контору сегодня в девять часов — клянусь честью, раньше, чем я пришел сюда или имел возможность переговорить с миссис Бардл.
Отыскав письмо в пачке бумаг, маленький законовед положил его перед мистером Пиквиком и в продолжение двух минут угощался табаком, даже глазом не моргнув.
— Это все, что вы имеете мне сказать? — спокойно осведомился мистер Пиквик.
— Не совсем, — возразил Перкер. — В данный момент я не берусь утверждать, что текст признания издержек, природа подразумеваемого основания сделки и доказательства, какие нам удастся собрать об обстоятельствах этого дела, покажут наличие сговора. Боюсь, что нет, уважаемый сэр, мне кажется, они слишком хитры для этого. Однако я утверждаю, что всех этих фактов, вместе взятых, будет вполне достаточно, чтобы оправдать вас в глазах здравомыслящих людей. А теперь, уважаемый сэр, рассудите сами. Эти сто пятьдесят фунтов или сколько бы там ни было — возьмем круглую цифру — для вас ничто. Присяжные решили не в вашу пользу. Их приговор несправедлив — не спорю, но, вынося его, они считали, что судят по совести, и обвинили вас. Сейчас вам представляется случай без труда занять весьма выгодную позицию, какой вы никогда не займете, оставаясь здесь, ибо, останься вы здесь, люди, вас знающие, припишут это тупому, злостному, жестокому упрямству — поверьте мне, уважаемый сэр. Как можете вы колебаться, когда речь идет о том, чтобы вернуться к вашим друзьям, вашим прежним занятиям и развлечениям, позаботиться о здоровье, а также освободить верного и преданного слугу, которого вы в противном случае обрекаете на пожизненное заключение, и — что важнее всего — вы получаете возможность отомстить великодушно, — знаю, уважаемый сэр, такая месть вам по душе, — отомстить, избавив женщину от зрелища нищеты и разврата, на которое, будь моя воля, не обрекали бы и мужчин, а такая кара является для женщины еще более страшной и варварской. Теперь я вас спрашиваю, уважаемый сэр, не только как ваш поверенный, но как преданный друг: неужели вы упустите случай достигнуть всех этих целей и сделать столько добра? Неужели вас остановит мысль, что эти жалкие несколько десятков фунтов перейдут в карманы двух негодяев; для которых эта сумма может сыграть одну только роль: чем больше они заработают, тем большего будут домогаться и, стало быть, тем скорее совершат какую-нибудь мошенническую проделку, которая неизбежно приведет к катастрофе. Я представил вам эти доводы, уважаемый сэр, очень туманно и неискусно, но тем не менее я вас прошу обсудить их. Подумайте и, пожалуйста, не спешите. Я буду терпеливо ждать вашего ответа.
Не успел мистер Пиквик ответить, не успел Перкер угоститься одной двадцатой той понюшки, какую настоятельно требовала столь пространная речь, как в коридоре послышались тихие голоса, а затем нерешительный стук в дверь.
— Ах, боже мой! — воскликнул мистер Пиквик, который был явно возбужден речью своего друга. — Как раздражают эти стуки! Кто там?
— Я, сэр! — откликнулся Сэм Уэллер, заглядывая в дверь.
— Сейчас мне некогда разговаривать с вами, Сэм, — сказал мистер Пиквик. — Я занят, Сэм.
— Прошу прощенья, сэр, — возразил мистер Уэллер, — но тут одна леди, сэр, говорит, что должна сообщить что-то очень важное.
— Я не могу принять никакой леди, — заявил мистер Пиквик, перед которым встал образ миссис Бардл.
— Не очень-то я в этом уверен, сэр, — настаивал мистер Уэллер, покачивая головой. — Знай вы, кто тут находится поблизости, сэр, я думаю, вы запели бы другую песенку, как сказал, посмеиваясь, ястреб, услышав, как малиновка распевает за углом.
— Кто же это? — осведомился мистер Пиквик.
— Угодно вам принять ее, сэр? — спросил мистер Уэллер, придерживая дверь рукой, словно за этой дверью скрывалось какое-то диковинное животное.
— Пожалуй, придется принять, — сказал мистер Пиквик, посматривая на Перкера.
— Ну, значит, все — на сцену, начинается! — крикнул Сэм. — Гонг! Занавес поднимается, входят два заговорщика.
С этими словами Сэм Уэллер распахнул дверь, и в комнату стремительно ворвался мистер Натэниел Уинкль, ведя за руку ту самую молодую леди, которая в бытность свою в Дингли Делле носила сапожки, опушенные мехом, а сейчас, очаровательно раскрасневшаяся и смущенная, в лиловом шелке, изящной шляпе и нарядном кружевном вуале была прелестнее, чем когда бы то ни было.
— Мисс Арабелла Эллен! — воскликнул мистер Пиквик, вставая с кресла.
— Нет! — отвечал мистер Уинкль, падая на колени. — Это миссис Уинкль! Простите, дорогой друг, простите!
Мистер Пиквик глазам своим не верил и, быть может, так и не поверил бы, если бы их свидетельство не подтверждалось улыбающейся физиономией Перкера и присутствием на заднем плане Сэма с хорошенькой горничной, которые, казалось, созерцали эту сцену с живейшим удовольствием.
— О мистер Пиквик! — тихим голосом сказала Арабелла, как будто встревоженная его молчанием. — Можете ли вы простить мой опрометчивый поступок?
Мистер Пиквик не дал никакого словесного ответа на эту мольбу, но с большой поспешностью снял очки и, взяв молодую леди за обе руки, поцеловал ее много раз — больше, пожалуй, чем было необходимо, а затем, все еще удерживая одну ее руку в своей, назвал мистера Уинкля дерзким сорванцом и предложил ему встать. Мистер Уинкль, который вот уже несколько секунд сокрушенно тер себе нос полями своей шляпы, повиновался, после чего мистер Пиквик похлопал его по спине и горячо пожал руку Перкеру. Тот, дабы не запоздать с поздравлениями, приветствовал от всего сердца и новобрачную и хорошенькую горничную, дружески пожал руку мистеру Уинклю и закончил изъявления своей радости понюшкой, от которой расчихались бы на всю жизнь полдюжины человек с заурядными носами.
— Дорогая моя, — начал мистер Пиквик, — как же это произошло? Присаживайтесь и расскажите мне все. Какая она хорошенькая, не правда ли, Перкер? — добавил мистер Пиквик, с такой гордостью и восхищением всматриваясь в лицо Арабеллы, словно она была его дочерью.
