Старый Аурик взволнованно вскочил со скамьи и встал позади Велты, поближе к лампе.
— Этого и следовало ожидать. Крышка — попали мы в вершу… Зачем надо было отходить от озера и идти сюда? Ведь здесь нас с трех сторон можно обойти.
Заметив всеобщее возбуждение, Лиекнис резко оборвал Аурика:
— Не болтай! Думаешь, мы действуем как попало, без плана?
Но Аурика нелегко было остановить.
— Знаю я эти планы. Пока все идет хорошо, у нас и планы есть и все, что полагается. А когда дела плохи… Я все понимаю, я сам испытал… Но почему тогда, скажите, моим сыновьям и еще трем парням пришлось сложить головы под Рикужами?.. Разве их жизнь не так дорога, как наша? Было бы в десять раз лучше, если бы я сам…
Это уже походило на открытое возмущение и всех взвинтило. Велта, опустив голову, прислушивалась к спорам и рьяно накручивала ручку телефона. Никакого ответа. Она пробовала дозвониться уже в третий раз, и все тщетно. В эту минуту не слышно было даже дыхания людей. Молчание телефона подействовало удручающе. Казалось, перерезан был самый важный жизненный нерв. Неведение и ночная тьма таили что-то зловещее.
Бородатый Рийниек, все время молча посасывавший трубку, громко сплюнул.
— У кого из нас нет сыновей, дочерей и жен? Разве я знаю что-нибудь про своих?..
Краст стукнул прикладом об пол, чтобы унять других или самого себя.
— Да замолчите же! Кто мы — мужчины или бабы? Кому здесь не нравится, пусть идет на пост.
Екаб Вальтер, особняком сидевший у стены, вдруг так яростно вскинул винтовку на плечо, что ремень оборвался, и она упала. Он схватил ее за приклад и, подняв красное сердитое лицо, окинул всех злобным взглядом, хотел что-то сказать, но только махнул рукой. Потом повернулся, выбежал из корчмы, волоча за собой винтовку, и хлопнул дверью так, что с потолка посыпалась сажа.
Все переглянулись.
Браун шагнул к двери и стал прислушиваться, пока шум деревьев не заглушил шагов Екаба Вальтера.
Но тут на середину корчмы вышел Рута. Его маленькое полудетское лицо и льняные волосы белым пятном выделялись над черной кожаной курткой. Голос у Руты дрожал, и, стараясь скрыть это, он, несмотря на хрипоту, говорил как можно громче:
— Он весь вечер ко мне пристает. Говорит, все пропало. Мы отрезаны и окружены. Сегодня ночью нас обойдут, и к утру мы будем в мешке.
Кузнец вскинулся на Руту, словно тот во всем был виноват.
— Негодяй! С чего он взял?
— Не знаю уж с чего, но он так говорил. Я, говорит, не полезу в мешок, словно кошка, которую собираются топить. Мне, говорит, еще жизнь не надоела.
— Он что же, уговаривал тебя бежать с ним? Перебежчиком стать?
Застегивая одной рукой пиджак, Лиекнис схватил другой рукой винтовку. Бриедис поднес кулак к самому носу Руты.
— И ты только сейчас сказал? Какого черта ты раньше скрывал?
Рийниек тоже схватил винтовку и пошел вслед за Лиекнисом к двери.
— Мерзавцы! Они заодно действовали…
Еле сдерживая слезы, Рута оправдывался:
— Не мог же я кому попало сказать. Я ждал Марка.
Никто его не слушал. Гнетущее неведение, дурные вести так подействовали на нервы, что требовалась разрядка, и тут достаточно было самого пустячного повода.
Паренька окружили искаженные лица, в воздухе замелькали кулаки, причудливые тени двигались по стене. И никому сейчас в голову не приходило, что это тот самый всеобщий любимец, который всегда заслуживал полного доверия и отличался исполнительностью. Даже Велта укоризненно качала головой.
Шум немного утих лишь с возвращением Лиекниса и Рийниека. И прежде чем учитель успел сказать первое слово, все уже прочитали ответ на его лице.
— Ушел. И след простыл… Да оставьте вы мальчишку в покое! Все равно теперь не поможешь!
И так как они не хотели уняться, он стал между ними и Рутой, вызывающе выпятив грудь.
— Подумайте сами: ведь многие из нас не меньше виноваты в случившемся. Разве Екаб Вальтер не нашептывал вам свои страхи и сомнения?
Это подействовало, как удар по самому уязвимому месту. Теперь Лиекнис мог оставить паренька и присесть на скамью.
Вильперт почесал затылок и сказал:
— Правильно, у каждого из нас бывают и опасения и подозрения. Но ежели мы станем по всякому пустяку поднимать шум и всех считать предателями…
Кузнец до этого больше всех нападал на Руту и теперь, видимо, чувствовал себя неловко.
— Да и не в этом суть… Кто мы такие: организованная сила или кучка сброда, который только и думает, как бы спасти свою шкуру, как бы улизнуть? Чего мы здесь сидим сложа руки, будто в ожидании Страшного суда? Я спрашиваю: где Марк?
Велта смерила его взглядом с головы до пят и ответила спокойным, уверенным голосом:
— Не беспокойтесь, Марк всегда там, где он больше всего нужен. Он нас не бросит. И неужели среди нас кто-нибудь больше не доверяет ему?
Глубоко искренние, проникновенные слова Велты на всех подействовали успокоительно. В комнате постепенно водворялась тишина. Замелькали огоньки папирос, и клубы дыма снова потянулись к потолку. Некоторые еще негромко переговаривались. Остальные старались прилечь где-нибудь на скамье или на полу у стены.
Но никто не спал. Велта чуть слышно шагала взад-вперед мимо окна. Два десятка глаз неотрывно следили за ней, будто она могла найти в этом бесцельном хождении ответ на все то, о чем каждый из них думал.
Временами окно как-то странно светлело. Луна взошла, но еще стояла низко, где-то за лесом. Ветер разгонял тучи. Временами открывался клочок чистого неба с бледными редкими звездочками; за окном возникали четкие очертания ближних и неясные контуры отдаленных деревьев. Потом опять темнело.
Ветер крепчал и шумел все сильнее. Ветви деревьев шоркали по стене, и словно кто-то пальцами стучал по крыше.
Поднявшаяся над лесом ущербная луна светила прямо в окно. Отчетливее выступала на палевом фоне стекол крестовина, огонь лампы как-то потускнел.
Ветер шумел все резче, порывистей. Ни на минуту не смолкал шум деревьев. Верно, оттого никто и не услышал приближающихся шагов. Все, и кто сидел, и кто лежал, поднялись лишь тогда, когда тяжелая дверь отворилась и на пороге показался Марк.
Голенища его сапог и даже полы шинели были забрызганы грязью. Мокрые пряди волос выбились из-под военной фуражки на потный лоб. Сняв с плеча винтовку, Марк оперся на нее.
Он дышал тяжело, видимо, устал. Темные глаза под сдвинутыми бровями быстро скользнули по комнате и потухли. Небритые щеки отливали при свете синевой. Поперечная морщина на лбу обозначилась еще резче.
Марка раздражало всеобщее внимание. Сделав шаг вперед, он в упор посмотрел на Велту. Она дотронулась до ручки телефона, не зная, с чего начать.
— С мельницы больше не отвечают.
Марк кивнул головой.
— Давно?
— Вот уже час, как звоню.
Марк посмотрел на часы и задумался. Потом сказал деланно равнодушным тоном:
— Через час мы уходим. Собирайтесь.
Все мигом пришло в движение. Застучали по глинобитному полу сапоги. Щелкали затворы винтовок, звякали патроны, скрипели отодвигаемые скамьи. Люди торопились, точно давно ждали этого приказа. Никто даже не спросил, куда они пойдут. Казалось, всю эту возню подняли нарочно, чтобы не дать Марку сказать что-нибудь определенное. Он держался спокойно, всем своим видом давая понять, что зря торопиться не следует. Только когда Велта невзначай коснулась его руки, в глазах его блеснул гнев…
Кузнецу не пришлось собираться: он, как всегда, был готов. Подойдя к Марку, Арнис начал рассказывать ему о бегстве Екаба Вальтера, кое-что присочиняя от себя, Лиекнису стало невтерпеж слушать все это, а Марк по-прежнему сохранял хладнокровие. Он только зло усмехнулся:
— Он не первый. Разбредаются один за другим. Вы думаете, он перебежал? Что ж, найдутся и такие. Трусы всегда стараются спрятаться за того, кто посильней. А сейчас сила не на нашей стороне. Но, по большей части, просто расходятся по домам, оружие бросают в болото или тут же в кусты, — на нем ведь не написано, кто его носил. Прячутся по чердакам или в стогах соломы, пережидают, пока мы уйдем. Жены их и старики бродят вокруг, разузнают, не собираемся ли мы уходить. Эти-то самые злостные. Хорошо бы поискать их. Будь у нас время…
Лиекнис придвинулся к нему поближе.
— А разве… у нас его нет?
— Я ведь сказал: через час уходить!
Велта уже перебирала документы.
— Мы отступаем, да? Но тогда мне надо укладываться. — Она выдвинула ящик стола.
Марк кивнул ей:
— Все лишнее — в печь, чтобы здесь не осталось ни одной важной бумажки.
Рийниек, присев на корточки, открыл дверцу печи. Выждал, пока не разгорелось пламя, потом неуверенно подошел к Марку.
— Скажите, ну как я уйду? В двух верстах отсюда у меня осталась больная жена с маленьким ребенком. Ведь ей станут мстить за меня.
