Красный корсар - Джеймс Фенимор Купер

такую, что стоит этих денег. Деньги можно проесть, а еще лучше — пропить. Поэтому их нельзя выбрасывать за борт, как золу из камбуза. Готов держать пари, что у владельцев этого ялика и той шлюпки матери — двоюродные сестры и что ваш доллар пойдет на табак и выпивку для всей семьи. Словом, никого я не обидел и ничего дурного не сделал.

Уайлдер досадливо отмахнулся и, чтобы дать Фиду время выполнить приказание, медленно двинулся вдоль берега. Фид никогда не спорил против ясного и точного приказа, хотя и не прочь был иногда помешкать с исполнением. Поэтому он возвратил уведенную им лодку на место, однако дал себе волю и немного поворчал. Когда справедливость была восстановлена, Уайлдер сел в лодку, приведенную негром, и, видя, что его спутники уже сидят на веслах, велел им грести через гавань, но производить как можно меньше шума.

— Той ночью, когда я вез вас в Луисбург на разведку, — сказал Фид, засовывая левую руку за пазуху, а правой налегая на легкое весло так сильно, что лодочка быстро скользила по воде, — мы обвязали не только весла, но даже языки. Когда действительно надо заткнуть гребцам рот, я слова не скажу против этого. Но я из тех, кто считает, что язык нам дан, чтобы говорить, так же, как море — чтобы на нем жить, и потому всегда поддерживаю разумный разговор в трезвой компании… Гвинея, черт тебя побери, куда ты тянешь лодку? Остров же там, а ты гребешь прямо на церковь!

— Навались на весла! — прервал его Уайлдер. — Идите вдоль судна.

Они как раз проплывали мимо корабля, который отошел от пристани на якорную стоянку и на котором, как подслушал молодой моряк, миссис Уиллис с прелестной Джертред должны были отправиться в далекую Каролину. Пока шлюпка скользила вдоль судна, Уайлдер при тусклом свете звезд окинул его взором опытного моряка. От его наблюдательности не ускользнуло ничто: ни корпус, ни мачты, ни оснастка. Когда же они миновали корабль и все слилось в темную бесформенную массу, он оперся подбородком о борт лодки и задумался. На этот раз Фид не стал прерывать его размышления, ибо полагал, что они касались морских дел, которые в его глазах носили священный характер. Сципион, как всегда, молчал. Так прошло несколько минут. Наконец Уайлдер внезапно очнулся и отрывисто произнес:

— Большое судно! Его не так просто догнать.

— Это уж как придется, — с готовностью отозвался Фид. — Если он поставит паруса и ветер будет попутный, даже королевский крейсер измотается, прежде чем сблизится с ним настолько, чтобы можно было забросить абордажные крючья, но, если бы его затерло, когда он идет круто по ветру, я бы взялся напасть на него с наветренной стороны.

— Друзья, — прервал Уайлдер, — теперь вам пора узнать кое-что насчет моих планов. Больше двадцати лет мы служили вместе и, можно сказать, были однокашниками. Я был еще совсем ребенком, Фид, когда ты привел меня к своему капитану, и ты не только спас мне жизнь, но и помог стать офицером.

— Да, да, мистер Гарри, вы были тогда не очень-то объемистым грузом и не нуждались в капитанской койке, вам хватало и короткого гамака.

— Я у тебя в большом долгу, Фид, за твое благородство и, должен добавить, за твою неизменную преданность мне с тех пор.

— Это верно, я твердо гнул свою линию, мистер Гарри, и не отпускал своих крючьев, хоть вы частенько грозились списать меня на берег. Что до Гвинеи, то для этого парня с вами всегда хорошая погода, какой бы ни дул ветер; а вот между нами легко поднимается шквал, вы и сами это видели из нашего небольшого спора насчет лодки…

— Хватит об этом, — прервал Уайлдер, видимо, сильно взволнованный горестными воспоминаниями о далеком прошлом. — Вы оба знаете, что нас разлучит только смерть, если, конечно, вы сейчас сами не пожелаете расстаться со мной. Знайте же, что я решился на одно отчаянное предприятие, которое легко может погубить и меня и всех, кто станет мне сопутствовать. Мне не хочется расставаться с вами, друзья, ибо разлука может оказаться вечной, но в то же время вы должны знать опасности, которые вас ожидают.

— А по суше еще много придется ходить? — напрямик спросил Фид.

— Нет. Все дело, каково бы оно ни было, придется делать на море.

— Тогда доставайте свои корабельные книги и найдите место, где нарисовать два скрещенных якоря — знак, который заменяет все буквы двух слов «Ричард Фид».

— Но все же, когда ты узнаешь…

— А мне знать ни к чему, мистер Гарри. Разве мало я с вами плавал, когда мы узнавали маршрут после того, как распечатывали конверт с приказом? Неужели теперь я изменю долгу и не доверю вам свой старый остов? А ты, Гвинея, что скажешь? Плывешь с нами? Или высадить тебя на берег, вон там, на низком мысу, и оставить сводить знакомство с ракушками?

— Мне и с вами хорошо, — пробормотал негр, как всегда всем довольный.

— Да, да. Гвинея — он вроде как баркас каботажников: все время тащится в вашем кильватере, мистер Гарри. А я вот частенько выхожу на траверз вашему клюзу [37] или врезаюсь носом вам в корму. Во всяком случае, оба мы, как видите, плывем с вами и всеми условиями вполне довольны. А теперь скажите нам, что нужно делать, и никаких больше разговоров.

— Не забывайте: я вас предупреждал, — ответил Уайлдер. Он понимал, что преданность его спутников беспредельна и ни в каком поощрении не нуждается, и по длительному и суровому опыту знал, как слепо он может полагаться на их верность, несмотря на те или иные слабости, присущие таким людям, как они. — Помните, о чем я вам говорил. А теперь гребите к судну, что стоит на рейде.

Фид с негром быстро исполнили приказание, и шлюпка понеслась по волнам между островком и берегом, который по сравнению с ним казался материком. Приблизившись к кораблю, гребцы стали работать веслами слабее, а затем и вовсе их положили: Уайлдер предпочитал, чтобы шлюпку медленно несло течением к судну, ибо он хотел хорошенько осмотреть его, прежде чем взойти на борт.

— Вам не кажется, что на нем абордажные сетки [38] подтянуты к снастям? — спросил он, понизив голос, чтобы его не слышали на судне, и с большим интересом дожидаясь ответа.

— По-моему, да, — ответил Фид. — У работорговцев совесть всегда немножко нечиста, и они не очень-то смелы, разве что когда охотятся за каким-нибудь молодым негром на побережье Конго.