– Да; я обещала вашей сестре быть, если сие окажется возможно.
– Ну тогда, знаете ли, – изогнувшись и выдавив глупый смешок, – я бы так сказал, нам бы можно и попробовать, правда ли в песне поется.
– Да? Но я никогда не пою. Что ж, я желаю вам счастливого пути. Я нынче обедаю с юной госпожою Тилни, и теперь мне пора домой.
– Ну уж для такой отъявленной спешки повода нет. Кто знает, когда еще свидимся. Я-то вернусь только через две недели, и две недели эти покажутся мне дьявольски долгими.
– Зачем тогда вы так надолго уезжаете? – парировала Кэтрин, сообразив, что он ждет ответа.
– Вот уж как вы любезны – любезны и добры. Я такое не скоро забуду. Но, я так думаю, в вас доброты и всего прочего больше, чем в любом, кого ни возьми. Чудовищная просто доброта, и не только доброта, но в вас столько – столько всего; и вы такая – честное слово, я и знать не знаю никого, на вас похожего.
– О Господи, да множество людей на меня похожи, только гораздо лучше. Доброго вам утра.
– Но, госпожа Морлэнд, я вскорости приеду навестить Фуллертон, если сие вам приятно.
– Конечно, приезжайте. Мои отец и матушка будут вам очень рады.
– И я надеюсь – я надеюсь, госпожа Морлэнд, встреча со мною не расстроит вас.
– Боже мой, да вовсе нет. Мало какие встречи меня расстраивают. Общество всегда бодрит.
– Вот и я думаю в точности так же. Я вам так скажу – мне бы чуток бодрящего общества, мне бы только общества тех, кого я люблю, мне бы там быть, где мне нравится, и с теми, кто мне нравится, – и гори огнем все остальное. Я искренне рад, что вы о том же толкуете. Но я так думаю, госпожа Морлэнд, мы с вами вообще часто думаем сходным образом.
– Может, и так; впрочем, я о сем никогда не задумывалась. Часто ли? – правду сказать, довольно невелика та доля, касательно коей я свое мнение знаю сама.
– Так и я тоже, ей-же-ей. Терзать мозги тем, что меня не заботит, – нет, вот уж это не по мне. Мои-то мыслишки – проще простого. Мне бы только девушку, которая мне нравится, да удобный домик над головой – и за каким дьяволом мне все прочее? Состоянье – ничто. В своем доходе я уверен; а если у нее нет ни пенни, – ну и ладно, оно и к лучшему.
– Истинная правда. Тут я с вами согласна. Если одна сторона располагает приличным состояньем, другой сие вовсе не потребно. И не важно, у кого оно есть, – главное, чтобы хватило обоим. Один денежный мешок ищет другой – гадко подумать. А брак ради денег – по-моему, наиотвратительнейшая вещь на свете. Доброго дня. Мы будем очень рады увидеть вас в Фуллертоне, когда вам будет удобно.
И с этим она ушла. Вся галантность Торпа не умела задержать ее долее. Какие новости ей предстояло поведать, к какому визиту подготовиться! – ни единая черта его натуры не могла побудить Кэтрин к отсрочке; и юная дева поспешила прочь, оставив Торпа в совершенном довольстве, ибо рацею свою он счел удачной, а ободренье Кэтрин – неприкрытым.
Волненье, кое она пережила, узнав о помолвке брата, понудило ее ожидать значительного всплеска чувств, кой захлестнет чету Аллен, едва они услышат о чудесном событии. Сколь велико было ее разочарованье! Важнейшее дело, кое многоречивые предуведомленья выманили на свет Божий, предвиделось супругами с самого приезда Джеймса в Бат; и по такому случаю г-н и г-жа Аллен разве что пожелали молодым людям счастья; джентльмен, кроме того, отметил красоту Изабеллы, а дама – невероятное оной везенье. Кэтрин сие мнилось бесчувственностью удивительных пропорций. Правда, раскрытье великой тайны – поездки Джеймса в Фуллертон накануне – пробудило в г-же Аллен некие переживанья. Сего известья она не смогла перенести с идеальным самообладаньем, раз за разом сокрушалась о том, что потребна была секретность, жалела, что не ведала о намереньи Джеймса заранее, а равно о том, что не увиделась с молодым человеком, ибо тогда всенепременно обеспокоила бы его просьбою передать наилучшие пожеланья отцу его и матушке и горячие приветы всем Скиннерам.
Так вдохновенно Кэтрин ожидала удовольствий, предстоявших ей на Милсом-стрит, что разочарованье было неминуемо; и вот, хотя ее крайне вежливо принял генерал Тилни и ласково приветствовала его дочь, хотя Генри был дома, а более никого, по возвращеньи Кэтрин, не потратив многих часов на исследованье своих чувств, уразумела, что устремлялась в гости, предвкушая счастье, коего визит не даровал. Взамен упроченья знакомства с юной г-жою Тилни на протяженьи дня Кэтрин едва ли была с нею близка, как прежде; взамен явленья Генри Тилни с наилучшей стороны в непринужденности семейного круга был он как никогда немногословен и на редкость малоприятен; и невзирая на великую любезность их отца – невзирая на его благодарности, приглашенья и комплименты, – Кэтрин бежала от него с облегченьем. Сего она объяснить не могла. Невозможно, чтобы виновен был генерал Тилни. Не приходилось сомневаться, что он совершенно приятный и добродушный, решительно очаровательнейший человек, ибо он был высок, красив и приходился Генри отцом. Он не мог быть в ответе за унынье своих детей или же унынье ее души в его обществе. Первое, в конце концов понадеялась Кэтрин, могло быть случайным, а последнее она могла приписать лишь собственной глупости. Изабелла, выслушав подробности визита, дала иное изъясненье. Сие сплошь гордость, гордость, непереносимое высокомерье и гордость! Она давно подозревала, что семейство это чересчур о себе возомнило, – и вот доказательство. О нахальстве, подобном таковому юной г-жи Тилни, Изабелла в жизни не слыхала! Не выполнить обязанностей хозяйки, не явить обычное хорошее воспитанье! Столь надменно вести себя с гостьей! Едва ли с ней вообще беседовать!
– Но, Изабелла, все было не настолько плохо; никакой надменности; она была очень любезна.
– Ах! Не защищай ее! Да еще брат – он, кто, казалось, так к тебе привязан! Боже всемогущий! Что ж, есть люди, чьих чувств нам не постичь. И что, за весь день он едва ли на тебя взглянул?
– Я этого не говорила; но он, кажется, был подавлен.
– О, презренный! Более всего на свете мне отвратительно непостоянство. Молю тебя, драгоценная моя Кэтрин, не думай более о нем; он поистине тебя недостоин.
– Недостоин! Вряд ли он вообще думает обо мне.
– Я о том и говорю; он никогда о тебе не думает. Какая переменчивость! Ах! Как отличается сие от твоего брата и от моего! Я совершенно уверена, что сердце Джона крайне постоянно.
– Что же до генерала Тилни, уверяю тебя, невозможно было вести себя любезнее и внимательнее; его только и заботило, достаточно ли мне весело и вполне ли я счастлива.
– Ах! О нем я ничего дурного не знаю; его не заподозришь в гордости. Мне представляется, он весьма благородный господин. Джон отзывается о нем очень хорошо, а сужденья Джона…
– В общем, я погляжу, как они станут поступать вечером; мы с ними встретимся в залах.
– И мне следует идти?
– А ты не собиралась? Я думала, все уговорено.
– Ну, раз ты так настаиваешь, я ни в чем не могу тебе отказать. Но не требуй, чтобы я была уж очень приятна, ибо сердце мое, знаешь ли, пребывает милях в сорока отсюда. Что касается танцев, умоляю, даже не поминай; о сем не может быть и речи. Надо полагать, Чарлз Ходжес замучает меня до смерти; но я его быстро отошью. Десять к одному, что он угадает причину, а именно сего я желала бы избежать, посему буду настаивать, чтобы он держал свои догадки при себе.
Что бы ни думала Изабелла о семействе Тилни, на подругу ее сие не подействовало; та не усомнилась, что манеры брата, а равно сестры дерзкими не были, и не сочла, что в сердцах обоих гнездится гордость. Вечер сию уверенность вознаградил; сестра встретила ее с прежней добротою, а брат – с прежним вниманьем: юная г-жа Тилни старалась быть подле Кэтрин, а Генри пригласил юную деву танцовать.
Накануне услышав на Милсом-стрит, что всякий час ожидается приезд их брата капитана Тилни, Кэтрин мгновенно расчислила имя весьма светского молодого красавца, кой прежде ей не встречался и явно принадлежал к их группе. Кэтрин взирала на него в великом восхищеньи и допустила даже, что некоторые сочтут его красивее брата, хотя, с ее точки зренья, капитан Тилни держался высокомернее, а внешность его менее к себе располагала. Манерами и вкусом он несомненно брату уступал; ибо Кэтрин слышала, как капитан не только отверг одну мысль потанцовать, но в голос высмеял Генри, ибо тот почитал сие времяпрепровожденье возможным. Сие последнее обстоятельство подсказывает, что, каково бы ни было о сем господине мнение героини, его восхищенье ею оказалось не слишком опасного свойства – не из тех, что чреваты враждою меж братьями или гоненьями на даму. Он не мог быть нанимателем трех головорезов в плащах – головорезов, что впоследствии втолкнут юную деву в карету, запряженную четверкой, коя с невероятной скоростью помчится прочь. Кэтрин тем временем, не тревожась предчувствием подобной или какой бы то ни было беды, за вычетом малочисленности танцующих пар, привычно блаженствовала в обществе Генри Тилни, со сверкающим взором слушая все, что он говорил, и, полагая его неотразимым, становилась неотразимою сама.
