Позиция Пилона была совершенно неуязвима. Если он одним махом сумеет отомстить за Дэнни, проучить Большого Джо, преподать ему урок этики и раздобыть вина, кто во всем мире решится осудить его?
Он изо всех сил толкнул Португальца, но Большой Джо только отмахнулся от него, как от мухи. Пилон ловко стянул с него брюки, скатал их и небрежной походкой направился в ту сторону, где за дюнами лежал Монтерей.
Торрелли не было дома, и дверь Пилону открыла миссис Торрелли. Несколько минут он напускал на себя таинственность, но в конце концов предъявил ей брюки.
Она решительно покачала головой.
– Но поглядите же хорошенько, — не отступал Пилон. — Вы видите только грязь и пятна. А вы поглядите, какая под ними хорошая материя! Подумайте, сеньора! Вы выводите эти пятна и отглаживаете брюки! Приходит Торрелли. Он молчит, у него дурное настроение. И тут вы показываете ему эти великолепные штаны. Посмотрите, как заблестели его глаза! Посмотрите, как он рад! Он сажает вас к себе на колени! Посмотрите, как он улыбается вам, сеньора! Столько счастья — и всего за один галлон красного вина!
– Штаны сзади совсем протерлись, — сказала она.
Пилон поднял брюки и посмотрел их на свет.
– Разве сквозь них можно что-нибудь разглядеть? Нет! Просто они стали мягкими и удобными. Они как раз в самом лучшем состоянии.
– Нет, — твердо сказала она.
– Вы жестоки к своему мужу, сеньора. Вы лишаете его счастья. И я не удивлюсь, если увижу, что он ухаживает за другими женщинами, не такими бессердечными. Ну, не галлон, так хоть кварту?
В конце концов миссис Торрелли не устояла, и Пилон получил свою кварту. Он тут же выпил все вино.
– Вы сбиваете цену счастья, — сказал он с упреком. — Я должен был бы получить по крайней мере полгаллона.
Миссис Торрелли была тверже гранита. Больше Пилон не получит ни капли. Пилон сидел на кухне миссис Торрелли и угрюмо размышлял: «Бессовестная ростовщица. Она задаром выманила у меня штаны Большого Джо».
Пилон с грустью вспомнил о своем друге, оставшемся там, среди дюн. Что с ним теперь будет? Если он пойдет в город, его арестуют. А что сделала эта гарпия, чтобы заслужить такие штаны? Она попыталась купить у Пилона штаны, принадлежащие его другу, за жалкую кварту никудышного вина. Пилон почувствовал, как в нем закипает гнев против нее.
– Я ухожу, — объявил он миссис Торрелли. Брюки уже висели в чуланчике за кухней.
– Всего хорошего, — ответила через плечо миссис Торрелли и отправилась в маленькую кладовку за припасами для обеда.
По пути на улицу Пилон прошел мимо чуланчика и захватил с собой не только брюки Большого Джо, но и одеяло Дэнни.
Пилон шагал по пляжу, направляясь к тому месту, где он оставил Большого Джо. На песке впереди пылал яркий костер, и Пилон вскоре заметил, что на фоне огня мелькают маленькие силуэты. Уже совсем стемнело, и он шел, ориентируясь на огонь. Приблизившись, он сообразил, что это пикник девочек-скаутов. Дальше Пилон продвигался крадучись.
Сперва он никак не мог найти Большого Джо, но в конце концов разглядел его: тот лежал, по пояс зарывшись в песок, совсем потеряв голос от холода и страха. Пилон твердым шагом приблизился к нему и протянул ему брюки.
– Бери их, Большой Джо, и радуйся, что получил их обратно.
У Джо зуб на зуб не попадал.
– Кто украл мои штаны, Пилон? Я лежу здесь уж не знаю сколько часов — я ведь не мог уйти из-за этих девчонок.
Пилон услужливо заслонил Португальца от девочек, хлопотавших около костра. Большой Джо стряхнул с ног прилипший к ним холодный сырой песок и натянул брюки. Потом они с Пилоном бок о бок побрели по темному пляжу туда, где огни Монтерея, словно нити бус, опоясывали холм. В глубине пляжа, припав к земле, как усталые гончие, лежали дюны, а волны потихоньку разучивали удары и чуть-чуть шипели. Ночь была холодна и надменна, ее теплая жизнь исчезла без следа, и она горько и грозно напоминала человеку, что он одинок в мире и одинок среди себе подобных и что нигде его не ждет утешение.
Пилон был все еще погружен в мрачные мысли, и Джо Португалец не мог не почувствовать, что его друг чем-то глубоко взволнован. Наконец Пилон повернулся к нему.
– Это учит нас, что доверять женщине — величайшая глупость.
– Значит, мои штаны украла какая-то женщина? — в волнении спросил Большой Джо. — Кто это? Я ей покажу!
Но Пилон только грустно покачал головой, как старик Иегова, который, отдыхая в седьмой день творения, узрел, что созданный им мир нуден и плох.
– Она наказана, — сказал Пилон. — Можно даже сказать, что она сама себя наказала, а что может быть лучше? Она приобрела твои штаны, она завладела ими в алчности, а теперь она их лишилась.
Подобные рассуждения были выше понимания Большого Джо — в них крылись тайны, с которыми лучше не связываться. Именно этого и добивался Пилон. Большой Джо смиренно сказал:
– Спасибо, Пилон, что ты вернул мои штаны.
Но Пилон так погрузился в философские размышления, что даже благодарность потеряла всякую цену в его глазах.
– Пустяки, — оказал он. — Во всем этом деле важен только урок, который мы можем из него извлечь.
Они свернули с пляжа к холму и миновали огромную серебристую башню газового завода. Большой Джо Португалец был невыразимо счастлив оттого, что он идет рядом с Пилоном.
«Вот человек, который заботится о своих друзьях, — думал он. — Даже когда они спят, он бодрствует, чтобы с ними не случилось беды».
Он принял твердое решение когда-нибудь сделать Пилону что-нибудь приятное.
Глава IX
О том, как Дэнни попал в ловушку пылесоса, и о том, как друзья Дэнни спасли его
Долорес Энграсиа Рамирес жила в собственном домике на дальнем конце Тортилья-Флэт. Она помогала по хозяйству нескольким монтереевским дамам и была одной из подлинных дочерей Золотого Запада. Она не была хорошенькой, эта пайсана с худым лицом, но в ее движениях порой сквозила томность, а в голосе звучала хрипотца, которая нравилась некоторым мужчинам. Иногда в ее глазах, туманя их, загоралась дремотная страсть, которую мужчины, подвластные велениям плоти, находили привлекательной и манящей.
Она отличалась раздражительностью, и когда давала ей волю, никому не показалась бы желанной, но сердце у нее было влюбчивое, и недаром в Тортилья-Флэт ее прозвали «Конфеткой» Рамирес. Когда она находилась во власти нежного чувства, на нее было просто приятно смотреть. Как она облокачивалась о свою калитку! Каким воркующим становился eе голос! Как колыхались ее бедра, то прижимаясь к самому забору, то плавно отступая, то вновь к нему прижимаясь словно ленивые летние волны, накатывающиеся на песок!
Кто еще мог так томно произнести простые слова: — Ay, amigo. Alonde vas?[14]
Правда, чаще голос ее бывал визгливым, лицо — жестким и острым, как лезвие топора, фигура — неуклюжей, а намерения — самыми эгоистичными. Вторая, более мягкая сторона ее натуры просыпалась в ней только раза два в неделю, и к тому же обычно по вечерам.
Когда Конфетка услышала, что Дэнни получил наследство, она порадовалась за него. Теперь она мечтала о том, чтобы стать его спутницей жизни, как, впрочем и все обитательницы Тортилья-Флэт. Вечер за вечером она стояла у калитки, ожидая, чтобы он прошел мимо и угодил в ее тенета. Но в течение долгого времени на ее приманку попадались только бедные индейцы и пайсано, у которых не было собственных домов и даже одежда порой оказывалась беглянкой из чьих-то более полных гардеробов.
Конфетку это не устраивало. Дом ее был расположен выше по склону, в той части квартала, куда Дэнни заглядывал редко. Сама же Конфетка не могла отправиться искать его. Она была порядочной женщиной и строго соблюдала правила приличия. Вот если бы Дэнни прошел мимо, и они поболтали бы, как положено старым друзьям, и он зашел бы к ней выпить стаканчик вина, и если бы затем природа оказалась слишком сильной, а она сопротивлялась бы не слишком упорно, вот тогда приличия почти не были бы нарушены. Но она и помыслить не могла о том, чтобы покинуть свою паутину у калитки.
Месяцы шли, а ей по-прежнему приходилось довольствоваться только теми поклонниками, у которых в карманах было пусто. Но в Тортилья-Флэт не так уж много улиц. Рано или поздно Дэнни неизбежно должен был пройти мимо калитки Долорес Энграсиа Рамирес; и так в конце концов и случилось.
За все время их давнего знакомства Дэнни ни разу не проходил мимо дома Конфетки при более благоприятных для нее обстоятельствах. Дело в том, что не далее как в это утро Дэнни нашел ящик медных гвоздей, потерянный Центральной компанией поставок. Поскольку рядом не было видно никого из служащих компании, он решил, что это бесхозное имущество. Поэтому Дэнни извлек гвозди из ящика и переложил их в мешок. Затем он позаимствовал тачку Пирата, а заодно и самого Пирата, чтобы эту тачку толкать, и отвез свою находку на склад Западной компании поставок, где продал гвозди за три доллара. Ящик он подарил Пирату.
