Увидев лицо Синдзо, Тай-сан чуть ли не за руку потащил его в заднюю гостиную и, заметив ссадины на руках и ногах приятеля и порванное хаори, изумленно спросил: «Что с тобой?! Ты в таком виде?!» — «С трамвая упал,— ответил Синдзо.— Выпрыгнул у Куракакэбаси и встал на четвереньки».— «Должен же быть предел глупости! Ты ведь не из деревни. А для чего тебе понадобилось там выпрыгивать?» — спросил Тай-сан. Тут Синдзо поведал Тай-сан о чудесах, которые произошли с ним в трамвае. Тот выслушал все от начала до конца, непривычно для него нахмурился и пробормотал себе под нос: «Да, плохи наши дела. Уж не попалась ли О-Тоси». Услышав имя О-Тоси, Синдзо вдруг заволновался и строго спросил: «Что значит попалась? Какое дело ты поручил ей?» Но Тай-сан, не отвечая, продолжал смущенно бормотать: «Возможно, это моя вина. Если бы я не проговорился тебе по телефону, что передал ей записку, старуха не пронюхала бы о моем плане». И Тай-сан даже вздохнул от огорчения. Терпение Синдзо лопнуло, и он закричал сердито, дрожащим голосом: «Будет очень жестоко с твоей стороны, если ты сейчас же не расскажешь о своем плане. Из-за тебя я страдаю вдвойне».— «Конечно, вдвойне страдаешь,— сказал Тай-сан, успокаивая его жестом.— Вдвойне. И я хорошо понимаю тебя. Но знай: это неизбежно. Ведь у нас такой враг, как старуха. Я и вправду думаю: промолчи я о записке, которую передал О-Тоси, дела наши, возможно, шли бы теперь лучше. Потому что старуха следит за каждым твоим шагом, а после того разговора по телефону и с меня глаз не спускает. Но со мной таких чудес, как с тобой, еще не бывало, так что я буду держать все у себя в голове, сколько бы ты ни сердился, пока не узнаю совершенно точно, что мой план не удался». Тай-сан убеждал и утешал Синдзо, тот же, все еще беспокоясь об О-Тоси, сердито сдвинув брови, нападал на Тай-сан: «Не случилось ли все же какого-нибудь несчастья с О-Тоси?» На что Тай-сан лишь промычал неопределенно: «Гм!» — и задумался. Потом спохватился, и, быстро взглянув на настенные часы, сказал: «Я беспокоюсь. Давай-ка, не заходя в дом к старухе, походим там около, поглядим». Синдзо, конечно, тотчас же согласился. Потому что тоже не мог больше сидеть сложа руки, не находил себе места. Через каких-нибудь пять минут оба они в хаори поспешно вышли из дома Тай-сан.
Но не прошли они и полквартала, как услышали за спиной топот. Оба сразу обернулись, однако подозрительного никого не обнаружили — мальчик из лавки Тай-сан бежал за хозяином, таща на плече зонтик «змеиный глаз». «Зонтик, что ли, принес?» — «Ага, приказчик велел взять,— похоже, дождь будет».— «Мог бы и для гостя захватить!» — натянуто улыбнувшись, сказал Тай-сан. Мальчик растерянно почесал в затылке и, неуклюже поклонившись, со всех ног помчался обратно в лавку. И действительно, над головой громоздились черные ливневые облака, а небо, просвечивающее кое-где сквозь было зловеще-холодного, как блестящая сталь, цвета. Синдзо, шагая рядом, с Тай-сан, заметив цвет неба, опять подумал о мрачном предзнаменовании и молча ускорил шаг в темноте, не поддерживая беседы со спутником. Тай-сан мелко трусил за ним, озабоченно вытирая пот, но потом это ему надоело, и он не спеша пошел следом под зонтиком, поглядывая иногда с жалостью на спину друга. У Итинобаси они свернули влево, и, когда пришли к набережной Исигаси, где Синдзо и О-Тоси видели в сумерках огромный глаз, сзади их нагнал рикша. Он промчался мимо Тай-сан, и, когда Тай-сан увидел человека, сидящего в коляске, он вдруг нахмурился и громко окликнул Синдзо: «Эй, остановись!» Синдзо поневоле остановился, неохотно оглянулся на друга и спросил недовольно: «Ну что там?» Тай-сан поспешно догнал его и задал ему странный вопрос: «Ты видел лицо человека, который только что проехал на рикше?» — «Видел. Худощавый мужчина в темных очках»,— с подозрением ответил Синдзо и снова зашагал вперед. Тай-сан, не отступая, сказал вдруг многозначительно: «Знаешь, это мой постоянный клиент, биржевой игрок по прозванью Кагисо. Я думаю, уж не он ли имеет виды на О-Тоси? Не то чтобы я был очень уверен, однако мне почему-то так показалось».— «Показалось, наверно»,— бросил Синдзо уныло, шагая мимо той самой бани «Лепестки персика», не глядя на вывеску. Но Тай-сан, указывая зонтиком, куда идти, сказал: «Нет, не показалось. Взгляни! Рикша остановился у дома старухи». И он торжествующе посмотрел на Синдзо. И действительно, тот самый рикша, что пробежал мимо них, сидел теперь, похоже, между оглоблями своей коляски, задом к ним, с золотым гербом на спине, под низко свесившимися ветвями ивы, ожидавшей дождя.
При виде рикши унылое лицо Синдзо немного оживилось, но он все так же монотонно и скучно ответил: «Ведь у старухи не только Кагисо бывает, другие биржевые маклеры тоже заходят погадать». Тем временем они уже поравнялись с лавкой штукатура, соседней с домом старухи О-Сима. Не настаивая на своей версии, Тай-сан не спускал глаз с окрестностей и, словно прикрывая собой Синдзо, пошел рядом с ним. Прижавшись друг к другу плечами, они прошли мимо дома старухи О-Сима. Не поворачивая головы, искоса взглянули на дом, пытаясь заметить что-нибудь необычное, но не увидели ничего, кроме коляски рикши, на которой приехал жених. Теперь они видели ее вблизи: рикша с окурком сигареты «Батт» за ухом читал газету, сидя посреди глубокой колеи, оставленной резиновыми шинами как раз напротив отверстия для стока воды из дома штукатура. Все остальное: и бамбуковое решетчатое окно, и замызганная решетчатая входная дверь, и камышовая дверь были совершенно такими, как прежде, не изменился и цвет старых сёдзи, и в доме было тихо, как в дремучем лесу, точно так же, как и на днях. Хоть бы мелькнул случайно рукав скромного темно-синего кимоно О-Тоси! Они прошли мимо дома старухи О-Сима к соседней с ней лавке хозяйственных товаров. Их душевное напряжение нисколько не уменьшилось, наоборот, они были сильно удручены оттого, что надежды их рухнули.
Однако, когда они приблизились к хозяйственной лавке, заваленной свертками туалетной бумаги «Асакуса», мочалками в виде черепахи, порошками для мытья головы и завешанной большими красными фонарями с надписью «Ароматические палочки от москитов», они увидели... О-Тоси, которая стояла в лавке и разговаривала с дочерью хозяина. Они переглянулись и, не долго думая, бодро бросились с развевающимися подолами хаори прямо в лавку. Почувствовав, что кто-то вошел, О-Тоси обернулась, и бледные щеки ее слегка порозовели, но она постаралась скрыть свое волнение от дочери хозяина лавки. Стоя под ветвями ивы, спускавшимися прямо ей на плечи, она, с трудом сдерживая радость, лишь воскликнула удивленно: «Ах, это вы?» И тогда Тай-сан, стараясь быть спокойным, слегка прикоснулся к своей соломенной шляпе и, как ни в чем не бывало, спросил: «Ваша матушка дома?» — «Да»,— ответила О-Тоси.— «А вы почему тут?» — «Я вышла купить писчей бумаги, гость попросил...» — промолвила О-Тоси и еще не успела договорить, как в лавке, затененной ветвями ивы, стало вдруг еще темнее и по красным фонарям с рекламой ароматных палочек от москитов вдруг резко хлестнули косые холодные нити дождя. Листья ивы затрепетали, и тут же громыхнул гром. Воспользовавшись этим, Тай-сан, выскакивая из лавки, весело засмеялся, глядя на О-Тоси и дочь хозяина лавки, и сказал: «Не могли бы вы передать матушке, что я пришел к ней погадать, спросил ее у ворот, но никто не откликнулся,— видно, важный гость у нее заболтался». Разумеется, ничего не знавшая дочь хозяина лавки не должна была заметить, как ловко разыграл он спектакль. «Тогда иди скорее, О-Тоси!» — поторопила она девушку, а сама, подгоняемая дождем, стала убирать красные фонари с рекламой ароматических палочек от москитов. «Пока, тетушка!» — сказала О-Тоси и вышла из хозяйственной лавки вместе с Тай-сан и Синдзо. Не останавливаясь у дома старухи О-Сима, они поспешили к Хитоцумэ, загораживаясь от крупных капель дождя зонтом. По правде говоря, несколько минут не только влюбленные, но и обычно не унывающий Тай-сан думали, что наступил самый решительный момент, когда жребий брошен и надо ждать, что выпадет: чет или нечет. До набережной Исигаси они, словно сговорившись, шли молча, опустив глаза, не обращая внимания на усилившийся ливень.
Между тем они подошли к сторожевым псам, и Тай-сан, подняв голову, обернулся к влюбленным: «Это, говорят, самое безопасное место, так что переждем тут дождь». Укрывшись зонтом, они прошли между нагромождениями камней к навесу в углу набережной, покрытому циновкой. Дождь усилился и висел сплошной белой пеленой, так что не было видно противоположного берега реки Татэкавы, и одна циновка, конечно, не спасла бы их. Кроме того, капли дождя, смешанные с запахом влажной земли, проникая под навес, обволакивали их, как туман. Поэтому, не закрывая зонта, они уселись рядышком на полуобтесанный камень, напоминающий столб ворот, и Синдзо тут же заговорил: «О-Тоси, а я думал, что больше уже не увижу тебя». Тут сквозь пелену дождя снова зигзагом сверкнула бледная молния и, словно разверзая облака, грянул гром. О-Тоси невольно опустила голову с прической «бабочка» на колени и некоторое время сидела, не двигаясь. Потом, подняв мертвенно бледное лицо и устремив безжизненные глаза на струи дождя за циновкой, тихо сказала: «Я уже совсем решилась».— «Самоубийство!» — будто фосфором выжгло эти слова в мозгу у Синдзо. Тай-сан, сидя между ними с большим зонтом, озираясь по сторонам, бодрым голосом воскликнул: «Выше голову! И ты, О-Тоси, не унывай. Смотрите! В такое время бог смерти любит шастать по углам. И к тому же гость, который сидит у старухи, — биржевой маклер Кагисо. Я слышал краем уха, что это тот самый маклер, который хочет взять тебя в жены, О-Тоси. Не так ли?» Тем самым Тай-сан повернул разговор в нужную сторону. И О-Тоси, словно очнувшись ото сна, взглянула ясными глазами на Тай-сан и с досадой ответила: «Да, это он».— «Гляди-ка! Как я и предполагал»,— сказал Тай-сан и торжествующе поглядел на Синдзо. Но тут же с серьезным видом обернулся к О-Тоси и, утешая ее, сказал твердо, по-мужски, что придало уверенности и Синдзо: «В такой дождь даже Кагисо пробудет в доме старухи еще минут двадцать — тридцать. Тем временем расскажи мне, удался ли мой план. Если не удался, мужчины должны идти на риск. Я отправлюсь в дом старухи и попробую поговорить с ней». Тут опять грянул гром, и, несмотря на то, что был день, огромные молнии непрерывно хлестали по дождю, низвергающемуся с неба, как водопад. Однако О-Тоси стояла на своем, позабыв даже о печали. Лицо ее было не просто красиво, а как-то необыкновенно. Дрожащими губами,— они были, как всегда, яркими,— она прошептала чуть слышно: «Старуха все вызнала...» И, горько вздыхая и то и дело прерывая свой рассказ, она поведала им под циновкой в эту страшную грозу все, что с ней произошло. Услышав ее рассказ, они поняли, что план Тай-сан, о котором не знал Синдзо, накануне ночью провалился.
