– Как? Что случилось? – Долан задавал вопросы один за другим, опуская ноги на пол и хмуро глядя на Бишопа.
– Насколько я могу понять, это был обычный налет, прекрасно рассчитанный по времени, в деловой части города. Через несколько минут после плановой доставки пара-тройка парней одновременно вломилась в каждый киоск. Схватили все журналы, кинули их в машину и смылись.
– Неслабо!
– Несколько продавцов подняли шум и попытались защищаться, но бандиты приказали им заткнуться, или это будет только начало. Напоминает старую методику Карлайла. Он хочет быть чертовски уверен, что статья о его брате не попадет в тираж.
– Он не мог этого сделать! – воскликнул Долан. – Небеса, это же Соединенные Штаты Америки!
– Вечный старый звон про то, что их посадят в тюрьму. А они не могут – но делают.
– Итак, остались только журналы на почте и в соседних аптеках.
– Думаю, «летучие эскадроны» посетили уже и аптеки. Сейчас больше девяти часов. Меня не удивит, если Карлайл доберется до почты и обчистит ее тоже.
– Я надеюсь, черт возьми, что он это сделал. О господи, как я надеюсь на это! Выставится дураком перед властями…
– Забавная вещь: таким парням все равно, перед кем они предстают дураками. Черт, я пытался дозвониться до тебя два часа, а соседи сказали, что тебя нет.
– Это правда, – произнес Долан, закуривая. Затем поцокал ногтями по зубам и продолжил: – Ладно, придется напечатать второй тираж, вот и все. Сукины дети. Что он о себе думает, что он Гитлер или Муссолини?
– Таких амбиций у него нет. Черт, эта страна полна такими…
Долан задумчиво затянулся, процокал ногтями по зубам еще несколько раз, затем быстро поднялся и пошел в гостиную к телефону. Разыскал и набрал номер домашнего телефона Лоуренса; но тот, кто ответил, сказал, что мистер Лоуренс ушел и не появится дома раньше полуночи.
Долан вернулся в спальню:
– Лоуренс в кино или где-то еще. Если бы я смог связаться с ним, я бы уговорил его вызвать печатников на ночную смену, и мы бы сразу выдали второй тираж. Господи, надо же было именно сегодня ему уйти…
– Можно сделать это утром. Если только он согласится.
– Что ты хочешь сказать – «если он согласится»?
– Он же так, трость-ветром-колеблемая, ты же знаешь. Старается забиться в норку при первом признаке проблемы, и именно он – настоящая проблема для тебя. Одно слово со стороны Карлайла, и Лоуренс и не пикнет.
– Мы уговорим его!
– Не получится, если он не захочет, – сказал Бишоп. – Это его право. По-моему, мы останемся как старый ручей без запруды.
– Ты так думаешь?
– Да. Борьба только начинается. Но я не собираюсь сдаваться – я мужик крепкий. Главная же опасность грозит тебе. Карлайл все еще не воспринимает нас всерьез, а когда воспримет, то не ограничится просто «чисткой» киосков.
– Господи, это чересчур.
– Не для него. Это просто его способ предупреждения. Если в один прекрасный миг Карлайл пойдет к Лоуренсу и порекомендует ему бросить все, ты, черт возьми, прекрасно можешь представить, что случится.
Зазвонил телефон. Долан вздрогнул.
– Подойди ты, ладно? – попросил он. – Меня здесь нет.
Бишоп пошел к телефону. Долан слушал его извинения; через минуту Эдди вернулся.
– Ты становишься важной персоной, – сказал он. – Это был знаменитый экс-сенатор, Марк Фрайд.
– Господи! – воскликнул Долан. – Я забыл, что женился.
– Забыл? Ну ты даешь. Твой тесть хочет, чтобы ты позвонил ему. Сказал, что неважно, в какое время. Между прочим, ты оказался весьма популярным, твои фотографии во всех утренних газетах…
– Я не видел их. Послушай, Эд, мы в чертовской опасности, не правда ли?
– Не могу не согласиться. Майк, ты восхитителен! Ты самый оригинальный сукин сын, которого я когда-либо встречал. У тебя нет ни малейшей идеи, что делать, правда?
– У меня есть только одна идея – Бад Макгонахил. Первым делом я собираюсь дать тебе полномочия специального заместителя шерифа этим утром, и мы займемся выпуском второго тиража и защитой от реквизиции. Даже если придется вызвать полицию для охраны газетных киосков.
– Здорово. Я приму полномочия, потому что в городе есть пара ублюдков, которых я давно хотел бы пристрелить. Но не связывайся с полицией: ни с окружными, ни с городскими копами. Карлайл управляет всеми. Если мы выпустим тираж, то без посторонней помощи. Лично я думаю, что у нас не больше шансов, чем у священника во время смерча…
– Может быть, я смогу уговорить Лоуренса не менять ставку. Мне это прежде удавалось.
– Но тогда не грозило схлопотать бомбу в фасад типографии. А теперь это возможно. Запомни мои слова, этот ублюдок затрясется, как только Карлайл разинет пасть. Единственное, что можно сделать, – это устранить Карлайла.
– Есть другой способ.
– Да, попробовать договориться и убедить…
– Я постараюсь. Ладно… Мне надо идти.
– Куда?
– Прогуляться, – ответил Долан, надевая френч и шляпу и направляясь к выходу.
– Эй! Тебе лучше прихватить это, – сказал Бишоп, показывая на пистолет.
Долан секунду поразмыслил, потом согласно кивнул:
– Думаю, да, – вернулся и взял пистолет.
– Смотри, куда суешь нос, – посоветовал ему Бишоп, поднимаясь. – Может, позволишь мне пойти с тобой?…
– Прекрати. Со мной все будет в порядке, – резко оборвал его Долан, выключил свет, надел пальто и вышел.
Спустились но лестнице молча.
Машина Бишопа стояла на обочине, и в свете уличных фонарей Долан узнал Майру, сидящую внутри. На мгновение Долану захотелось пойти в гараж за своей машиной и избежать разговора, но решил, что нет смысла создавать повод для еще большей неприязни.
– Почему ты не сказал мне, что она здесь? – обратился он к Бишопу, подходя к машине. – Привет, Майра.
– Привет, Майк.
– Почему ты не зашла?
– Мы только и добились, что вошел Эд, – сказала Майра, улыбаясь. – Этот твой черномазый прямо-таки верный пес… Куда ты собрался в такую ночь?
– На прогулку.
– Майк, – проговорила Майра спокойно, – ты не собираешься отколоть очередное безумство?
– Я только собираюсь прогуляться.
– Куда он собрался, Эд? – спросила Майра, поворачиваясь к Бишопу, который сидел за рулем.
– Откуда я знаю?
– Майк, ты не будешь глупить с Карлайлом или что-нибудь в этом роде?
– Нет.
– Ты не против, если я пойду с тобой?
– Я думал, ты меня послала подальше…
– Не время ребячиться, – резко оборвала его Майра. – Я иду с тобой.
Она потянула за ручку, но Долан положил обе руки на дверь и нажал, удерживая ее внутри.
– Нет, – сказал он. – Ради бога, ты уже втравила меня в одну историю. Если бы не ты, я никогда бы не женился на Лиллиан.
– Я знаю. Отрезал нос назло своему лицу.
– Отвези ее домой, Эд. Встретимся завтра утром, рано. Около восьми.
Он пошел в гараж и взял свою машину. Когда он выезжал, Уолтер спустился в гараж из комнаты Улисса.
– Какой-то парень по имени Томас хочет, чтобы ты позвонил ему домой. Сказал, что это очень важно.
– Непременно… – ответил Долан и нажал на газ.
Он ехал под дождем, не придерживаясь никакого специального маршрута, порой с трудом пробираясь между припаркованными у обочин машинами.
Ехал и думал: «Жаль, что дождь ослабевает, как здорово, если бы дождь продолжался и продолжался». Архипелаги Южных морей именно поэтому так привлекали его – там лил вечный дождь; однако в глубине его мыслей был Карлайл и «Космополит», и что, черт возьми, стряслось с этой страной, что такие вещи возможны? В каждом городе есть Карлайл, но у миллионов и миллионов людей не хватает мозгов понять это, и так происходит во всем мире. Миллионы миллионов людей верят, что Гитлер и Муссолини – великие вожди, не зная (или не понимая), что эти безумцы, мерзкие больные ублюдки, бьют в барабаны и ведут громадное стадо (тех же самых миллионов миллионов недоумков) на убой. И им это непременно удастся. Хэмингуэй был прав насчет радио в следующей войне, сказав, что мы еще даже не можем представить себе всей важности его для разжигания истерии. Мы должны прижать всех этих Карлайлов, Гитлеров и Муссолини прямо сейчас. О да, все в этом великолепном, чудесном, прекрасном раю под названием Соединенные Штаты Америки, первосортное и самое лучшее, в этой единственной стране, где радио свободное и бесцензурное, где пресса свободная и бесцензурная и речи свободные и бесцензурные… Да, человек может говорить что угодно, в любое время, когда захочет… черта с два он может, – попробуйте, и окажется, что ваш журнал у вас забрали.
«Грязные чертовы сукины сыны», – подумал он, имея в виду Карлайла (но ни на минуту не забывая ни о Гитлере, ни о Муссолини).
Он проехал под большой каменной аркой, входом в Вестон-Парк, и только сейчас понял, что машина катит по кварталу, где живет Лиллиан, его жена; внезапно ему показалось, что он женат давным-давно, и Долан даже потянулся к бороде, хотя и знал, что бороды не должно быть.
