Полковник теребил угол покрывала. Мистер Питерc откашлялся. Бакстер стоял, грозно хмурясь.
– Э… мой дорогой… – продолжал лорд Эмсворт. – У нас… э-э-э… Мы должны… выполнить тяжелый долг…
Слова эти поразили истерзанную совесть. Неужели и они насчет этого собачьего скарабея? Слава тебе Господи! Его же нет! Такой человек не выдаст. Значит, стоим насмерть.
– Ничего не знаю, – сказал он.
– Конечно, – сказал полковник. – В том-то и дело. Мы и пришли тебе сообщить. Начну с того, что отчасти тут есть и моя вина. Однако…
– Хорес!
– Ну-ну, я просто хотел объяснить!
Лорд Эмсворт поправил пенсне и посмотрел на обои, видимо, ожидая от них вдохновения.
– Мой… э… дорогой, – начал он, – мы должны… э… сообщить…
Слово взял Бакстер, явственно сердитый.
– Мисс Питерc, – сказал он, – сбежала с вашим другом.
Лорд Эмсворт облегченно вздохнул:
– Вот именно. Именно. Поистине, мой дорогой, вы неоценимы. Какой дар слова!
Все воззрились на Фредди, ожидая, что он заплачет или, быть может, закричит.
– А, что? – осведомился он.
– Мой дорогой, это правда. Она уехала с ним в Лондон поездом 10.50.
– Если бы некоторые, – прибавил Бакстер, – мне не мешали, я бы это предотвратил.
Полковник снова прочистил горло и крутанул ус.
– Да, Фредди, – сказал он, – нехорошо получилось. Я был на перроне. Эмерсон сел в вагон, попрощался с нами и сел. Тут мисс Питерc закричала: «Ах ты Господи! Джордж, я с тобой!» – или что-то в этом духе и кинулась к нему. Тогда…
– Тогда, – перебил Бакстер, – я кинулся к ней. В конце концов, поезд двинулся, она могла удариться. Но меня дернули за ногу. Я упал, не сразу пришел в себя, и…
– Ну, ошибся, ну, не понял! Фредди, ты пойми, у меня были причины. Я полагал – кх-кх, – что Бакстер не совсем здоров. В Индии это бывает. Мечется, крушит что попало… Теперь мне все ясно, я просто извинился, да, черт возьми, попросил прощения, а тогда – опасался, как бы наш достойный друг не изувечил мисс Питерc. Помню в Индии… Какой же это год? 92-й? Нет, 93-й. Так вот, мои носильщики… В общем, зацепил его палкой за ногу. Пока то да се, поезд ушел, увез мисс Питерc.
– Пришла телеграмма, – дополнил лорд Эмсворт, – они записались в регистратуре. Исключительно… э-э-э… прискорбный случай.
– Держись, – посоветовал полковник. – Будь мужчиной.
Судя по всему, Фредди держался. Видимо, удар оглушил его, ибо чувств он вообще не выражал. Однако они были. Он радовался вестям о письмах. Он восторгался тем, что знаком с сыщиком, что там – с создателем Гридли Квэйла. Словом, все хорошо, особенно не расстроишься. Но что-то сказать надо. Он пошарил в душе.
– Значит, – уточнил он, – сбежала с Джорджем?
Депутаты скорбно кивнули. Он пошарил еще.
– Вот это номер! – вымолвил он. – Ну, знаете!
Мистер Питерc тяжко вошел в свою комнату и мрачно взглянул на Эша.
– Все, – сказал он.
– Все?
– Да. Укладывайте вещи. Мы сегодня едем.
– Что случилось?
– Моя дочь сбежала с Эмерсоном.
– О Господи!
– При чем тут «О Господи!»? Укладывайте вещи.
Эш сунул руку в карман.
– Куда его положить? – спросил он.
Мистер Питерc какое-то время тупо смотрел на него. Потом глаза его загорелись, он взревел от радости:
– Он у вас?
– У меня.
– Где же он был? Кто его взял? Как вы его отняли? У кого?
– Не знаю, вправе ли я… Вы никому не скажете?
– Кто, я? За кого вы меня принимаете? Конечно, никому! Так у кого вы…
– У Фредди Трипвуда.
– У Фредди? Зачем он ему нужен?
– Ему деньги нужны.
Мистер Питерc взорвался.
– Господи! – вскричал он. – Боже мой! А я еще сержусь, что Эйлин сбежала с Эмерсоном! Прекрасный человек. Далеко пойдет. Есть в нем что-то такое. А главное, увел ее у этого пучеглазого идиота! Да если б она вышла за вашего Фредди, я бы внукам своим не доверял, зазеваешься – часы сперли! Такая семейка. Отец крадет Хеопса, сын – в него. Банда, одно слово! И это – цвет Англии! Не-ет, тогда уж давайте мне джунгли. Все, нечего было ездить. Вор на воре, вор на воре! Уплываем следующим кораблем.
Миллионер немного помолчал.
– Да, – вспомнил он, – где моя чековая книжка? Вы свое заслужили. Вот что, слушайте. Если вас тут что-нибудь не держит, оставайтесь при мне. Говорят, незаменимых нету, но вас заменить трудно. Узнал бы вас раньше, был бы в форме. Мы только начали, а мне куда легче. Ну как? Секретарем, тренером, кем хотите. В общем, присматривайте за мной. Как, согласны?
Предложение это тронуло у Эша и практическую, и миссионерскую жилку. Разве можно, в конце концов, отпускать миллионера недолеченным? Как-никак твое творение, ты над ним трудишься…
Но тут он вспомнил о Джоан.
– Разрешите, – сказал он, – я подумаю.
– Хорошо, – согласился мистер Питерc, – только побыстрей.
Джоан не было ни в одном из тех мест, где она обычно бывала в это время. Эш едва не отчаялся, как вдруг, выглянув в последний раз из задней двери, увидел, что она медленно идет по дорожке.
Она улыбнулась ему как-то тревожно. Они пошли рядом, но молчали.
– В чем дело? – спросил наконец Эш. – Что с вами?
Она серьезно взглянула на него.
– Мне грустно, – отвечала она. – Я растеряна, мистер Марсон. Как-то все странно, правда?.. Вас не раздражает, когда что-нибудь случается?
– Я не совсем понял.
– Ну, вот – Эйлин. Такое событие! Весь мир изменился… А по мне бы лучше, чтобы все шло тихо, мирно. Вы скажете, что я вам не это проповедовала? Я и сама думала, что люблю перемены. Видимо, изменилась, постарела, что ли… Завтра будет хуже, потом – еще хуже… Непонятно?
– Нет, понятно. Я думаю, это разлука. Трудно терять тех, кого любишь.
Джоан кивнула.
– Да, – сказала она, – что-то кончилось. Вот-вот, теперь мне самой яснее! Надо начинать заново. Видимо, я устала от рывков. Я хочу чего-то прочного, надежного. Знаете, лошади могут долго тянуть омнибус, только бы он не останавливался. Мне придется тянуть его по другой дороге с новыми пассажирами. Интересно, лошадь горюет, когда пассажиры меняются? – Эш говорить не мог, и она продолжала: – Казалось вам иногда, что жизнь совершенно бессмысленна? Как плохой роман – персонажей тьма, бродят без толку, а с сюжетом не связаны. Появился кто-то, вроде бы важный – и вдруг исчез. Так и подумаешь, что смысла нет, чушь какая-то.
– Можно связать все воедино, – сказал Эш. – Такой способ есть.
– Что же это?
– Любовь.
Внезапно ему стало легче. Он ее больше не боялся.
– Джоан, – сказал он, – выходите за меня замуж.
Она на него не смотрела. Он подождал.
– Вы думаете, – сказала она, – что это все поправит?
– Да, думаю.
– Откуда вы знаете? Мы почти незнакомы. Я могу опять сорваться.
– Нет, не можете.
– Как вы уверены, однако!
– Да, уверен.
– «Ты едешь быстрее, когда ты одна»[16], – неточно процитировала Джоан.
– А зачем тогда вообще ездить? Все равно что бегать по кругу. Я вас понимаю, со мной так бывало. Вам кажется, что за углом ждет что-то особенное. Нет, не ждет. А если и ждет, Бог с ним, кому оно нужно? Жизнь держится взаимной помощью. Я помогу Питерсу, вы – мне, я – вам…
– Мне? В чем же?
– Видеть в жизни смысл.
– Мистер Марсон…
– Эш!
– Эш, вы не знаете, на что идете. Вы не знаете меня. Я боролась одна пять лет, со мной трудно.
– Ничего подобного! Джоан, честно ли это? Врываетесь в мою жизнь, все переворачиваете, выбиваете меня из моей тихой колеи – и бросаете? Нет, так нельзя.
– Я не бросаю. Мы будем дружить.
– Будем. Когда поженимся.
– Вы твердо решили?
– Да.
Джоан блаженно засмеялась:
– Как хорошо! Я вас не спугнула. Ничего не поделаешь, пришлось пугать, чтобы сохранить уважение к себе. Я ведь объяснилась вам в любви! Да-да! Странные вы, мужчины, не понимаете простых слов. Не по Эйлин же я страдала! Я теряла вас. Могли бы догадаться. Собственно, я это прямо и сказала. Эш, что вы делаете?
– Я вас целую.
– Нельзя. Судомойка смотрит.
– У судомоек мало развлечений. Пусть порадуется.
Граф Эмсворт сидел у постели больного сына и смотрел на него почти что нежно.
– Боюсь, – сказал он, – боюсь, мой дорогой, что это тяжелый удар.
– А, что? Да-да. Жуть, а не удар.
– Я подумал, мой дорогой, не был ли я слишком суров. Когда тебе станет лучше, можешь вернуться в Лондон, деньги давать я буду. Ты скучаешь в деревне. Не пойму, как это может быть, но…
Фредди сел на постели и вытаращил глаза.
– Нет, правда?
Отец кивнул:
– Правда. Только, мой дорогой, – прибавил он не без пафоса, – постарайся, ради меня, не делать больше глупостей!
– Да чтоб мне лопнуть! – отвечал Фредди.
Некий критик – как ни жаль, они есть на свете – сказал про мой последний роман: «Все старые вудхаусовские персонажи под новыми именами». Надеюсь, его съели медведи, как детей, посмеявшихся над Елисеем[17]; но если он жив, он так не скажет о «Летней грозе». Я, с моим умом, перехитрил его, насовав в роман старых персонажей под старыми именами. Глупо же он себя почувствует!
