— Сделан?
— Он фальшивый.
— Фальшивый?
— Подделка.
— Подделка?
— Бодкин, реши, наконец, ты человек или эхо в Альпах. — сказал Лльюэлин, возвращаясь к прежней, легкой манере. — Я понимаю, ты удивлен. Грейс тоже удивится, когда обнаружит. Больше всего меня пугает, то, что она тогда скажет.
Монти был ошеломлен. Он помнил, что Орландо Маллиген был вполне крутым парнем, всегда готовым пристрелить сколько угодно бандитов, но не мог поверить, что кому бы то ни было хватит смелости подсунуть Грейс фальшивое ожерелье. Наполеону — пожалуй, больше некому, да и ему — лишь в те годы, когда он упивался властью и совсем уж разошелся.
— Вы хотите сказать, — уточнил Монти, — что Орландо Маллиген посмел ей всучить фальшивый жемчуг? Должно быть, железный человек.
Мистер Лльюэлин заметил, что его не поняли, и поспешил объясниться.
— Нет, он-то подарил настоящий. Заменили его гораздо позже.
— Кто?
— Я.
— Господи!
— А что поделаешь? Пришлось, когда мы открыли совместный счет. На студии я зарабатываю восемьсот тысяч долларов в год, но что в них толку, если миссис Лльюэлин следит за каждым чеком? Мне была нужна небольшая заначка, вот я и подумал о жемчуге. Я взял его, чтобы заново нанизали, а на самом деле подменил. Но я еще не знал…
— Чего вы не знали?
— Насчет Мэвис.
— А что с ней такое?
— Когда Орландо Маллиген откинул копыта — цирроз печени — оказалось, что ожерелье завещано Мэвис, и она получит его, как только выйдет замуж.
— А-а!
— Бодкин, не издавай животных криков. Я в очень нервном состоянии.
— Простите.
— Слишком поздно. Из-за тебя я прикусил язык.
— Я только хотел сказать, что я понял, почему вы беспокоитесь.
— Беспокоюсь — слишком слабое слово. Я оцепенел. Наверное, ты никогда не видел миссис Лльюэлин, когда она разойдется?
— Еще нет.
— Побудешь со мной, увидишь, — заверил Лльюэлин, содрогнувшись. — Превзойдет саму себя. Конечно, я понимал, подменяя ожерелье, что иду на некоторый риск.
— Но тогда вам казалось, что это хорошая мысль?
— Точно. Не думал, что какой-нибудь псих женится на Мэвис. Шансы бесконечно малы. Их практически нет!
— Хотя она, в сущности, красавица? Сам не видел, было темно, но, судя по слухам…
Мистер Лльюэлин поворчал, но согласился.
— Да, девица ничего, но что такое красота? Видимость. Мнимость. Душа, вот что важно.
— Золотые слова.
— А ее душу давно пора отдать в чистку. Когда она узнает, что ее жемчуг
— японская поделка, из нее полезет гремучая змея.
— А вдруг она примет его за настоящий, как миссис Лльюэлин?
— Не дури. Она выходит замуж за ювелира, который способен различить подделку с пятидесяти шагов.
— Может быть, Пондер не проболтается?
— Конечно, проболтается! Бодкин, ты все-таки идиот. Уходи-ка ты лучше и посиди где-нибудь. У тебя есть своя комната, так? Сделай одолжение, иди туда. Если случайно споткнешься о ковер, упадешь с лестницы и сломаешь себе спину в трех местах, я не очень расстроюсь. Нет, что же это! Приходит, порет всякую чушь погибшему человеку. Убирайся, Бодкин. Не могу видеть твою глупую рожу.
Монти не задерживался. Ему было жаль уходить, он надеялся дать еще совет-другой, но что-то в ему подсказало, что в нем больше не нуждаются.
Внимательный наблюдатель, взглянув на супругов Моллой в то время, когда Грейс произносила тост о помолвке, без особого труда заметил бы, что ее речь произвела на них более сильное впечатление, чем можно было бы предположить, учитывая, что с Мэвис они совершенно незнакомы. Зато этот наблюдатель, вероятно, уловил бы, что во взглядах, которыми они обменялись, светится явная досада. Вместо того, чтобы радоваться соединению любящих сердец, они позволяли предположить, что желают этим сердцам заболеть совершенно неизлечимой холерой. Супруги Моллой одновременно вспомнили, что этот Джеймс Пондер — тот простодушный субъект, которому Мыльный продал все акции Силвер Ривер. Упоминания о Каннах и об усиках было достаточно, чтобы освежить их память. Мысль о встрече с Пондером, который, без сомнения, уже разузнал все что надо, их не пленяла.
Особенно расстроился Мыльный, ибо именно ему предстояло ответить перед разгневанным Пондером. Как только они вошли в свою комнату и стали держать совет, он выразил свое огорчение.
— Что же делать? — сказал он, и Долли согласилась, что это действительно проблема.
— Конечно, тот самый тип.
— Да уж! Имя, фамилия.
— Не иначе, успел выведать все об этих акциях.
— Да, время у него было.
— А послезавтра приедет сюда.
— Точно.
Установлено, что сердце в скорби и тоске любой надежде радо. Сердце Мыльного не было исключением.
— Может быть, он меня не узнает? — предположил он.
— Не говори чепухи, дорогой. Если уж тебя кто увидит, то не скоро забудет. Ты ведь такой вальяжный, — сказала Долли не без супружеской гордости. — В полицейском участке он выберет тебя мигом, даже если ослепнет на оба глаза.
— Завтра я отсюда смоюсь.
— Конечно. А сегодня вечером мы посмотрим, удастся ли мой план. Я не хотела начинать так скоро. Надо бы его отшлифовать. Но что сейчас говорить! В любом случае, он не так уж плох.
Мыльный, который подобно Обри Карузерсу ходил из угла в угол, резко остановился. За всеми волнениями вечера то, что у Долли есть план, напрочь выпало у него из головы.
— План?
— Я же говорила.
— Но тот был про жемчуг. Теперь мы не можем на него рассчитывать. Нам пора подумать, как бы потихоньку удрать, пока не грянул этот Пондер.
— Мне нужно это ожерелье.
— Мне тоже.
— Мне очень-очень нужно.
— И мне, но…
— Хочешь узнать, что я задумала?
— Что ж, потолковать невредно.
— Она хранит его у себя в комнате.
— Ну и что? Ворваться и огреть ее мешком по голове?
Вопрос был явно иронический, но Долли приняла его всерьез.
— Можно попробовать, но у меня есть план получше. Мы разобьем окно на первом этаже, скажем, в столовой. Как будто это воры с улицы.
— Но…
— Не перебивай, дорогой. Лучше послушай. Потом я иду к Грейс и говорю, что в доме грабители.
— Она, наверное, заберется под кровать или запрется в ванной.
— Такая женщина? Что ей воры! Она выбежит вместе со мной, чтобы их схватить, а ты проберешься к ней — и все, дело сделано. Тебе даже не придется искать. Она наверняка оставит его в шкатулке. Берешь и уходишь.
Мыльный покачал головой. Он думал о том, что даже лучшая женщина может отклониться от пути истинного, стоит ей только приняться за что-нибудь практическое.
— Ничего не выйдет, дорогая.
— Почему это? План верный. Красота, а не план! Все равно что найти деньги на улице.
— А завтра?
— Что завтра?
— Когда здесь будет куча легавых, которые будут задавать глупые вопросы?
— При чем тут мы?
— При том, что меня первого заподозрят.
— Почему это?
— Потому что Пондер ткнет в меня пальцем.
— Он приедет послезавтра.
— А мы еще не уедем. Легавые нас не отпустят.
— Да, не отпустят, и вот почему: мы уедем раньше. Как только ожерелье будет у нас, мы сядем в машину и покатим в Лондон. И не бормочи «посты на дорогах», мы проскочим до всяких постов. Сколько понадобится времени, чтобы собрать полицейских в такой дыре? Несколько часов. Мы оставим машину где-нибудь в пригороде, а в Лондоне нас не легче найти, чем пару иголок в стоге сена. Что там, труднее.
Мыльный не ответил. Он не мог. Любовь к жене и восхищение ее умом сковали ему язык. Когда она сказала ему, что у нее есть план, как он мог сомневаться, что план этот прост, эффективен, непогрешим, словом — само совершенство?
Ночь уже клонилась к утру, когда Грейс кончила письмо к Мэвис. Она приняла душ, положила на лицо косметическую маску, надела пижаму и легла спать. Когда ее веки уже сковывал сон, который всегда приходил к ней быстро, дверь неслышно открылась и, прижав палец к губам, как какой-нибудь член тайного общества, который пришел поговорить с другим членом тайного общества, на пороге появилась миссис Моллой. Она произнесла «Тсс!» с такой многозначительностью, что Грейс невольно воскликнула шепотом:
— Миссис Моллой!
— Тиш-ше!
Грейс могла сказать, что если говорить еще тиш-ше, будет просто ничего не слышно, но тяга к знанию преодолела обычную суровость.
— Господи, что там такое? Пожар?
— Воры!
— Что?!
— В дом пробрался вор.
— Что ж, смелый человек, — сурово отозвалась Грейс. К ней неожиданно пришла идея. — А парадная дверь открыта?
— Я не пошла посмотреть. Почему вы спрашиваете?
— Так, подумала. Моя дочь говорит, обычно им кто-нибудь помогает изнутри. Открывает парадную дверь и кричит совой, это у них сигнал. Хорошо бы этот работал один. В отличие от своего первого мужа, я не умею расправляться с бандами.
