Добродетельнейшая из женщин, оказавшись в таком положении, ощутит себя достойной большой любви, примется мечтать о ней и возомнит себя особой исключительно пылкой; ведь самолюбие всегда заставляет нас преувеличивать силы поверженного противника.
— Будь жизнь порядочной женщины только хлопотной, мы бы это стерпели... — сказала мне как-то одна старая дама. — Но она скучна, и я еще не встречала добродетельной женщины, которая не чувствовала бы себя одураченной.
Именно в конце медового месяца, когда ни о каком любовнике нет еще и речи, женщина задумывается о, так сказать, законности его существования; душа ее становится ареной борьбы между долгом, законами, религией и тайными желаниями, внушенными природой, над которой не властен никто, кроме нее самой. Тут наступает для вас совершенно новая пора, тут природа, снисходительная и добрая мать, подающая знаки всем созданиям, которым угрожает сколько-нибудь серьезная опасность, вешает на шею Минотавра колокольчик, уподобляя его страшной гремучей змее, грозе путешественников. В поведении вашей жены проявляется то, что мы назовем первыми симптомами: горе тому, кто не сумеет их побороть! Тот, кто, читая наше следующее Размышление, вспомнит, что некогда наблюдал похожие симптомы в своем доме, может сразу переходить к заключению книги: он найдет там искренние соболезнования.
В положении, при котором проявляются эти первые симптомы, супружеская пара может пребывать более или менее долго; разговор о нем завершит наши предварительные рассуждения и позволит нам перейти к сути дела. Человек искушенный умеет без посторонней помощи толковать истинные признаки и неуловимые приметы, которыми женщина невольно выдает себя, мы же в нижеследующем рассуждении располагаем самое большее посвятить неофитов в общие принципы величественной науки о браке.
Размышление VIII
Первые симптомы
Покамест ваша жена пребывает на распутье, вы обольщаетесь сладостными иллюзиями касательно вашей безопасности. Вы столько раз видели восход солнца, что вообразили, будто оно сияет вечно и для всех. Вы больше не следите за женой с тем вниманием, какое сообщала вам страсть еще не утоленная.
Подобная беспечность мешает многим мужьям заметить в поступках жены предвестия первой грозы; беспечность эта минотавризировала гораздо больше супругов, нежели стечения обстоятельств, фиакры, канапе и нарочно нанятые квартиры, вместе взятые. Ваше безразличие к опасности в какой-то мере порождается и оправдывается царящим подле вас спокойствием. Миллион изголодавшихся холостяков плетут свои козни в полном согласии друг с другом. Хотя все эти дамские угодники не знают самих себя и враждуют, алча одной и той же добычи, некий инстинкт заставляет их до поры до времени действовать сообща.
Сразу после свадьбы подручные Минотавра, как юные, так и не очень, выказывают обычно отменную любезность и не докучают молодым супругам своим вниманием. На мужа они смотрят как на ремесленника, призванного отточить, отполировать, огранить брильянт, который затем начнет переходить из рук в руки и в один прекрасный день станет предметом восхищения всей округи. Поэтому вид влюбленных молодоженов всегда несказанно радует тех холостяков, что именуются повесами; холостяки эти ни за что не станут препятствовать трудам, столь полезным для общества; вдобавок они знают, что чем сильнее ливень, тем скорее он кончается; они держатся в стороне и выжидают, подстерегая с невероятной чуткостью тот миг, когда брачные радости начнут приедаться обоим супругам.
Проницательность, с которой холостяки различают мгновение, когда на семейном небосклоне появляются первые тучи, может сравниться лишь с беспечностью, какую выказывают во время медового месяца мужья. Не стоит срывать плод, не дав ему созреть, — об этом следует помнить всем, включая дамских угодников. Великий человек понимает всю выгоду, какую может ему принести удобное стечение обстоятельств. Например, те пятидесятидвухлетние мужчины, которые, как мы уже сказали, таят в себе самую большую опасность для законных мужей, прекрасно понимают, что женщина может сегодня гордо отвергнуть любовника, а три месяца спустя принять его с распростертыми объятиями. Впрочем, справедливость требует признать, что женатые люди обычно выдают свое охлаждение с тем же простодушием, с каким выставляют напоказ свою любовь.
В ту пору, когда вы с вашей прекрасной половиной пребывали на седьмом небе от счастья, — а продолжительность этой поры, как показывает предыдущее Размышление, зависит от характера обоих супругов, — вы выезжали в свет редко, а то и вовсе не выезжали. Наслаждаясь радостями супружеской жизни, вы с женой, подобно любовникам, покидали домашний очаг лишь ради увеселительной поездки, загородной прогулки, похода в театр и проч. Стоит вам, вместе или порознь, возвратиться в свет, зачастить на балы и празднества, пристраститься ко всем тем суетным забавам, что созданы для людей с пустым сердцем, как холостяки навостряют уши: раз ваша жена нуждается в светских радостях, значит, дом и муж ей наскучили.
Итак, решает холостяк, половина пути пройдена. Это означает, что вас очень скоро минотавризируют, а жена ваша очень скоро начнет вести себя непоследовательно или, говоря точнее, очень последовательно, на удивление продуманно, вы же будете принимать все ее уловки за чистую монету. С этого времени она будет тем более тщательно выполнять все свои обязанности и надевать на себя личину добродетели, чем менее добродетельным будет ее поведение по существу. Увы! — восклицал Кребийон, — отчего это люди
Наследуют от тех, кого они убили![139]
Жена ваша будет, как никогда прежде, стараться вам понравиться. Втайне замышляя нанести удар вашему семейному счастью, она пожелает утешить вас маленькими радостями, которые уверили бы вас в неизменности ее любви; вы же будете вести себя в полном согласии с пословицей: «Счастлив, как дурак». Последующее же отношение жены к вам зависит от ее характера: одни жены тем сильнее презирают мужей, чем с большим успехом их обманывают; другие, встречая на своем пути препятствия, проникаются к мужьям глубокой ненавистью; третьи смотрят на них с равнодушием, в тысячу раз более страшным, чем ненависть.
Одно из серьезнейших предвестий беды — нежелание вашей жены сидеть дома. Она стремится убежать от самой себя, забыть о том, что творится в ее душе, — стремится, впрочем, не так жадно, как те мужья, что до дна испили чашу несчастий. Она одевается с превеликим тщанием и привлекает к себе все взоры исключительно ради того — как она утверждает, — чтобы польстить вашему самолюбию.
Возвратившись в свои скучные пенаты, она нередко погружается в мрачные размышления, а затем вдруг принимается хохотать и резвиться, словно стараясь заглушить тревожные мысли; или же становится серьезна и степенна, словно идущий в бой немец. Столь частые перемены означают, что в жизни вашей жены наступил тот страшный миг, о котором мы уже говорили, — она оказалась на распутье.
Есть женщины, которые в эту пору читают романы, ища в них искусные и неизменно разнообразные картины страсти, торжествующей, несмотря на все препятствия, либо привыкая мысленно к тем опасностям, какими чреваты любовные приключения.
Вам ваша жена будет выказывать величайшее почтение. Она будет уверять, что любит вас, как брата, что эта благоразумная дружба — единственное подлинное и прочное чувство на земле и что именно ради него и заключаются браки.
Она довольно быстро сообразит, что до сих пор ее уделом было лишь исполнение обязанностей, и пожелает узнать свои права.
Без всякой радости она придет к выводу, что ее семейное счастье полностью зависит от вас одного. Счастье это, возможно, и прежде не слишком ее прельщало; вдобавок оно всегда рядом, оно привычно, знакомо и не раз обдумано, меж тем если легкомысленная супруга, вместо того чтобы предаваться бурной страсти, начинает рассуждать и анализировать свою жизнь, — какое страшное, хотя и негромкое, предупреждение должен расслышать в этом умный супруг!..
LX. Чем больше мы рассуждаем, тем меньше любим.
Начав рассуждать, ваша жена принимается веселить вас шутками и поражать глубокими наблюдениями; она становится изменчива и капризна. Порой, словно раскаиваясь в своих мыслях и планах, она преисполняется к вам чрезвычайной нежности, порой неведомо отчего хмурится и грустит; одним словом, она воплощает в себе то varium et mutabile femina[140], которое мы до сих пор имели глупость считать следствием женской конституции. Больше того, Дидро, желая объяснить эти перемены в женском настроении, внезапные почти как перемена погоды, увидел их источник в том, что он назвал «диким зверем»[141]; однако у женщины счастливой нрав отнюдь не так прихотлив.
