Войдя в комнату, он взглянул на сына и сказал:
— Что такое? Разве ты еще не позавтракал?
Они не поздоровались друг с другом, но не из-за какой-либо враждебности, а просто потому, что прекрасный цветок вежливости не произрастает в домах, подобных Красному дому.
— Я уже позавтракал, сэр, — ответил Годфри, — но ждал случая поговорить с вами.
— А, хорошо! — равнодушно заметил сквайр, усаживаясь в кресло. Он отрезал кусок мяса и бросил его гончей, которая вошла в столовую вместе с ним. — Позвони, чтобы мне принесли эль. Вы, молодые парни, думаете только о своих удовольствиях. О других людях вы не очень-то спешите позаботиться!
Он говорил громогласно и словно выкашливал слова, что считалось в Рейвлоу привилегией его сословия.
Жизнь сквайра была такой же праздной, как и жизнь его сыновей, но сам сквайр и его знакомые в Рейвлоу поддерживали фикцию, будто легкомыслие свойственно только молодости, тогда как умудренная старость вынуждена страдать, утешая себя лишь сарказмом. Годфри сидел молча, пока слуга не принес эль и не закрыл за собой дверь. За это время гончая сожрала столько говядины, что ее хватило бы для праздничного обеда бедняка.
— Третьего дня с Уайлдфайром случилась беда, — начал Годфри.
— Что? Ноги ему переломали? — спросил сквайр, отпив глоток эля. — Я считал, что ты умеешь ездить верхом! Подо мной ни разу в жизни лошадь не падала. Упади она, мне бы долго пришлось дожидаться новой, ибо моего отца не так легко было заставить раскошелиться, как некоторых других известных мне отцов, но и нынешним родителям придется изменить своим обычаям. Ничего не поделаешь! Со всеми этими закладными да недоимками у меня сейчас денег не больше, чем у нищего на дороге. Да еще этот дурак Кимбл уверяет, что газеты поговаривают о мире. Вот тогда уж все полетит к черту. Цены сразу же упадут, и мне никогда не получить недоимок, хотя бы я продал с торгов всех должников. Вот еще этот проклятый Фаулер — теперь уж я не стану с ним церемониться. Я велел Уинтропу сегодня же съездить к Коксу. Этот лживый негодяй обещал мне отдать сто гиней еще в прошлом месяце. Пользуется тем, что ферма его на отлете, и думает, я забуду о нем.
Сквайр произнес эту речь, кашляя и приостанавливаясь, но паузы не были настолько продолжительны, чтобы Годфри мог ими воспользоваться и заговорить. Он чувствовал, что отец хочет оградить себя от всяких денежных просьб по поводу несчастного случая с Уайлдфайром. Подчеркивая отсутствие наличных денег и неуплату недоимок, он ставил Годфри в положение, весьма неблагоприятное для признания. Однако, раз начав, Годфри вынужден был продолжать.
— С Уайлдфайром вышло похуже, чем перелом ноги, — сказал Годфри, как только отец замолчал и приступил к еде. — Он налетел на частокол и погиб. Но я не намеревался просить у вас новую лошадь, я думал только о том, что потерял возможность возвратить вам деньги, как я собирался сделать, продав Уайлдфайра. Третьего дня Данси поехал на нем на охоту, чтобы продать его. Он уже сошелся с Брайсом на ста двадцати фунтах, но потом вздумал поскакать за гончими, сделал неудачный прыжок и прикончил лошадь на месте. Если бы не это, я бы сегодня возвратил вам ваши сто фунтов.
Сквайр положил нож и вилку на стол и в изумлении уставился на сына. Не отличаясь особой сообразительностью, он не мог понять, чем вызван такой странный переворот в семейных отношениях, когда сын предлагает отцу сто фунтов.
— Дело в том, сэр… Я очень сожалею… Я виноват перед вами, — сказал Годфри. — Фаулер действительно заплатил те сто фунтов. Он отдал их мне, когда я видел его в прошлом месяце. А потом Данси стал изводить меня, требуя денег, и я дал их ему, потому что надеялся, что смогу скоро вернуть их вам.
Сквайр побагровел от гнева, прежде чем его сын успел договорить, и с трудом произнес:
— Ты отдал их Данси? А с каких это пор вы с Данси стали такими друзьями, что вместе растрачиваете мои деньги? Значит, и ты становишься негодяем? Говорю тебе, я этого не потерплю. Вышвырну из дома всю ораву и снова женюсь. Прошу тебя помнить, что мое имение не майорат[12]. Со времен моего деда Кессы вольны распоряжаться своей землей как им заблагорассудится и оставлять ее кому хотят. Запомни это! Отдать деньги Данси! С какой радости ты дал их ему? Тут кроется какая-то ложь.
— Нет, сэр, лжи тут нет, — сказал Годфри. — Я сам ни за что не позволил бы себе истратить ваши деньги, но Данси так пристал ко мне, что я по глупости не сумел ему отказать. Однако, вернул бы он деньги или нет, я все равно уплатил бы вам долг. Вот и вся история. Я не собирался присваивать ваши деньги, я не из тех, кто на это способен. Вы не знаете за мной ни одного бесчестного поступка, сэр!
— Где же тогда Данси? Почему ты здесь стоишь и болтаешь? Поди позови Данси, говорю тебе, и пусть он скажет, зачем ему понадобились мои деньги и что он с ними сделал. Он еще пожалеет об этом. Я выгоню его из дома! Я так сказал, и так будет. Он увидит, что со мной шутки плохи. Ступай и приведи его!
— Данси еще не возвратился, сэр.
— Что? Значит, он сломал себе шею? — сказал сквайр, не без досады оттого, что в этом случае не сможет выполнить свою угрозу.
— Нет, Данси, по-видимому, остался цел, потому что лошадь нашли уже мертвой, а он, должно быть, ушел пешком. Я думаю, мы скоро увидим его. А где он сейчас, я не знаю.
— А чего ради ты отдал ему мои деньги? Отвечай-ка, — закричал сквайр, снова напускаясь на Годфри, поскольку Данси был вне пределов досягаемости.
— По правде говоря, сэр, я и сам не знаю, — нерешительно ответил Годфри.
Это была слабая увертка, но Годфри не умел лгать и, не понимая, что двуличность не может процветать без подкрепления ее ложью, не придумал никакой отговорки.
— Не знаешь? Так я скажу тебе в чем дело. Ты что-то натворил, и тебе пришлось подкупить его, чтобы он молчал, — промолвил сквайр с необычной проницательностью, поразившей Годфри, у которого учащенно забилось сердце. Как близка к истине была догадка отца! Внезапная тревога заставила его решиться еще на один шаг: когда дорога ведет вниз, достаточно самого легкого толчка.
— Видите ли, сэр, — сказал он, пытаясь говорить легко и спокойно, — между мной и Данси действительно было маленькое дельце, но оно не касается никого, кроме нас двоих. Едва ли стоит разбирать шалости молодых людей; вы и не узнали бы об этом, сэр, не случись несчастья с Уайлдфайром. Я бы вернул вам деньги.
— Шалости! Вот уж! Тебе пора кончать с шалостями. И я заставлю тебя это понять! — сказал сквайр, сердито сдвигая брови и бросая на сына гневный взгляд. — У меня нет денег расплачиваться за твои проделки. У моего деда были конюшни, полные лошадей, да и дом его был полной чашей, хотя времена, как я слыхал, были куда тяжелее. Так же мог бы жить и я, если бы на мне, подобно пиявкам, не висели четыре балбеса. Я был вам слишком добрым отцом, вот в чем моя беда. Но теперь я натяну вожжи!
Годфри молчал. В своих суждениях он не отличался особой проницательностью, но понимал, что снисходительность отца вызвана совсем не добротой, и смутно сознавал, что напрасно его не приучали к дисциплине, которая помогала бы ему преодолевать слабоволие и способствовала его благим порывам. Сквайр быстро доел хлеб и мясо, запил еду элем и, повернувшись в сторону сына, снова заговорил:
— Тебе же будет хуже, если все пойдет прахом. Лучше бы ты помог мне в хозяйстве!
— Я не раз предлагал вам, сэр, что займусь делами, но вы всегда смотрели косо на мои предложения, как будто я хочу занять ваше место.
— Ничего я не знаю о твоих предложениях и о том, как я на них смотрел, — сказал сквайр, чья память сохраняла лишь сильные впечатления, но не подобные мелочи. — Знаю только, что когда ты одно время подумывал о женитьбе, я не препятствовал твоим намерениям, как делают иные отцы. Мне было все равно, женился бы ты на дочери Лемметера или на другой девушке. Если бы я противился твоему выбору, ты продолжал бы ухаживать за ней и сейчас, а именно потому, что я тебе не противоречил, ты передумал. Растяпа! Ты пошел в свою бедную мать. У нее никогда не было собственной воли, но женщине она и не нужна, если ее муж — толковый человек. А твоей жене понадобится воля, ибо ты сам не знаешь, чего хочешь, и тебя хватает лишь на то, чтобы идти обеими ногами в одну сторону. Надеюсь, прямого отказа от девушки ты еще не получил?
— Нет, — смущенно ответил Годфри, которого от этих слов бросило в жар, — но не думаю, чтобы она пошла за меня.
— Не думаешь! Значит, у тебя не хватает смелости спросить ее? Скажи сперва — ты-то сам все еще хочешь жениться на ней?
— Я бы не желал себе другой жены, — уклончиво ответил Годфри.
— Ну, тогда давай я сделаю ей предложение за тебя, коль у тебя не хватает духа сделать это самому! Полагаю, Лемметер не будет против того, чтобы его дочь вошла в мою семью. Что же касается самой красавицы, то, я слышал, она отказала своему двоюродному брату, а больше не видно никого, кто мог бы стать на твоем пути.
