May ждала на веранде. Послышались шаги в саду, скрип деревянных ступенек. Джеффри был бледен, выглядел усталым. Дождь вымочил его рубашку, приклеил волосы к голове, увеличив плешь на макушке.
— Случилось-таки. Днем.
Он держал листок бумаги, намоченный дождем. Письмо об увольнении. Джеффри больше не работал в компании «Юнайтед Африка». Всего несколько строчек, присланных из дирекции, где говорилось, что с ним не возобновляют договор. Без всяких обоснований, а стало быть, без возможности обжалования. May почувствовала что-то вроде облегчения, но при этом ей хотелось плакать. Теперь надо было уезжать.
Чтобы унять волнение, она спросила:
— Что будем делать?
— Уезжать, полагаю. — И тут же он рассвирепел: — Я телеграфировал в Лондон. Не собираюсь проглотить это, ничего не сказав!
Он думал о своих исследованиях, о пути Мероэ, об основании новой державы на острове посреди реки. Ему не успеть.
Сидя на веранде, снова стал изучать письмо при свете лампы, словно еще не дочитал его.
— Я не уеду. Мы вправе остаться здесь на некоторое время.
— На сколько? — спросила May. — Если никто не хочет, чтобы ты остался.
— А кто это решает? — оборвал ее Джеффри. — Поеду куда-нибудь еще, на север, в Джое или Кано.
Но он прекрасно знал, что это невозможно. Продолжил сидеть в кресле, смотрел на льющийся дождь. Нигде не видно было огней. И река пропала из виду.
Лежа в своей постели, Финтан не спал. Пристально вглядывался в луч света на потолке, пробившийся с веранды через щель в ставне.
«Пошли», — сказал Бони.
Он знал, что Финтан уедет однажды и они больше не увидятся. Он ничего не сказал, но Финтан понял — по его взгляду, по торопливости, быть может. Они вместе побежали через большую травяную равнину, спускаясь к реке Омерун. За деревья еще цеплялась рассветная серость, от домов поднимались дымки. Птицы прыскали из травы, кружили в небе с пронзительными криками. Финтан любил этот спуск к реке. Небо казалось необъятным.
Бони бежал впереди сквозь траву выше человеческого роста. Время от времени Финтан замечал его скользящий черный силуэт. Они не перекликались. В тишине разносился только звук их хрипловатого, свистящего дыхания. Когда Финтан терял Бони из виду, он искал след, примятую траву, вынюхивал запах своего друга. Теперь он умел это делать — бегать босиком, не опасаясь муравьев или колючек, отыскивать след по запаху, охотиться ночью. Он угадывал присутствие животных, прячущихся в траве, цесарок, притаившихся у деревьев, стремительное движение змей, а иногда острый запах дикой кошки.
Сегодня Бони направлялся не к Омеруну. Он двигался на восток, в сторону холмов Нквеле, туда, где рождались облака. Внезапно над землей появилось солнце, дивно ее осветив. Бони остановился на мгновение. Присев на корточки на плоской скале, возвышавшейся над травой, и соединив руки на затылке, смотрел перед собой, словно пытался вспомнить дорогу, по которой надо идти. Финтан присоединился к нему, сел на скалу. Солнце уже обжигало, на коже выступили капли пота.
— Куда мы? — спросил Финтан.
Бони показал на холмы за полями ямса:
— Туда. Сегодня там переночуем. — Он говорил по-английски, не на пиджине.
— А что там?
Лицо у Бони было блестящее, непроницаемое. Финтан вдруг заметил, что он похож на Окаво.
— Мбьям, — сказал он только.
Бони уже произносил раз это слово. Это был секрет. Он говорил: «Когда-нибудь я отведу тебя к воде мбьям». Финтан понял, что этот день настал, потому что ему придется уехать из Оничи. Его сердце забилось быстрее. Он подумал о May, о ее слезах, о гневе Джеффри. Но это был секрет, он уже не мог повернуть назад.
Они опять пустились в путь, теперь друг за другом. Преодолели хаос скал, потом углубились в заросли колючего кустарника. Финтан следовал за Бони, не чувствуя усталости. Колючки рвали одежду. Ноги кровоточили.
Около полудня они добрались до холмов. Впереди виднелось несколько разбросанных домов, лаяли собаки. Бони взобрался на источенную ветром темно-серую скалу, которая крошилась пластинками под его ногами. Со скалы открывался вид на всё плато, на далекие деревни, поля и почти нереальное русло реки, блестевшей меж деревьев. Но взгляд притягивала пересекавшая плато огромная расселина, где красная земля лоснилась, словно края раны.
Финтан рассматривал каждую деталь пейзажа. Стояла глубокая тишина, слышалось только легкое шуршанье ветра на слоистом камне, приглушенное эхо собачьего лая. Финтан не осмеливался говорить. Видел, что Бони тоже смотрит на раскинувшееся перед ними плато и красную расселину. Это было таинственное место вдали от мира, где можно было забыть все. «Вот где ему надо бы побывать», — сказал про себя Финтан, подумав о Джеффри. И сам удивился, что больше не злится на него. Это место стирало все, даже ожог солнца и уколы ядовитых листьев, даже голод и жажду. Даже удары палкой.
«Вода мбьям — там», — сказал Бони.
Они спустились по склонам холмов на север. Путь был трудный, приходилось перепрыгивать со скалы на скалу, избегать колючих кустов, трещин. Вскоре они добрались до узкой лощины, где тек ручей, укрытый темным влажным сводом деревьев. В воздухе роилась мошкара. Финтан видел перед собой тонкий силуэт Бони, пробиравшийся меж стволов. И вдруг почувствовал, как его горло сжалось от испуга. Бони исчез. Финтан слышал только стук собственного сердца. Он бросился бежать вдоль ручья с криком: «Бони! Бони!..»
Ручей струился по камням на дне оврага. Финтан встал на колени у самой кромки и долго пил, опустив лицо к воде, как зверь. За спиной послышался какой-то звук. Он вздрогнул и обернулся. Это был Бони. Его друг шел медленно, делая странные жесты, словно тут подстерегала какая-то опасность.
Он повел Финтана дальше по течению. Вдруг из-за дерева показалась вода мбьям. Это был глубокий водоем, окруженный высокими деревьями и стеной лиан. В дальнем его конце бил родник — маленький водопад среди листвы.
Финтан почувствовал приятную прохладу. Остановившись перед озерцом, Бони застыл, глядя на воду. Его лицо выражало таинственную радость. Он очень медленно вошел в воду, омыл лицо и тело. Обернулся к Финтану: «Давай!»
Зачерпнул воды и плеснул ему в лицо. Холодная влага текла по коже, и Финтану казалось, что она проникает в тело, смывает усталость и страх. Внутри растекалось спокойствие, как глубокий сон.
Деревья были огромными и молчаливыми. Вода — темной и гладкой. Небо стало необычайно ясным, как всегда перед наступлением темноты. Бони выбрал место на маленьком плёсе у озерца. Из веток и листьев соорудил шалашик для ночлега, чтобы укрыться от вечерней росы. Там они и спали, окруженные спокойствием воды. Рано утром пошли обратно в Оничу.
Ночью Джеффри не смыкает глаз. Он видит свет своего сна. Именно в этом свете явилась народу Мероэ река, далеко посреди саванны, похожая на металлического дракона. Зима, ветер опаляет красное небо, солнце окружено ореолом, как царица своим народом. Перед рассветом слышится какой-то шум, внезапное волнение. Это поспешно вернулись молодые люди, уходящие каждую ночь на разведку. Они рассказывают, как со скалы, на которую они залезли, решив поохотиться на куропаток, увидели огромную реку, отражавшую небесный свет. И тогда народ Мероэ, разбивший лагерь, чтобы укрыться от песчаной бури, снова пускается в путь. Впереди торопливо идут мужчины и дети, жрецы несут носилки молодой царицы. Все побросали свои вещи, припасы, кухонную утварь. Остались только старухи, со стадами. Скрип песка под ногами, звук дыхания. Они идут весь день без передышки.
Доходят до края гряды и останавливаются, застыв в изумлении. Вскоре гул голосов растет, ширится, словно песнь. «Река! — повторяет народ Мероэ. — Река! Смотрите, это река!» Они завершили поход, после стольких лет, после стольких смертей, пришли к Атебу, к истоку небесной реки!
Окруженная своими жрецами, Арсиноя тоже смотрит, как блестит река в свете заходящего солнца. И диск на мгновение зависает над горизонтом, огромный, цвета крови. Словно время остановилось, словно ничто уже не изменится и никогда не будет смерти.
В этот миг народ Мэроэ возвращается в день своего ухода, когда Аманиренас, окруженная предсказателями и великими жрецами Атона, объявила о начале странствия к другому концу света, к вратам Туат, к стране, куда спускается солнце. Тот же трепет, тот же гул голосов, та же песнь. Арсиноя помнит. Она была тогда совсем маленькой, а ее мать — молодой и полной сил. Дорога, что связует две стороны мира, подобные двум сторонам зеркала, бесконечно коротка. Реки соприкасаются друг с другом в небе, великий бог Хапи[45] цвета изумруда, вечно текущий на север, и этот новый бог грязи и света, что прорезает желтые травянистые равнины, медленно скользя на юг.
