Журдан и его свора поздно узнали, что случилось с их другом и атаманом. Но к девяти часам вечера они уже собрались у трупа Лекье. Свирепые вопли, как будто издаваемые дикими хищниками, слышались в толпе, насчитывающей тысячи голов и возрастающей дальше. Со всех концов спешили туда вооруженные негодяи, размахивая кулаками, наполняя все улицы руганью, угрозами и звоном оружия. Все добропорядочные и уважаемые граждане заперли двери, завесили окна и укрылись в глубине своих домов. Одному седовласому старцу, который любопытства ради остался у окна, угодили камнем прямо в лицо. У обувщика Бисолата, который запер дверь, когда в нее пытался вбежать Лекье, разграбили лавку, переломали всю мебель, а самого его с бесчестьем извлекли и бросили в зловонную камеру городской тюрьмы. Труп Лекье положили на покрытые красной тканью носилки и с почестями, положенными только Королям и Кардиналам, пронесли в помещение Магистрата, где всю ночь возле него стоял почетный караул. Все обыватели, жены и дети, любой мог зайти посмотреть и зажечься безумной ненавистью к лучшей части граждан.
Но все это было лишь началом. Журдан созвал и вооружил всех своих людей. К ним тут же присоединилась та часть обывателей, которые поддерживали их партию. И после этого весь вечер и ночь длилась ужаснейшая резня. Журдан повелел запереть городские ворота, расхаживал со своей бандой по улицам и тут же приказывал хватать и волочить в городские тюрьмы всех, кто попадался на пути. Мужчин, законных и незаконных супруг, дочерей, сыновей — всех, без различия возраста и пола. Ночью же этих несчастных, совсем невинных прохожих он лишил жизни следующим зверским образом. Вызывал из камер по двое и, как только те оказывались на месте казни, срубал им саблей головы. Потом вонзал острый клинок в тело и всех, мертвых и еще живых, бросал на Швейцарское подворье. Таким ужаснейшим образом были умерщвлены больше восьмидесяти человек, среди коих были члены Магистрата и другие высокие лица. Преследование продолжалось и в последующие дни. Целые семьи были вырезаны в своих домах, и трупы их брошены в реку Сорг. В бескрайнем отчаянии взирала законная супруга на мужа, погибающего от ножа варвара, дети жалобно молили оставить жизнь их матери, но ничто не могло тронуть каменные сердца закоснелых убийц.
Некоторые пытаются уверить, что Журдан сам не участвовал в этих ужасных деяниях, но все, что мы о нем знаем, не позволяет нам верить этим ручательствам. Во всяком случае, хорошо известно, что он не использовал свое влияние и власть, чтобы после первой ужасной ночи прекратить дальнейшее кровопролитие и спасти жизнь многих невинных людей. Разбушевавшаяся чернь самоуправствовала, покамест Журдан с его бандой занимался поисками своего злейшего врага Бигоне. Но молодой отважный торговец сумел так спрятаться, что его никак нельзя было найти. Напрасно подручные Журдана обшарили все подвалы и прочие укрытия, облазили всю ту улицу, где находилось жилище Бигоне, и стращали, а то и истязали, допрашивая всех его знакомых. Тогда Журдан пообещал пятьдесят луидоров тому, кто представит Бигоне живым или мертвым. Это сообщение было расклеено на всех городских воротах, на базарной площади, у церквей и колодцев, а друг Журдана, печатник Турналь, целую неделю печатал это сообщение в своей газете. Но все было напрасно. Бигоне не объявлялся. Разъяренной банде оставалось только вымещать свою злость на невинных людях. Это они и делали, и посему мы никак не можем оправдать Журдана, как не могла это сделать и лучшая часть авиньонских обывателей.
Десять дней подряд длились эти злодеяния Журдана в Авиньоне. Аббат Мило, как Комиссар Короля и Национального Собрания сам наблюдал за всеми этими бесчинствами, но не пытался предотвратить их, хотя это было в его власти. Несмотря на многократные мольбы, он не хотел отдать приказ стоящему недалеко от города войску навести порядок. Посланные Авиньоном депутаты пожаловались на него Национальному Собранию. Наконец 26 октября три новых французских комиссара, прибыв в Оранж, объявили о своих полномочиях по передаче города и всех окрестных земель под французское управление. В городе началось великое ликование. Люди кричали: «Да здравствует Король!» Все безгранично радовались, что наконец-то ужасы кончились.
Вскоре за новыми Комиссарами Национальное Собрание прислало и воинский корпус под командованием господина Шуази. Седьмого и восьмого ноября господин Шуази со своими солдатами вошел в Авиньон. Тогда весь народ в один голос стал требовать отмщения негодяям. Комиссаров окружила целая стена жалующихся и молящих. Одни требовали освободить их арестованных друзей и родных, другие оплакивали утраченных родителей, детей и братьев. Всюду царило глубокое горе и великий гнев. Кто бы мог не посочувствовать этому? Комиссары немедля приказали закрыть городские ворота и после этого, в ночь на 10 ноября, небольшие группы солдат в сопровождении горожан ходили, арестовывая преступников. Среди многих прочих попался друг и помощник Журдана, печатник Турналь, который спрятался в трещине городской стены. Теперь этот величайший смутьян и горлопан притих. Стиснув зубы, сносил он все удары и пинки, которыми почтенные граждане угощали его полной мерой. Тараща глаза, смотрел он по сторонам, словно на вечные времена старался запечатлеть в памяти тех, кто вел его в тюрьму. Когда некая дама швырнула ему в лицо грязью, он даже не счел нужным утереться, а сказал Комиссару:
— Скажите же вы этой свинье, что во Франции грязь предназначена для нее самой, а не для граждан.
Любой может представить, что Комиссару лишь с трудом удалось сдержать почтенных господ, чтобы те не ответили на выходку наглого мерзавца.
Бигоне тем временем лежал в сарае рыбной торговки, матери своей любовницы Жозефины Бертье. Он не знал, что Жозефина оказалась ему неверна и в насмешку спуталась с адъютантом и секретарем Журдана, Колченогим Леонардом, как его звали в городе. Бигоне лежал в соломе, под связками копченой рыбы, за пустыми корзинами, и удивлялся, почему не идет Жозефина. Мать пошла узнать, куда подевалась дочь, и Бигоне уже вторую ночь не знал, что это в городе за шум. В щель он мог видеть только заброшенный, замусоренный, заваленный разным хламом и заросший сорняком двор. Окраинная улочка была далеко от домов, и туда редко забредали люди. Но с рассветом он услышал приближение большой толпы, и там явно раздался голос его друга Бисолата, который кричал: «Да здравствует Король! Хватайте негодяя Журдана!» В неописуемой радости Бигоне выскочил на улицу и спустя минуту уже знал приятную весть об освобождении города, а также неприятную — о неверности Жозефины. Жозефину он пока что тут же велел арестовать, хотя она и сопротивлялась, царапалась и кусала солдатам руки, а Журдана решил найти живого или мертвого.
От друзей и знакомых он смог узнать только то, что Журдану удалось выбраться из города. Но, зная его злодейский нрав, он был уверен, что тот далеко не убежит, а спрячется где-нибудь поблизости, чтобы выждать, не изменится ли обстановка, а тогда возобновить свои пагубные деяния. Выпросив у господина Шуази двадцать четыре всадника, Бигоне отправился с ними искать жестокого врага Господнего и человеческого.
Нелегко далось ему напасть на след коварного злодея. Сбитые с пути и подговоренные бедные земледельцы, очевидно, держали сторону Журдана. Но Бигоне был не такой человек, который уступил бы упрямому и придурковатому крестьянину. Где не помогали ум и деньги, там шли в ход хлыст и рукоятка пистолета. Таким образом было открыто убежище Журдана, в трех милях от Авиньона. На другой день после обеда он был со всех сторон обложен в густом кустарнике на берегу реки. Не видя другого выхода, прыткий пройдоха бросился вплавь. Но Бигоне был не менее ловок. С четырьмя отборными всадниками он кинулся за ним следом и нагнал на середине реки. Бигоне крикнул ему:
— Сдавайся, прохвост! Ты же видишь, что бежать напрасно.
Но у мерзавца даже и тут хватило наглости возражать. Он оглянулся, и в руке его появился пистолет.
— Солдатам Франции я всегда сдамся. Но пуговичники и убийцы пусть ко мне не прикасаются.
Разгневанный такой наглостью, Бигоне кинулся на него. Журдан приберег заряженный пистолет, чтобы в последний момент пустить себе пулю в лоб. Но тут ему пришло в голову, что лоб Бигоне шире и попасть в него легче. Он выстрелил, но лошадь, увлекаемая потоком, рванулась в сторону, пуля прошла мимо, задев только шляпу Бигоне и вырвав порядочный клок волос. Бигоне и его спутники навалились на Журдана, стянули с лошади, отняли пустой пистолет и нож, а самого вытащили на берег. Там остальные всадники уже взяли в кустах адъютанта и секретаря Журдана, Колченогого Леонарда, как его звали в городе. Связали их сначала по отдельности, потом вместе и с превеликой радостью погнали назад в город. Журдан, поелику он был закоренелый негодяй, шел вскинув голову, а Леонард из-за своей короткой ноги оступался, падал и увлекал за собой хозяина. Бигоне горел нетерпением уложить их обоих тут же, при дороге. Но командир всадников не позволил. Ему было приказано только арестовать, но не казнить злодеев. Комиссары расследуют вину каждого и накажут по решению Национального Собрания.
