Он говорил, что и сегодня мы собрались здесь только потому, что это подземелье кажется нам надежным убежищем. А почему оно так надежно? Почему устояло оно перед временем, пережило войны двух тысячелетий? Потому, что тот, кто вырубил себе храмы во многих скалах Средиземноморья, не ведал страха.
«Три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской. Много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников… в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями».[2]
На лбу у старца вздулись жилы, голос его угас. Казалось, подземная церковь погружалась все глубже, и люди, дрожа от стыда и страха, напряженно вслушивались в исполненное горечи безмолвие старого священника. И тут запел хор. Голоса мальчиков звучали с невыносимой ангельской чистотой, вселяя в наши души бессмысленную надежду, которая не покидала нас, пока не отзвучала последняя нота. Священник подхватывал молитву, и глухие звуки, вырывавшиеся из его груди, как бы спорили с ангельским пением, пробуждая в нас тяжелое раскаяние.
Мне не хватало воздуха. Я не хотел навсегда оставаться на дне морском. Я предпочитал погибнуть там, наверху, вместе с такими же людьми, как я. Я украдкой выбрался наверх. Воздух был холодный и ясный. Дождь прекратился, мистраль затих, звезды уже сияли между зубцами форта св. Николая, расположенного как раз напротив церкви св. Виктора.
На следующий день мальчику разрешили в первый раз выйти на улицу. Клодин попросила меня погулять с ним на солнышке. Это поручение было мне по душе. Медленно шли мы вверх по солнечной стороне Каннебьер. И я снова почувствовал былую близость с мальчиком, хотя для этого не было никаких оснований. Просто мне хотелось, чтобы улица была бесконечной, чтобы солнце неподвижно застило в небе, а мальчик шел бы и шел рядом со мной, касаясь головой моей руки. Он с трудом передвигал ноги и сам разговора не заводил – только отвечал на мои вопросы. Так я узнал, что он хочет быть врачом. Я сразу почувствовал ревность, хотя его глубокие и спокойные глаза снова смотрели на меня с полным доверием. Вскоре он так устал, что я его уже почти тащил. Я повел его в кафе на Кур д'Асса. К сожалению, там не было ни шоколада, ни фруктового сока – нам подали какой-то жидкий, сильно подкрашенный напиток. И все же лицо мальчика озарилось радостью, которая, казалось, могла быть вызвана только чем-то необычайным; что редко встретишь в жизни. Я его очень любил. Я смотрел в окно на обсаженную кривыми деревьями, все ещё залитую солнцем площадь. Перед большим домом напротив толпились люди.
– Что там случилось? – спросил я официанта:
– Там? Да ничего, – ответил он. – Это испанцы. Они стоят в очереди у дверей мексиканского консульства.
Я оставил мальчика одного перед стаканом зеленоватого лимонада. Я пересек площадь и взглянул на высокий портал, украшенный большим гербом. К моему изумлению, он сиял свежими красками, на нем больше не было никаких следов времени. Я смог разглядеть даже змею в клюве орла. Испанцы смотрели, как я изучал тер б. и смеялись.
Только од ид из них сказал мне с раздражением:
– Мосье, становитесь в очередь.
Я встал в очередь. До меня долетали те же слова, которые я слышал несколько месяцев назад перед мексиканским посольством в Париже. Снова говорили, и теперь с еще большей уверенностью, что из Марселя в Мексику отправятся пароходы, и снова называли их имена: «Республика», «Эсперанса»; «Пасионария». Как можно сомневаться в том, что эти пароходы и в самом деле отплывут из Марселя, раз люди так упорно называют одни и те же имена? Названия этих пароходов никогда не сотрут губкой с черной дощечки, висящей перед пароходством, никакие бомбежки не уничтожат порты на их пути, для них не закроют морские проливы! На таком пароходе, с такими попутчиками и я бы охотно уехал куда угодно!
Вскоре я оказался в подъезде. Привратник бросился мне навстречу словно ждал, меня. Этого худого человека с лицом цвета дубленой кожи едва можно было узнать, о новом; костюме у него был весьма горделивый вид, и от одного этого у всех нас окрепла надежда на. отъезд. Меня провели в приемную. Теперь это была уже не плохонькая комнатка, а просторный, внушающий уважение зал с перегородкой и окошечками. А за перегородкой – у огромного стола сидел маленький консул, и его самые живые в мире глаза сияли. Я хотел было тут же незаметно сбежать, но он вскочил и крикнул мне:
– Наконец-то вы пришли! Мы вас повсюду искали. Вы неточно указали свой адрес. Мы получили подтверждение моего правительства относительно вас.
Я застыл на месте. «Значит, этот Паульхен и в самом деле имеет власть, – подумал я. – Значит, паульхенам все же дана известная власть на земле». В своем смятении я сделал то, что было проще всего, – я слегка поклонился. Консул весело посмотрел на меня. Я понял, что означал его насмешливый взгляд: я, мол, палец о палец для тебя не ударил, в этой игре действовали совсем другие силы. «Посмотрим еще, – подумал я, – кто из нас будет смеяться последним». Консул попросил меня пройти за перегородку, и, пока я ждал, у окошечка перебывало не менее двадцати испанцев, одержимых манией отъезда. Среди них был и тот седовласый старик, который спрашивал у меня, стоит ли ему еще обивать пороги консульств. Но, несмотря на мой совет, несмотря на свое полное отчаяние, он все же опять пришел. Быть может, он надеялся найти – в Мексике вторую молодость, надеялся на вечную жизнь, на чудо, которое вернет ему его сыновей. Принесли мое досье, и маленький консул принялся его листать, шелестя бумагами.
Вдруг он обернулся ко мне; глаза его искрились, и мне почему-то показалось, что он пытался усыпить мою бдительность.
– А собственно говоря, какие у вас документы, господин Зайдлер? – спросил он, весело, едва ли не со смехом глядя на меня. – Здесь есть несколько ваших соотечественников, которые уже два месяца как получили визы. Они ждут подтверждения немецкого правительства, что больше не являются немецкими гражданами. Дело в том, что без такой бумаги префектура не выдает визы на выезд из Франции.
Мы посмотрели друг другу в глаза. Мы оба отлично понимали, что наш поединок продолжается, и не скрывали своей радости, вызванной тем, что являемся достойными друг друга противниками.
– Вам нечего волноваться, господин консул, – сказал я, – у меня есть удостоверение беженца, подписанное саарскими и эльзасскими властями.
– Но вы же родились в Шлезвиге, господин Зайдлер.
Мы снова весело посмотрели друг другу в глаза.
– У нас в Европе, – начал я высокомерно, – почти никто не имеет документов из тех мест, где он родился… Во время плебисцита я находился в Сааре.
– Простите, но тогда я вынужден еще больше тревожиться за вас, – ведь в таком случае вы почти француз. А это значит, что при получении визы на выезд вы столкнетесь с особыми трудностями.
– Надеюсь, что с вашей помощью мне удастся все уладить, – сказал я. – Как вы мне советуете действовать?
Он посмотрел на меня с улыбкой, словно мой вопрос был изящной остротой.
– Получив у меня визу, вы прежде всего отправитесь в американское Бюро путешествий и попросите выдать вам справку, что ваш проезд оплачен.
– Оплачен?!
– Конечно, оплачен, господин Зайдлер. Ваши друзья, которые, заботясь о сохранении вашей жизни, выхлопотали вам визу моего правительства, – полностью оплатили ваш проезд пароходной компании «Экспорт-лайн» в Лиссабоне. В вашем досье есть документ, это подтверждающий. Вы удивлены?
Конечно, я был удивлен. Стоило Вайделю отправиться на тот свет, как выяснилось, что его переезд через океан отлично организован. Его досье заполнилось нужными документами, которые оказались безупречными именно потому, что были ему уже не нужны. Словно для подобных ему людей смерть была непременным условием, чтобы друзья о них вспомнили и все до мелочей уладили.
– Со справкой из Бюро путешествий, – продолжал консул, – и с моей визой вы должны тотчас же пойти в американское консульство и испросить себе разрешение на транзит…
– В американское консульство?
Он бросил на меня острый взгляд.
– Надо думать, что, несмотря на все ваши таланты, вы не ходите по воде, аки по суху. Прямого парохода в Мексику нет. Следовательно, вам нужна транзитная виза.
– Но говорят, что в Мексику будут прямые рейсы.
– Конечно, говорят, Но пока что эти рейсы – плод воображения. «Экспорт-лайн», поверьте, много надежнее. Во всяком случае, попытайтесь получить американскую транзитную визу. У вас более светский вид, чем обычно бывает у ваших коллег. Не сомневаюсь в вашей находчивости. Попробуйте ее применить в американском консульстве. Затем вам надо будет позаботиться о транзитных визах через Испанию и Португалию.
Он сказал эту последнюю фразу скороговоркой, тоном человека, который объясняет что-то бегло потому, что не верит в возможность осуществления этого дела я не хочет поэтому зря тратить силы.
