А пока техническое здание содрогалось от сильнейших порывов ветра, и два офицера, два отца своих четверых детей думали, куда определить трупы. Ведь лежать им придется не день и не два. Среди погибших был один офицер, один старшина сверхсрочной службы и девять солдат и сержантов. Всех их надо будет хоронить на Родине, а не тут, в белоснежных просторах тундры. Всех их надо будет помыть, одеть, а в условиях казармы, где кроме одной женщины, жены погибшего командира, фельдшера по специальности и сейчас вместе со всеми врачами находившейся в санчасти, других женщин не было. Выполнить эту работу сложно, а делать надо было, и немедленно. И потому весь остаток ночи был посвящен решению этой сложнейшой задачи.
Глава третья
Прошли первые сутки после разыгравшейся трагедии. Стало ясно, что еще два солдата находятся в тяжелом состоянии и в любую минуту могут умереть.
Бригада врачей работала, не покладая рук, но сдвигов пока не было — за сутки ни один раненый не покинул санчасти.
Майор Сердюченко усиленно вел расследование, параллельно помогая капитану Киричеку руководить дежурством, охраной объектов станции, куда в любую минуту могли вернуться бандиты и учинить такую же бойню. Смен не хватало, оставшиеся солдаты и сержанты изнемогали от усталости, но не роптали, несли службу исправно, даже с какой-то злостью. Погибшие были отнесены в кунг, который стоял отдельно, не отапливался, и теперь солдаты обходили его десятой дорогой.
Преступники так нигде и не появлялись. Офицеры уже были склонны думать, что они где-нибудь затаились, чтобы переждать непогоду, как при очередном радиосеансе со складом ГСМ звонкий сержантский голос прокричал в трубку: «Они у нас, мы их арестовали, нужен врач. Один наш солдат ранен».
Решено было лететь немедленно. Погода бушевала по-прежнему, но порывы ветра иногда затихали, и пилоты сказали, что смогут взлететь и сесть. Сердюченко взял с собой старшину Алексутина, одного врача, медсестру, и через два часа они взмыли в небо. Только в воздухе Яков Иванович понял, что сделал глупость. Ведь оставшиеся солдаты сразу же узнают, что скоро привезут преступников и могут учинить расправу без суда и следствия. И их можно было понять: любой из них мог сейчас оказаться в том холодном кунге, в бездыханном состоянии. Но, только взлетев, машина стала снижаться, и майору ничего не оставалось, как подчиниться обстоятельствам. Вертолетный прожектор выхватил из снежной пелены цистерны, стоящие вряд, маленький снежный холмик, сверху которого дымилась труба. Подыскав более или менее ровную площадку, Томашевский посадил машину и прокричал майору прямо в ухо: «Глушить не буду, одна нога там, другая — здесь».
Яков Иванович с врачом, медсестрой и старшиной быстрыми шагами пошли в сторону холмика. Их встретил солдат и, указывая путь, пошел впереди.
Кто не был в глухой тундре, тот никогда не поймет, как страшно жить вот в таком удалении от людей, и только вот такие, восемнадцатилетние, не всегда понимающие обстоятельства юноши могут жить тут и еще выполнять какие-то обязанности. Зашли внутрь помещения, опять же кунги, но поставлены они по-другому. Топилась обыкновенная буржуйка, но с помощью форсунки, на дизтопливе. На стене две керосиновые лампы. Но даже такое освещение после ночной темноты казалось иллюминацией, поэтому майор, вначале даже прищурился, но сразу различил в углу сидевших на полу, связанных по рукам и ногам людей. Рядом в спальном кубрике стонал солдат, и медики, раздевшись, поспешили туда.
Майора встретил среднего роста сержант и совсем не по-военному сказал:
— Так вот связали мы их, но один успел выстрелить… Вот смех — я с этим Филипповым за одной партой сидел, а тут пришлось насмерть драться.
— Да, смеха мало, — ответил майор. — Давайте я все подробно запишу.
И он сразу же стал записывать показания сержанта.
Старшина Алексутин подошел к связанным, которых отлично знал и не раз нес службу с ними.
— Вы хоть представляете себе, что наделали? — спросил он негромко. — Какое горе вы принесли людям?
— Товарищ старшина, отойдите от них, — громко сказал майор, продолжая записывать показания сержанта.
Врачи решили забрать раненого с собой. Стали думать, как транспортировать арестованных. Решили развязать им ноги, а так как они лежали одетые, то в таком виде и погрузили их в вертолет. Захватили вещевые мешки арестованных, оружие и через каких-нибудь полчаса вертолет вновь взял курс на станцию. Буран заметно уменьшился, но иногда порывы ветра срывали такие тучи снега, что, казалось, конца и края этой непогоде не будет.
При подлете к станции майор Сердюченко довольно четко увидел габаритные огни антенн — значит, пурга все-таки стихала. Снизились и зависли прямо над хоздвором. Внизу можно было хорошо различить черные точки солдат, стоявших вокруг площадки.
— Они что, ошалели? — закричал Томашевский. — Почему возле площадки люди?
— Давай, снижайся потихоньку, — сказал Яков Иванович, — они отойдут, не бойся.
— А чего мне бояться, это вы должны опасаться. Небось, по вашу душу пожаловали?
— Да я соображаю, по чью душу, но это у них не пройдет, самосуда не будет. — И майор вышел в грузовой отсек, подошел к механику и что-то сказал ему на ухо. Тот согласно закивал и подошел к двери.
— Только откроешь по моей команде и сразу же закрывай, а всем остальным сидеть в вертолете.
Коснулись колесами твердого грунта, и Томашевский выключил двигатель. Солдаты подошли ближе к вертолету, окружив его со всех сторон. Фонари светили слабо и было трудно различить их лица.
— Открывай! — крикнул майор и выпрыгнул из вертолета; дверь за ним тут же закрылась. Яков Иванович подошел к одному из солдат.
— Ваша фамилия? — почти прокричал он.
— Иванов, мы тут все Ивановы, а вам какая разница? — зло ответил солдат.
— Ладно, Иванов так Иванов. Вот что, Иванов, то, что вы задумали, не пройдет. У меня двое детей и сидеть из-за вас я не намерен, а потому я вам лично приказываю уйти в казарму.
— Как все, так и я, — опять с вызовом ответил солдат.
Из казармы вышел капитан Киричек.
— Николай Иванович, — подозвал его Сердюченко, — идите, пожалуйста, сюда.
— Что тут происходит? — спросил Киричек. — Да вот решили самосуд устроить. Вы знаете фамилии каждого, поэтому скажите, есть ли тут сержанты?
— Да, есть, вот стоит сержант Декан.
Майор подошел к нему и уже в тоне приказа сказал: «Товарищ сержант, приказываю уйти в казарму». Сержант подчинился. Так, подходя к каждому, он приказывал им уйти в казарму. Когда все ушли, майор поручил Алексутину вместе с механиком вертолета охранять арестованных и не покидать грузовой отсек до тех пор, пока он сам им не разрешит.
Врачи увели раненого, пилоты ушли в общежитие, а майор Сердюченко и капитан Киричек зашли в казарму. Дежурный собрал оставшихся солдат и сержантов, построил их в две шеренги. Перед Яковом Ивановичем стояла горстка угрюмых и обозленных людей, поэтому окрик или грубый тон разговора только усугубил бы дело. Майор, понимая это, спокойно, насколько мог в данной ситуации, сказал:
— Ребята, я понимаю ваше состояние, у меня дети почти такие как вы, вот у Николая Ивановича сын тоже служит под Ленинградом. Но вы поймите и нас сейчас. За жизнь этих двух бандитов, как и за вашу, отвечаем мы, а поэтому мы не дадим вам по молодости совершить еще одно преступление — ведь тот, кто убьет их, будет осужден за убийство, а мы — как должностные лица, не предотвратившие его. Бандиты будут осуждены тут, и я уверен — к высшей мере, вот тогда я даю вам слово, что добьюсь разрешения, и вы своими руками расстреляете их. А сейчас нам вместе надо подумать, где их содержать, ведь у нас на территории станции гауптвахта не предусмотрена, а они требуют изоляции, да ещё какой!
Строй молчал, но вдруг маленький солдат, стоящий на самом левом фланге, негромко сказал:
— Может, в коридоре, где баня, — там все закрывается и тепло.
Солдаты молчали, а потом сержант Декан сказал: «Лучше места не найти, оттуда не уйдут, там двойные двери, досками обшитые стены».
Так и решили. Майор, облегченно вздохнув, пошел осмотреть баню. Помещение было действительно добротное. Открутили внутренние дверные ручки, чтобы исключить возможность зацепиться за что-нибудь, осмотрели еще раз повнимательнее помещение, принесли два матраца, проверили наружные замки и только потом поместили туда арестованных. Ключи от двух больших замков взял с собой Алексутин, он же и вызвался кормить преступников вместе с поваром, которым и оказался тот маленький солдатик.
Яков Иванович доложил о проделанной работе прокурору гарнизона и решил поговорить с ранеными, а потом хотя бы несколько часов поспать. В санчасти дежурила Мария Семеновна, жена погибшего командира.
