Никому после этого не показалось странным, что когда свиньи, надзиравшие над работами, вышли поутру из дома, у каждой в правом копытце был зажат кнут. Не показалось странным и то, что свиньи купили себе радиоприемник, договорились об установке телефона и подписались на Центральную Газету, Вечерку и Юмористический Журнал. Не показался странным Наполеон, прогуливающийся в огороде с трубкой в зубах, ни то, что он стал носить парадную одежду Джонса — черный сюртук, галифе и гетры, а его любимая свиноматка разгуливала в шелковом воскресном платье миссис Джонс, в то время как прочие свиньи ходили в обыденной одежде четы Джонсов.
Спустя неделю под вечер во двор въехала вереница колясок. Депутация соседних фермеров получила приглашение осмотреть Ферму. Им показали её, и фермеры восхищались всем, что увидели, особенно же — мельницей. Животные как раз были заняты прополкой свекольного поля. Они прилежно трудились, почти не отрывая взгляда от земли, не зная — кого следует бояться больше — чужих посетителей или своих свиней.
А позднее хохот и нестройное пение послышалось из дома. Животные, при звуках смешанной речи вдруг почувствовали неодолимое любопытство. Что происходит там — в день, когда впервые животные и человеческие существа, встретились как равные? В едином порыве они двинулись тихонько к окнам жилого дома со стороны огорода.
Они задержались было у калитки, не решаясь идти дальше. Но Люцерна не остановилась, и остальные на цыпочках пошли за ней. Подобравшись к самому дому, животные, рост которых позволял это, осторожно заглянули в окна. В комнате, за круглым столом было полдюжины фермеров и столько же свиней из числа наиболее выдающихся. Во главе стола расположился сам Наполеон. Свиньи восседали на стульях вполне привычно. Компания развлекалась карточной игрой, которая была, как видно, прервана на время для очередного тоста. Из рук в руки переходил большой кувшин, стаканы наполнялись пивом. Никто не замечал животных, прилипших к окнам.
М-р Пилкингтон из Фоксвуда поднялся, держа в руке полный стакан. Он сказал, что собирается предложить собравшимся осушить стаканы, но полагает своей приятной обязанностью произнести сперва несколько слов. Он испытывает величайшее удовлетворение — и не сомневается, что все присутствующие разделяют его чувства, — по поводу того, что длительный период взаимного непонимания и недоверия пришел к концу. Было время — хоть он уверен: вся компания, как и он сам, не разделяла таких настроений — было время, когда к уважаемым владельцам Фермы Животных их соседи — люди относились, — не хочется говорить «враждебно», — но с определенным опасением. Имел место ряд досадных инцидентов, циркулировали ошибочные идеи и мнения. Предполагалось, что существование Фермы, принадлежавшей свиньям и управляемой ими, — явление не вполне нормальное, и что это может неблагоприятно отозваться на близлежащих районах. Весьма многие фермеры предполагали — без соответствующей проверки своих предположений — что на подобной ферме царит дух распущенности и анархии. Поэтому фермеры опасались разлагающего влияния Фермы на своих собственных животных и даже на людей-батраков. Но теперь недоверие рассеяно. Он и его друзья посетили сегодня Ферму Животных, осмотрели каждый ее уголок собственными глазами — и что же они увидели? Не только самые современные методы труда, но дисциплину и порядок, которые могут служить образцом для всех фермеров. Он полагает, что вправе отметить, — низшие животные на Ферме Животных выполняют больше работы и получают за это меньше, чем в любом другом районе страны. Более того, он и его коллеги видели сегодня много такого, что они намерены немедленно ввести в своих собственных хозяйствах.
В заключение он хотел бы подчеркнуть ещё раз, что дружеские чувства, которые в настоящее время существуют между Фермой Животных и её соседями, должны ещё больше окрепнуть в будущем. Меж человеческими существами и свиньями нет и не должно быть столкновения интересов. У них общие цели и общие затруднения в достижении таковых. Разве трудовая проблема не одна и та же повсюду? (Тут стало очевидно, что м-р Пилкингтон собирается подарить обществу какой-то тщательно подготовленный экспромт, но смех так разбирал его, что некоторое время он был просто не в состоянии огласить свой перл). Кончив, наконец, хрипеть и давиться смехом, от которого его многочисленные подбородки стали совершенно малиновыми, он проговорил: «Если вам приходится иметь дело с вашими низшими животными, то нам зато достается не легче с нашими низшими классами!» Эта жемчужина остроумия вызвала громовый хохот собравшихся. М-р Пилкингтон ещё раз поздравил свиней с введенными ими нормами питания, с рекордной длительностью рабочего дня — и что особенно поразило его при осмотре Фермы — с полным отсутствием лодырничания.
«А теперь, — сказал он, наконец, — предлагаю всему обществу встать и удостовериться в том, что все стаканы полны. Господа, предлагаю тост за процветание Фермы Животных!»
Раздались восторженные возгласы, стук бокалов, топанье ног. Наполеон до того был доволен, что поднялся и обошел стол, чтобы чокнуться с м-ром Пилкингтоном. Когда приветственный шум смолк, Наполеон, продолжавший стоять, дал понять, что тоже хочет говорить.
Стиль его речи, как всегда, был краток и точен. Наполеон сказал, что также счастлив окончанию периода взаимного непонимания. У него есть основания полагать, что некий злобный враг распускал слухи, долгое время ходившие по стране, — о том, что якобы он и его коллеги олицетворяют собой нечто сомнительное, революционное. Высказывалось предположение, что они попытаются побудить к бунту животных на соседних фермах. Ни грана истины не было в этих слухах! Единственным желанием Фермы — как ныне, так и в прошлом, — было жить в мире и поддерживать добрососедские деловые отношения. Он добавил, что Ферма, которой он имеет честь управлять, является кооперативным предприятием. Собственность, которой он владеет, является, по сути дела, коллективной собственностью свиней. Ему кажется, сказал Наполеон, что старинные подозрения уже не омрачают умы присутствующих, но этого недостаточно. В последнее время произошли некоторые изменения, которые должны ещё больше укрепить взаимное доверие. До сих пор у животных на Ферме была глупая манера звать друг друга «Товарищ». Это будет отменено. Был ещё в ходу чрезвычайно странный обычай — маршировать по воскресеньям перед черепом старого хряка, приколоченным к столбу во дворе. И это будет отменено, а череп уже закопан. Посетители, вероятно, заметили зеленый флаг, развевающийся во дворе на мачте. Быть может, они также обратили внимание на то, что рог и копыто, ранее на нём нарисованные, закрашены: отныне это будет просто зеленый флаг.
И, наконец, у него есть лишь одна поправка к великолепной добрососедской речи м-ра Пилкингтона. Оратор всё время упоминал «Ферму Животных». Он не должен этого больше делать, но мы его не виним — он не знал, не мог знать, ибо это сию минуту объявляется впервые; название «Ферма Животных» отменено. Отныне и навеки эта ферма будет известна под именем «Усадьба», то есть под своим правильным, исконным именем.
«Господа, — заключил Наполеон, — Я предлагаю вам тот же тост, но в иной форме. Наполните ваши стаканы до краев. Господа, вот мой тост: за процветание фермы «Усадьба»!»
Снова раздались приветственные клики, стаканы были осушены до дна. Животным, смотревшим на всё это сквозь мутноватые стекла, почудилась странная вещь. Что-то изменилось в очертаниях свиных рыл. Что? Старые слабые глаза Люцерны пытались рассмотреть лица. Казалось, черты этих лиц стали нечеткими, зыбкими. У тех, кто имел по три подбородка, их стало как будто четыре, А у других, вместо пяти подбородков, было видно лишь три…
Когда аплодисменты замерли и снова началась карточная игра, животные тихонько удалились. Однако не успели они отойти и на двадцать шагов, как остановились, словно вкопанные. Громкий крик несся со стороны дома. Животные кинулись обратно к окнам. В доме разыгралась крупная ссора. Крики, удары кулаками по столу, острые подозрительные взгляды, яростные утверждения и отрицания… Источником скандала, по-видимому, явился тот трудно объяснимый факт, что Наполеон и м-р Пилкингтон выложили на стол по валету пик одновременно.
Орали двенадцать голосов враз, и все — одинаково. Теперь стало ясно, что изменение очертания лиц было вполне реальным. Животные глядели то на людей, то на свиней, то снова на людей — но отличить одних от других было уже невозможно.
