Стоя рядом с ней, он опирался на балюстраду и говорил тихим, ровным голосом:
– Вот уж поистине гром с ясного неба, Мередит в жизни своей не болел. Что ж, это меня образумило. Как я раньше не понял? Я же замучил, занудил вас своей властностью! Таких самодовольных дураков… С чего я взял, что ради моих неотразимых достоинств вы бросите Фредди? Да, неприятно увидеть себя во всей красе! Трудно ценить вас больше, чем я, но, честное слово, только вы могли вынести такое надутое чучело. Сверхчеловек! О Господи!
Говорить она не могла, словно за эти минуты перевернулся мир. Рядом с нею стоял новый Джордж, совсем не смешной, очень хороший. Сердце у нее часто билось, разум – мутился, но неясно, смутно она ощущала, что рухнул последний барьер. Раньше ей хотелось не поддаваться его воле. С властностью она справлялась, со смирением – нет.
Жалеть она умела. Отчасти из жалости приняла она руку Фредди тогда, в тот несчастный день, – он был так растерян, так жалел себя сам… Остатки разума подсказывали ей, что страшные вещи случатся, если она пожалеет Джорджа.
– Ну все, – сказал он. – Не хочу портить такую погоду. Больше я вам объясняться не стану. Завтра на вокзале не буду и мрачен. Может, придете проводить?
Эйлин кивнула.
– Придете? Замечательно. Пойду скажу графу, что уезжаю. Наверное, он не заметил, что я у него гощу.
Он ушел. Эйлин стояла, опершись на балюстраду, пока не вспомнила про Фредди.
Фредди в лиловой пижаме лежал среди подушек и читал про Гридли Квэйла. Эйлин появилась в очень ответственный момент, а потому он ощутил, что его сдернули с неба на землю. Мало кому из писателей удавалось держать человека в таком напряжении, в каком держал страдальца Эш Марсон.
Именно по этой причине поздоровался Фредди отрешенно и посмотрел на гостью совсем уж стеклянным взглядом. Глаза у него вообще были немного вылуплены, а сейчас расстроенной невесте он напомнил улитку. Мужчины не очень хороши, когда лежат среди подушек, а сейчас все той же невесте он показался очень противным; и она испугалась, не попросит ли он, чтобы она его поцеловала.
Он не попросил, ограничившись тем, что перекатился на другой бок и отвалил нижнюю челюсть.
– Привет, – заметил он.
– Привет, – ответила она, садясь на край постели. Жених стал немного получше, хоть как-то прикрыв рот.
Совсем не закрыл, это уж слишком, но прикрыть – прикрыл. Невесте казалось, что ее поразила немота. То она не может ответить Джорджу, то вот – Фредди. Она поглядела на него, раз уж он на нее глядел. Часы что-то пробили.
– Это все тетина кошка, – начал Фредди легкий, светский разговор. – Подвернулась под ноги. Кошка, чтоб ее! Сколько от них бед… Один мой знакомый вообще их не выносит. А ты как?
Эйлин думала о том, что с ее органами речи. Казалось бы, ответь про кошек, но нет, не выходит. Видимо, все силы сосредоточены на том, как противен Фредди в пижаме.
Заговорить пришлось ему:
– Кака-ая книжка! Читала? Выходят каждый месяц. Такие выпуски. Ну, класс! Про Гридли Квэйла, такой сыщик.
Эйлин схватилась за последнее средство:
– Хочешь, я тебе почитаю?
– Давай. Молодец. Вот я досюда дошел.
– «Семь винтовок целились в него». Досюда?
– Сразу после этого. Ну, жуть! Его позвали к приятелю, у того вроде бы беда – ан нет, там типы в масках! Прямо не знаю, как он выкрутится. Вообще-то он всегда выкручивается… Ну, давай.
Только Эш пожалел бы ее больше, чем она себя жалела. Он писал это с отвращением, она – читала. Фредди, напротив, упивался.
Когда она умолкла, он вскричал:
– Ну что ты? Дальше!
– Я охрипла, Фредди.
Он растерялся. Тяга к Гридли боролась с остатками вежливости.
– А… – сказал он. – Э… Ты не обидишься, если я сам почитаю? Мы потом поговорим. Я быстро.
– Конечно, конечно, читай! Тебе это правда нравится?
– Еще бы! А тебе что, нет?
– М-м-м… оно такое… ну, не знаю.
Фредди погрузился в чтение. Эйлин молчала и думала, но не о Гридли Квэйле. Впервые пыталась она представить свою семейную жизнь. До сих пор, поняла она, они почти не общались. Сегодня – иначе. Сегодня все иначе.
В сущности, думала Эйлин, муж и жена часто, да и подолгу, бывают вместе. Как это будет с ними? Примерно вот так.
– Порядок, – сказал Фредди, не поднимая взора, – выкрутился. Прихватил, понимаешь, бомбу. Отпустили, ха-ха! Так я и знал.
Эйлин глубоко вздохнула. Именно это, день за днем, до самой смерти. Она склонилась к нему.
– Фредди, – спросила она, – ты меня любишь?
Он не ответил.
– Ты меня любишь? Мог бы ты жить без меня?
Он вылупился на нее.
– А? – заметил он. – Э? А то! Понимаешь, старушка, теперь один тип пустил к нему по трубе гремучую змею.
Эйлин поднялась и ушла.
Предвидя, как подействуют на мистера Питерса новые сведения, Эш не ошибся. Удача плоха тем, что привыкшие к ней не переносят провалов. Мистер Питерc был ею избалован. Он отдал бы за скарабея половину своих денег, это стало делом чести, схваткой его могучей воли со злыми силами, которым вздумалось доказать, что он не всемогущ. Именно этот вид паранойи поражает мультимиллионеров. Какой идиот станет набирать миллионы, если не хочет себя показать?
Удвоив награду, он немного притих, а Эш пошел искать Джоан, чтобы взбодрить ее новым стимулом.
– Ну как, есть идеи? – спросил он. – Я лично пас.
Джоан покачала головой:
– Не сдавайтесь. Подумайте еще. Мы с вами за одну ночь потеряли десять тысяч. Как будто наследство отняли! Я так не могу. Я не согласна снова писать про всяких графов.
– А я как подумаю о Гридли…
– Да, вы ведь пишете детективы! Вам и карты в руки. Что бы тут сделал ваш Гридли?
– Это просто. Подождал бы счастливого случая.
– У него что, нет своих методов?
– Как не быть! А вот толку от них нет. Одна надежда – эти случаи. Что ж, давайте подумаем. Когда вы вошли в музей?
– В час ночи.
– Скарабея уже не было. О чем это говорит?
– Не знаю. А вы?
– То же самое. Думаем снова. Тот, кто его стащил, знает про награду.
– Тогда почему он не пошел к Питерсу?
– Верно. Ну, еще раз. Тому, кто его стащил, срочно нужны деньги.
– Да, но как выяснить, кому они срочно нужны?
– Опять вы правы. Действительно, как?
Они немного помолчали.
– Индукция не работает, – признал Эш. – Подождем случая. У меня предчувствия, я вообще привык ко всяким совпадениям, чем-чем, но ими я не обделен.
– Правда?
Эш огляделся, нет ли кого поблизости. Никого не было. Слугам в замке это выпадает редко. Места отведено им не так уж много, постоянно натыкаешься на лакея или на горничную. Сейчас в пределах слышимости не было ни высших, ни еще каких-либо слуг; и все-таки голос он понизил.
– Конечно, – сказал он. – Вот вам пример – мы с вами встретились.
– Что тут такого? Мы жили в одном доме.
– А вот это уже счастливый случай!
– Почему?
Эш огорчился. Логически она права, но неужели нельзя помочь ему? Знаменитое женское чутье могло бы и подсказать, что ни с того ни с сего голос не понижают. «Почему?»! Нет, как тут ответишь?
Отвечать не пришлось, ибо от замка к ним приближался лакей Фредди, отнимая и этот ничтожный шанс убедить ее в милости Провидения, вершащего свои таинственные дела. Лакей, без всяких сомнений, собирался что-то сказать, слова переливались через край, он забылся, он бежал, что там – он рассказывал на бегу:
– Мисс Симеон, мистер Марсон, так и есть! Как я говорил, так и вышло!
Эш с неприязнью на него глядел. Он вообще недолюбливал его, а теперь – ненавидел. С таким трудом подвести беседу к тайнам Провидения…
Да, с трудом. Джоан какая-то твердокаменная. Именно то, что дает ей силу грабить по ночам музеи – смелость, спокойствие, самостоятельность, – мешает говорить с ней про тайны Промысла или родство душ. То, что он в ней так любит, не дает сказать, что он любит ее.
Мистер Джадсон тем временем не умолк.
– В точности! Один к одному. Как я тогда говорил.
– Когда? – спросил Эш. – Что вы говорили?
– Да за столом, вы только приехали! Не помните? Про нашего Фредди. Ну, он еще писал девице, которая похожа на вас, мисс Симеон! Как бишь ее? А, Джоан Валентайн! Из театра. Писал чуть не каждый день. И доигрался! Шантажирует как миленькая. Все они такие, вы уж мне поверьте, все до одной.
Мистер Джадсон осторожно огляделся.
– Чищу я ему костюм, – продолжал он, – заглянул случайно – кх-кх – в карман, а там письмо, от какого-то Джонса. Девица требует еще тысячу. Пятьсот он ей вроде бы дал, где достал – не понимаю, но прямо написано: дал, этот самый Джонс вручил собственными руками. А ей все мало, не дадим тысячу – подает за нарушение. Вот, несу записку этому самому Джонсу.
Джоан слушала рассказ с удивлением, но тут вмешалась:
– Не может быть!
– Сам видел.
– Да ведь…
Она взглянула на Эша. У нее глаза округлились, у него – сузились. Он что-то понял.
– Значит, – медленно сказал Эш, – ему срочно нужны деньги.
