— Странно, — задумчиво сказала Флик.
— Да уж!
— Нет, как странно! Дорогая машина, такой район…
— И знаете, что он мне дал?
— Там жуткие цены.
— Какао! — мрачно вымолвил Джадсон. — Чашку какао на подносике. Ну, я оцепенел, как говорится, а он и скажи, что Билл его предупреждал, я совершенно не пью. Это Билл! Да мы пятнадцать лет дружим! Я говорю, он что-то спутал, может, у вас есть виски? А он говорит с такой усмешечкой: какао гораздо питательней, оно согревает и еще содержит жиры. «Простите, — говорит, — мне надо переодеться к обеду».
— Не понимаю, — сказала Флик, — получается, что он очень богат.
— А то! Вот и гнусно…
— Мистер Параден ему столько не платит. Интересно, какой оклад у таких вот представителей?
— Ясно, — оживился Джадсон. — Вы думаете, он мухлюет? Очень может быть.
— Конечно, он мог получить наследство.
— Да, да…
— Но он бы бросил службу, завел свое дело. Я думаю, ему платят не больше тысячи в год.
— А то и меньше.
— Как же это он?.. Надо подумать. Билл вроде бы говорит, что мистер Параден не слишком занимался фирмой в последние годы. Все запустил, из-за этих книг. Тут-то мошеннику и разгуляться.
— Кто-кто, а этот Слинсби…
— Вы думаете, у пего хватит ума?
— Не в том дело. Человек, который поит гостя этой гадостью, способен на все. Что хочешь смухлюет и еще посмеется, как последний гад.
Глава VIII ДЕЛЬЦЕ ДЛЯ ПЕРСИ ПИЛБЕМА
Уилфрид Слинсби занимал не только Фелисию Шеридан и Джадсона Кокера. Наша цивилизация столь сложна, что передвижениями управляющего заинтересовался сам Перси Пилбем, тайный глава газеты, которую явно и неохотно возглавлял Родерик Пайк.
Наутро после той беседы, о которой мы рассказали, Родерик сидел в редакции, глядя на корректуру статьи о злодеях-букмекерах — статьи, в которой Айк Пуля упоминался по меньшей мере трижды и без малейшей симпатии. Серия разоблачений, порожденная Пилбемом, пресеченная Родериком и властно воскрешенная его отцом, вообще отличалась остротою; но, с отвращением признавал ее подневольный покровитель, на сей раз она переострила самое себя. Перед Пилбемом, обличавшим козни Пули, сам Ювенал казался робким миротворцем.
Родерик отирал бледный лоб, страдая не столько из-за сбежавшей невесты, сколько из-за пламенной статьи. Бегство буквально сотрясло семью; однако жених сохранял присутствие духа, что там — он даже насвистывал. А вот на первом же абзаце статьи свист исчез, как Фелисия. Когда Родерик совсем спекся, вошел Пилбем, сияющий, наглый, бойкий, бодрый и неумолимый. Он был молод (двадцать три года), плюгав, или, если хотите — тщедушен, носил клетчатый костюм, лелеял похожие на мох усики, а черные волосы смазывал бриолином.
Поздоровался он радушно, ибо, по тактичности, не хотел подчеркивать свою победу. Формально Родерик был начальством; это он тоже учитывал.
— А! — заметил он. — Читаете мою вещицу.
Резко вздрогнув, Родерик выронил вещицу, словно ядовитого паука.
— Ну, как вам? — осведомился подчиненный, но ответа дожидаться не стал. — Прямо скажем, повезло. На таку-у-ую штуку вышел, опупеть! Дадим в следующий номер.
Родерик облизнулся — нет, не плотоядно, губы как-то ссохлись. Мысль о следующем номере вызывала тупую боль под ложечкой.
— Что там у вас? — мрачно спросил он. Пилбем снял пиджак, повесил на вешалку, надел куртку с эмблемой крикетного клуба, куда ходил по субботам, и ловко вырезал из старой обложки новые нарукавники.
— Захожу это к Марио, — начал он. — А там один тип с девицей. Хористка, что ли, платье такое розовое. Не иначе, из театра. А его я знаю, он тут был, Слинсби фамилия. Видали?
Родерик ответил, что не удостоился этой чести.
— Уилфрид Слинсби, — пояснил Пилбем. — Сколько спустил на эти всякие шоу! Как говорится, ба-альшой хват. Прихожу я, значит, — он там. Сидит с девицей. А тут… Такую Лилию Бум не знаете?
Родерик сообщил, что не удостоен и этой чести, явственно намекая, что не вращается в лондонском полусвете.
— Американка, — продолжал Пилбем. — На манер испанки. Волосы черные, глаза — во! И сверкают.
Родерик задрожал. Именно этот женский тип он особенно ненавидел и робко надеялся, что Пилбем не собирается печатать мемуары огненной Лилии.
— Ну, входит она с каким-то типом, — рассказывал тот. — И ка-ак закричит, ка-ак завизжит! Брямц всю посуду, хрясь ему в морду! Э? А? Ловко? Сразу вывели, беднягу. Не успел спросить, с чего бы это она.
Почему Пилбем сочувствует девице, которой вполне подходит фамилия, но не совсем подходит имя, Родерик не понял.
— Так вот, я что думаю, — продолжал рассказчик. — Пойду, возьму интервьюху, дадим в следующий номер. У него контора на Сэнт Мэри Экс. Зайду, значит, побеседую, к вечеру будет статья.
Родерик смотрел на энтузиаста, думая о том, что судьба все-таки перестаралась. Теперь взъярится эта Лилия, судя по давешней драме — женщина опасная. Словно в хрустальном шаре увидел он свою с ней встречу.
— Зачем? — осведомился он. — Не наш материал. Пилбем уставился на него в полном изумлении.
— Ну, прям! — сказал он. — Самый наш. Этого типа все знают.
Родерик уцепился с горя за последнюю фразу.
— Вот видите! Наверное, они дружат с отцом.
— Да они не знакомы!
— Почему? — упорствовал Родерик. — Помните, что было после статьи про сэра Клода Мопси и домик в Брайтоне? Я бы на вашем месте не рисковал.
Пилбем задумался. Инцидент, упомянутый начальством, пятнал его чистый щит. Материалец — оближешься; а что вышло? Ближайший друг сэра Джорджа. Да, рисковать не стоит. Но тут его осенило.
— Пойду, спрошу, — сказал он, снял нарукавники, заменил куртку плащом и пошел наверх, к Главному.
Там, на четвертом этаже, Шеф совещался с сестрой. Естественно, речь шла о Фелисии.
— Ты смотри, — говорила гостья, — как мы не знали ничего, так и не знаем.
— Да, — вдумчиво произнес хозяин. — О, да.
В этот день он был особенно похож на чучело лягушки. Недавний мятеж глубоко его поразил.
— Надеюсь, — сказал он, пройдясь раза два по комнате, как делал и Наполеон, — надеюсь, ты не думаешь сдаться? Нет, что же это, в «Дэйли Мэйл»!
Слова эти он выговорил с трудом. Как она могла?! В какой-то чужой газете…
— Ну, что ты! — отвечала сестра. — Просто надо что-то сделать. Кроме тебя некому, Джордж. Синклер не годится. Иногда мне кажется, что он ей сочувствует.
Сэр Джордж глубокомысленно нахмурился.
— Я, — сообщил он, — поручил дело опытному сыщику.
— Сыщику!
— Под полным секретом. Я сказал, что это дочь моего старого друга, у которой что-то с памятью. Ничего мысль, а? Пока ответа нет. Работать не умеют, только деньги дерут.
Именно в эту минуту деликатно звякнул телефон. Шеф взял трубку и услышал:
— Мистер Пилбем спрашивает, сэр Джордж, можно к вам зайти?
Сэр Джордж просто подскочил.
— Что случилось? — спросила сестра.
— Нет, ты подумай! Да, именно он. Ну, Пилбем, помнишь? Делает буквально все в этих «Сплетнях». Голова! То самое, что нам нужно.
— Где он? — вскричала миссис Хэммонд.
— Сейчас, придет.
Опытная гостья с первого взгляда поняла, что брат ее совершенно прав. Да, эстет осудил бы яркую клетку, физиономист — маленькие глазки и неприятную улыбку, но в том ли дело? Истинный, прирожденный вынюхиватель самых сокровенных секретов. Когда сэр Джордж знакомил ее с Пилбемом, она благосклонно улыбнулась.
— Вы хотели меня видеть? — спросил Шеф.
— Да так, — отвечал Пилбем. — Пустячное дельце. Вышел на такого Слинсби — Уилфрид Слинсби, слыхали? — и думаю, спрошу-ка, не ваш ли он друг.
— Слинсби? Слинсби… В жизни своей не слышал. А кто это?
— У него какая-то контора. А так, ба-альшой театрал. Как говорится, известен в театральных кругах. Дал кое-что на два мюзикла.
— Прекрасно! Как раз для наших читателей.
— Вот я и подумал.
— Что же с ним случилось?
— Влип, понимаете, в историю. Сидит это в ресторане… Тут девица… Бамц, блямц! В общем, верняк.
— Ага, ага, ага… Прекрасно. Разузнайте все, как следует.
— Спасибо, сэр Джордж.
— Минутку! Постойте. Вот, прошу.
Шеф вынул фотографию; Пилбем внимательно в нее вгляделся.
— Это, — сказал Шеф звонким и чистым голосом, каким говорят, когда собираются солгать, — это… м-м-м… мисс…
Как всегда бывает в таких случаях, он не мог припомнить ни одной сносной фамилии. Но тут вмешалась сестра.
— Фарадей, — сказала мисс Хэммонд. — Мисс Фарадей.
— Вот именно, — обрадовался Шеф, — Анджела Фарадей. Да, Анджела. Единственная дочь моего старого друга. Надо ее найти.
— Она ушла из дома, — сказала гостья.
— Да, да, — поддержал хозяин. — Исчезла.
