— О конечно! Можете вы теперь идти? Я боюсь, что вамъ не хорошо долго лежать на травѣ: тутъ очень росисто.
Ему такъ хотѣлось исполнить поскорѣе ея желаніе и не дать ей оторваться отъ него мыслію, что онъ тотчасъ же повернулся, пробуя встать. Боль была жестокая и Руфь это замѣтила.
— Не торопитесь же, сэръ, вѣдь я могу подождать.
Тутъ въ умѣ ея мелькнуло воспоминаніе о томъ дѣлѣ, которое ей пришлось отложить, но немногія, простыя слова, которыми они успѣли обмѣняться, какъ-будто пробудили ее отъ бреда. Она сѣла на землю подлѣ своего товарища, и закрывъ лицо руками, принялась неутѣшно и горько плакать. Она позабыла о его присутствіи, но помнила только, что кто-то ждетъ отъ нея ласки и помощи, что она нужна на свѣтѣ и не должна такъ опрометчиво покидать его. Это сознаніе не уяснялось въ ней въ опредѣленную мысль, но оно овладѣло ею и мало-помалу смягчило ея ожесточеніе.
— Не можете ли помочь мнѣ теперь встать? спросилъ онъ немного погодя.
Руфь молча помогла ему подняться, потомъ взявъ подъ руку, осторожно повела его по бархатнымъ тропинкамъ, гдѣ росъ между каменьями короткій и мягкій мохъ. Выйдя на большую дорогу, они тихо шли при лунномъ свѣтѣ. Онъ указывалъ ей легкимъ движеніемъ руки наиболѣе уединенные проулки, которыми можно было пройти къ его квартирѣ надъ лавочкою; дѣлая это, онъ думалъ о ней, онъ понималъ какъ ей тяжело будетъ увидѣть освѣщонныя окна гостиницы. Подходя къ открытой двери своего дома, онъ тяжело оперся на ея руку.
— Войдите, сказалъ онъ, не оставляя ея руки, но въ тоже время боясь придерживать ее, чтобы Руфь именно по этому не вырвалась и не убѣжала.
Они тихо вошли въ небольшую комнату за лавкою. Добродушная хозяйка, по имени мистрносъ Гогсъ, поспѣшно зажгла свѣчи и наши новые знакомцы могли взглянуть другъ другу въ лицо. Горбатый джентльменъ былъ очень блѣденъ, но на лицѣ Руфи казалось будто уже налетѣла тѣнь смерти.
Мистриссъ Гогсъ суетилась вокругъ нихъ съ добродушными восклицаніями то на ломаномъ англійскомъ, то на сродномъ ей валлійскомъ нарѣчіи, звучавшемъ у нея также музыкально какъ русское, или итальянское. Мистеръ Бенсонъ, это было имя горбатаго джентльмена, лежалъ на софѣ, погружонный въ думы, пока мистриссъ Гогсъ хлопотала съ разными приготовленіями для облегченія его боли. Онъ жилъ у нея третій годъ кряду, и она знала и любила его.
Руфь стояла у небольшого, полукруглаго окна и глядѣла на дворъ. Мимо мѣсяца, по глубокому голубому небу неслись широкія, разорванныя тучи, будто гонимыя какимъ-нибудь духомъ бурь. Но не тутъ ждало ихъ дѣло; сборный пунктъ для нихъ лежалъ на востокъ, за безконечною далью, и туда-то неслись они, погоняя другъ друга надъ безмолвною землею. То черныя, то серебристо-бѣлыя по прозрачнымъ краямъ, то пропуская какъ лучъ надежды, въ черный центръ свой, блѣдный свѣтъ мѣсяца, то снова растягиваясь въ серебряныя линіи, или снова сгущаясь въ непроницаемую мглу, ползли онѣ вверхъ и исчезали за неподвижными горами. Онѣ неслись но тому самому направленію, куда бѣжала и стремилась Руфь въ тотъ вечеръ; онѣ вскорѣ пройдутъ, въ своемъ быстромъ бѣгѣ, надъ тою точкою земли, гдѣ можетъ-быть спитъ въ эту минуту (весь міръ ея); а можетъ и не спитъ, можетъ быть думаетъ о ней. Въ умѣ у нея также была буря, которая рвала и путала ея планы въ такія же странныя и причудливыя формы, какія были передъ нею на небѣ. Если бы подобно имъ она могла понестись по ночному небу и догнать его!
Мистеръ Бенсонъ видѣлъ выраженіе ея лица и отчасти понялъ его. Онъ видѣлъ ея взглядъ, стремившійся въ свободное, широкое небо и подумалъ, что ее опять манитъ къ себѣ водяная сирена. У него въ ушахъ все еще журчала ея губительная пѣсня. Онъ подозвалъ Руфь, моля Бога чтобы слабый голосъ его былъ услышавъ.
— Милая моя леди, мнѣ бы нужно о многомъ поговорить съ вами, а Богъ отнялъ у меня силы именно теперь, когда онѣ мнѣ болѣе всего нужны. Грѣшу я, говоря это, но умоляю васъ во имя Бога, потерпите здѣсь только до завтрашняго утра.
Онъ глядѣлъ на нее, но лицо ея было неподвижно, и она молчала. Она не была въ силахъ отказаться до утра отъ своей надежды на избавленіе.
— Боже! помоги мнѣ! тоскливо произнесъ онъ: — ее не трогаютъ мои слова; и онъ упалъ на подушки, не выпуская ея руки. И точно, слова его не коснулись ея слуха. Въ душѣ ея бушевала буря, наполняя умъ ея убѣжденіемъ, что она отверженное созданіе. На священныя слова «во имя Бога», гордо отвѣчалъ ликовавшій надъ нимъ побѣду демонъ: — какое мнѣ дѣло до Бога?
Мистеръ Бенсонъ раздумывалъ объ умиротворяющемъ вліяніи религіи, вліяніи, которому подчинялось его собственное сердце; но тутъ онъ нашолъ его безсильнымъ. Тайный голосъ шепнулъ ему иное.
— Я требую во имя вашей матери, началъ онъ: — жива ли она или нѣтъ, чтобы вы не уходили отсюда, пока я не буду въ силахъ переговорить съ вами.
Руфь опустилась на колѣна въ ногахъ у софы и зарыдала. Слова его дошли до ея сердца, и онъ не рѣшился продолжать. Наконецъ онъ сказалъ:
— Я знаю, что вы не уйдете — вы не можете уйти когда я прошу васъ ея именемъ. Вы не уйдете, нѣтъ?
— Нѣтъ, прошептала Руфь и въ сердцѣ у нея сдѣлалась страшная пустота: она отказалась отъ послѣдней надежды. Она казалась теперь спокойною; ей уже не къ чему было стремиться.
— Теперь вы сдѣлаете то что я вамъ скажу, произнесъ онъ кротко, но тѣмъ безсознательно-увѣреннымъ тономъ, какимъ говорятъ, найдя тайную силу подчинять себѣ умъ другого человѣка.
Руфь тихо сказала: «да». Она была побѣждена.
Мистеръ Бенсонъ кликнулъ мистриссъ Гогсъ и та тотчасъ явилась изъ смежной лавочки.
— У васъ есть мнѣ кажется свободная комната, гдѣ спитъ ваша дочь. Я убѣжденъ, что въ позволите вотъ этой леди переночевать тамъ сегодня; я сочту это за величайшее одолженіе. Будьте такъ добры, отведите ее туда. Подите, дитя мое. Я твердо полагаюсь на ваше слово не уходить отсюда не переговоривъ со мною.
Онъ умолкъ, но поднимаясь на ноги чтобы исполнить его волю, Руфь взглянула сквозь слезы ему въ лицо. Губы его шевелились въ нѣмой, горячей молитвѣ; она поняла, что онъ молится за нее.
Онъ не могъ заснуть въ эту ночь, хотя спокойное положеніе облегчило его боль. Передъ нимъ, какъ въ бреду, развертывались возможныя въ будущемъ событія, принимая самыя странныя и причудливыя формы; онъ видѣлъ Руфь во всѣхъ видахъ и мѣстностяхъ; обращался въ ней со всѣмъ что только могъ придумать наиболѣе способнаго тронуть ее и расположить къ раскаянію и добродѣтели. Подъ утро онъ заснулъ, но и сны его были полны той же мысли: онъ хотѣлъ говорить, но звукъ не давался его голосу, а она бѣжала, бѣжала безъ остановки къ черному, глубокому пруду.
Но видѣнія стушевались въ глубокомъ снѣ. Мистеръ Бенсонъ былъ пробужденъ стукомъ въ дверь, какъ-будто уже повтореніемъ слышаннаго имъ сквозь сонъ.
То была мистриссъ Гогсъ. Она вошла при первомъ словѣ позволенія.
— Ахъ, сэръ, вѣдь молодая-то леди кажется очень больна; не пойдете ли вы со мною къ ней.
— Чѣмъ она больна? спросилъ онъ, сильно встревоженный.
— Какъ-будто совсѣмъ спокойна, сэръ; но мнѣ кажется, что она ужь умираетъ, вотъ что, сэръ.
— Ступайте; я сейчасъ приду, отвѣтилъ онъ; у него замерло сердце.
Не прошло минуты какъ онъ уже стоялъ вмѣстѣ съ мистриссъ Гогсъ у постели Руфи. Она лежала неподвижно какъ умершая; глаза были закрыты и на блѣдное лицо легла печать страданія. Она молчала, пока они говорили, хотя немного спустя имъ показалось, что она силится что-то сказать; но у нея не было силъ и она лежала нѣма и безъ движенія. На ней было все ея платье, какъ было наканунѣ, кромѣ чепца, хотя добрая и внимательная мистриссъ Гогсъ припасла ей ночной нарядъ, лежавшій на маленькомъ комодѣ, который служилъ туалетомъ. Мистеръ Бенсонъ протянулъ руку чтобы пощупать ея слабый, лихорадочный пульсъ, и когда опустилъ ея руку, она тяжело упала на постель, какъ-будто членъ уже безжизненнаго тѣла.
— Вы давали ей чего-нибудь поѣсть? заботливо спросилъ онъ у мистриссъ Гогсъ.
— Какъ же; я ей предлагала все что нашлось въ домѣ повкуснѣе, но она только головкой своей хорошенькой покачала и попросила меня дать ей не больше какъ стаканъ воды. А я, вмѣсто того, принесла ей молочка; только право ей кажется больше хотѣлось воды. Но ужь чтобы не капризничать, она напилась молока.
Говоря это, мистриссъ Гогсъ искренно плакала.
— Когда приѣзжаетъ сюда докторъ?
— Да онъ каждый день бываетъ тутъ по сосѣдству; въ гостиницѣ-то вѣдь столько приѣзжихъ.
— Я схожу за нимъ. А вы потрудитесь какъ-нибудь раздѣть ее и уложить въ постель. Откройте настежъ окно, чтобы воздухъ входилъ; если у нея ноги холодныя, то положите къ нимъ кувшины съ теплою водою.
Доказательствомъ истинной, христіанской любви, свойственной этимъ двумъ натурамъ, было то, что въ умѣ ихъ ни разу не мелькнулъ ропотъ на то, что судьба бросила имъ на руки это бѣдное, молодое созданіе. Напротивъ того, мистриссъ Гогсъ называла это «благословеніемъ».
