так и не прошел дальше первого круга в соревнованиях по настольному теннису, однако, как мне кажется, сумел-таки дать кое-какой урок моему сопернику. Это был нормальный парень, не инвалид, и, увидев перед собой кресло-каталку, он начал играть со мной эдак щадя, в полруки. И так до тех пор, пока я не всадил ему несколько «мертвых» подач. Тут-то он собрался и разделал меня под орех — и заиграл он при этом со мной, как с настоящим соперником, а не с каким-то колясочным паралитиком, и именно этого, конечно, мне больше всего хотелось.
Победа в Сиэтле открыла мне дорогу на Всеканадские игры инвалидов-колясочников 1975 года, которые должны были состояться через месяц в Монреале. Всего два турнира по настольному теннису — и вот я уже на соревнованиях национального уровня! Ого! Да тут скрываются немалые возможности. Сроки соревнования совпали с моими школьными выпускными экзаменами. Так что, бросить все из-за аттестата?! Нет уж, главное — я снова вернулся в спорт!
Монреаль словно вернул мне зрение. Приехал я туда более или менее новичком, играл в настольный теннис и выступал в составе «Кейблкарз». Мы играли за Британскую Колумбию и выиграли золотую медаль в соревнованиях по баскетболу. В баскетбол я играл из рук вон плохо. В 1973 году мне присвоили титул самого способного игрока школьной баскетбольной команды, но это была совсем другая игра — броски из-под кольца, умение сохранять равновесие в кресле и все прочее, а с кем я мог тренироваться в Уильямс-Лейке? На тренировке я вываливался из кресла раз двадцать. И когда тренер попытался уговорить меня выйти на площадку за две минуты до финального свистка, когда игра была уже «сделана», я взглянул на свой ошпаренный палец, еще раз оценил уровень моей игры и ответил: «Не-е-т!»
Но я знал, что неминуемо вернусь в спорт. Потому что своими глазами видел таких атлетов, как Пит Колисто, Ковин Эрл и Юджин Реймер — обладатель титула «Лучший спортсмен Канады 1972 года», и не только на баскетбольной площадке, но и на гоночном треке, когда они выкладывались на полную катушку в жару в 32 °C.
Все они были в потрясающей форме, физически крепки и морально выносливы, не хуже любого участника настоящих спортивных состязаний. «Эге, — подумал я. — Да ведь эти парни что надо!»
Два года спустя, почти что в годовщину случившейся со мной катастрофы и через восемнадцать месяцев после того, как я покинул госпиталь Дж. Ф. Стронга, убежденный, что моей спортивной жизни настал конец, передо мной открылся целый мир новых видов спорта, а я только и ждал, чтобы ринуться на его завоевание.
Стартовал я, правда, не самым лучшим образом. В летнем Ванкувере я проболтался денька два-три, после чего мне стало ясно, что никаких ясно очерченных планов создания волейбольной команды не существует, равно как и не запланированы какие-либо международные соревнования, даже если бы такая команда существовала. Раздосадованный донельзя, я отправился домой. В сентябре я вновь приступил к занятиям в Колумнице, где начал изучать два новых предмета, а еще по двум решил улучшить оценки, чтобы усилить свои позиции перед поступлением в университет. А еще в течение всего учебного года я понемножку подрабатывал помощником учителя благодаря все тому же Редфорду. Он прямо-таки не слезал с меня ни на минуту. Пока я был в выпускном классе, он только и твердил:
— Что ты собираешься делать, когда получишь аттестат?
— Не знаю.
— Ну ладно, так чем бы ты хотел заняться?
— Раньше хотел стать учителем физкультуры, а теперь не могу.
— Почему не можешь? Кем захочешь, тем и можешь стать. Ведь ты же уже тренируешь, не так ли?
Итак, я преподавал нескольким ребятам из одиннадцатого и двенадцатого классов математику, географию, вел уроки по общественным дисциплинам и, конечно же, поначалу просто деревенел от страха: все думал, как ребята отнесутся к учителю, который всего-то на год старше их самих, да к тому же в каталке — стоит пихнуть ногой, так и покатится. Но они вели себя молодцом, и все шло просто отлично.
Все это продолжалось один семестр. Для университета, коли я собрался туда поступать, были нужны деньги. И вот в январе 1976 года я пошел работать. В течение двух месяцев я был первым мужчиной-телефонистом в Уильямс-Лейке. (Иной раз дамочки звонили и говорили: «Нет-нет, не нужно меня ни с кем соединять. Я просто хочу послушать ваш голос».) Затем я перешел в Лесную службу, где работал радиодиспетчером — нужно было сидеть на приеме, чтобы сразу принять сигнал о лесном пожаре, как только он поступит.
Действовать мне пришлось всего один раз, когда поступило сообщение о возгорании кустарника в районе Голубого озера. Наблюдатели с самолета позвонили и сообщили: «Какой-то идиот поджег кусты на берегу рядом с хижиной под двухскатной крышей». Это был наш лесной домик. А идиотом был Брэд. Все кончилось благополучно.
Осенью 1976 года я поступил в Университет провинции Британская Колумбия, только не на факультет физического воспитания, как я первоначально думал, а на первый курс факультета искусствоведения. Так уж получилось: либо сюда, либо никуда. Приемную комиссию явно не устраивала перспектива вручения диплома преподавателя физкультуры парню на инвалидной коляске. Такого еще не бывало, значит, и не должно быть. Может быть, если у меня не испарится подобное желание, это можно будет вновь обсудить на следующий год.
Но по крайней мере я поступил в университет, жил в студенческом городке в Тотем-парке, как и раньше, сражался со своими бедами и неустанно познавал совсем новый для меня мир. Я вступил в баскетбольную команду Стэна «Кейблкарз», создал из тех же баскетболистов волейбольную команду, а сам стал ее играющим тренером, туда же вошли и другие ребята с физическими дефектами, не имевшие возможности какое-то время заниматься спортом наравне со здоровыми людьми. Они поигрывали в настольный теннис в общественных спортивных центрах и через день тренировались с Баррелом. Он покинул национальную сборную и поступил учиться в Даглес-колледж. Это было просто великолепно. Я работал вовсю, тренировал ребят или участвовал в соревнованиях три или четыре вечера в неделю. Больше мне не приходилось быть сторонним наблюдателем. Университет и спорт позволили мне нажать ту самую кнопку «полный вперед», что заставила рвануться с места всю мою жизнь.