«Хвала тебе…» – бормотал под нос чиновник для особых поручений охранного департамента. Господин Наливайтис думал о Нелли, изящная талия которой, перехваченная красным пояском, виднелась на несколько рядов впереди. Он думал о Пискорскисе, дело которого связало ему руки, и горько сетовал на судьбу, потому что закон требовал одного, а сердце – другого.
Двадцать лет назад поручик драгунского полка, завзятый картежник и донжуан Уткин ухватился за руку единственной дочери богатого купца, как утопающий за соломинку. Он рассчитывал беззаботно пожить с ней до тех пор, пока не подвернется партия получше. Однако, как это нередко бывает, жизнь спутала все карты, и бравый драгун остался с купеческой дочкой, тем более, что у нее водились драгоценности, которые помогли им пережить смутное время и перебраться в Литву.
Уткин был редким гостем в своем доме. Он пропадал в канцелярии или на охоте, а если приходил домой, то непременно с друзьями и навеселе. Такой стиль жизни он выработал еще в те давние времена, когда служил в драгунском полку. Жена волей-неволей привыкла к такому порядку и даже не представляла себе, как бы можно было его изменить. Единственная дочь четы Уткиных проводила целые дни с подругами по гимназии, поэтому и самой Уткиной нечего было делать дома. Она, как расторопная и энергичная хозяйка, частенько готовила фальшивого зайца со свекольным гарниром и приглашала знакомых в гости. В квартире Уткиных время от времени слышались шумные разговоры, звенели песни, раздавались патефонная музыка и шарканье подошв. Устройством вечеринок мадам Уткина и угождала супругу, любившему общество, и скрашивала свое серое существование.
Однажды она подала мужу такую соблазнительную мысль, что полковник подскочил от радости до потолка, обнял свою Верочку, подхватил на руки и закружил по комнате. Было решено немедленно приступить к активным действиям.
Подруга полковника по собственному опыту знала, что в городе немало найдется людей при деньгах, которых не устраивают ни собственный дом, ни клубы, ни рестораны, людей, которые жаждут чего-то нового, необычного. Мадам Уткиной было прекрасно известно, что высшее чиновничество летом сплавляет своих жен на курорты: в Палангу, в Ригу, а то и на юг Франции. Мужья, оставшись в городе одни, после изнурительной работы вынуждены мучиться, так как многие из них не могут приспособить свои желудки к ресторанной кухне. Госпожа Вера и задумала использовать это обстоятельство. Она решила кормить домашними обедами избранное интеллигентное общество. Это должно было рассеять ее скуку и, кроме того, давать доход. А деньги Уткиным совсем бы не помешали – в отличие от других чиновников, они не имели ни гроша на черный день. Мадам Уткина была убеждена сама и убедила своего супруга, что сумеет готовить такие обеды и создаст такую обстановку в доме, которая привлечет сливки столицы. Дочь купца, понимавшего толк в еде, она угадывала вкусы и склонности высокопоставленных лиц и надеялась превратить домашнюю столовую в доходное предприятие. Уткин объяснил ей, что их частное заведение будет без вывески, а потому обойдется и без патента, стало быть, не придется платить налоги. Супруги тут же подсчитали, что, если, например, брать за обед по три лита и иметь тридцать постоянных клиентов, то прибыль за день составит 90 литов, а за месяц – 3.000. За год столовая даст более 30.000 литов доходов. Это уже солидный капиталец! За один день будут покрыты расходы на месячное содержание поварихи и двух подавальщиц.
Как ни суди, как ни прикидывай, они задумали верное дело. Супруги Уткины вдруг почувствовали, что впереди забрезжил огонек счастья, что жизнь их наполнилась высоким смыслом, что они, чего доброго, еще горы своротят.
Семье из трех человек снимать квартиру, больше чем четырехкомнатную, просто невыгодно, поэтому под новое заведение были отведены их собственные столовая и гостиная. Кроме большого дубового стола в центре, вдоль стен разместились столики поменьше – для тех клиентов, которые пожелают провести часок-другой в приятном одиночестве.
Уткины наняли опытную высококвалифицированную повариху. По комнатам носились завитые по последней моде подавальщицы в розовых блузках. Изобретательная хозяйка украсила гостиную мягкой мебелью, пушистыми коврами, подушечками и низкими чайными столиками. Всюду валялись французские и немецкие журналы с полунагими красавицами, колоды карт, флирты, домино, лото и другие атрибуты культурного времяпрепровождения. В углу красовался патефон, без устали звучавший голосами Вертинского и Дольского, чье пение должно было сопровождать в желудок и без того вкусные блюда и активно содействовать пищеварительному процессу.
Заведение без вывески быстро прославилось во временной столице. Сюда хлынули люди разных лет, национальностей и званий. Тут звучала разноплеменная речь, сталкивались противоречивые вкусы, которые Уткина каким-то чудом ухитрялась удовлетворять. Солидный, крупного телосложения промышленник из Праги упорно требовал красного перца. Другой странный клиент, чья личность оставалась для всех загадкой, просил зеленого чая, а лысый очкастый подрядчик жаловался на отсутствие зубочисток.
Состав едоков постоянно менялся. Мадам Уткина заранее ожидала этого. Она предвидела, что среди ее клиентов будет немало проезжих, не имеющих постоянного места жительства, – гастролирующих артистов, циркачей, агентов иностранных фирм, коммивояжеров; встречались тут и капризные чудаки, искатели приключений, или, как их называли, «кочующие души», попадались просто жулики, набивавшие брюхо в кредит, обещавшие в конце месяца перевести через банк деньги, но в один прекрасный день испарявшиеся из временной столицы, а то и из Литвы. В таких случаях госпожа Уткина выносила поступок беглеца на суд клиентов, и те, сидя за чистыми, хорошо сервированными столами, пригвождали его к позорному столбу, а хозяйке с лихвой возмещали убыток.
Однако со временем среди этой пестрой толпы выделились завсегдатаи, которые чувствовали себя в заведении Уткиной лучше, чем дома, обедали с толком, закусывая анекдотами, и покидали предоставленные в их распоряжение апартаменты только глубокой ночью или даже на заре. Частым гостем Уткиной был пенсионер Кульбис. Его старую болезненную жену не интересовали никакие земные дела, а его желудок требовал специальной пищи. В заведении Уткиной постоянно приходил клубный маркер Шульц. Затем к компании присоединился молодой лейтенант гусарского полка Дзиндзиляускас, влюбившийся в дочь Уткиных Валечку и пользовавшийся особым благорасположением госпожи Веры.
Хозяйка знала назубок биографии и вкусы своих гостей. Она где-то успела окончить королевские кулинарные курсы и баловала клиентов первым и вторым вариантами знаменитого карского шашлыка, неповторимым бульоном с манными клецками, куриным филе и петушиными гребешками, брюссельской капустой в сухарях, жареным цыпленком по-венгерски или по-итальянски (в зависимости от пожелания), котлетами из дикой козы или крокетами из крабов, молочным супом на раковом жире, пудингом из листьев цикория, желе из рыбьих костей и чешуи и т. д. и т. п. Хозяйка была несравненным мастером коктейлей, а особенно крюшонов. Она знала все рецепты – от «Возлюбленной» до «Фантазии» включительно, Первым из них она окончательно завоевала уважение и любовь своих клиентов. Долгие годы пропадавший втуне тала fit Уткиной прорвался наружу, расцвел буйным цветом, поражающим всех своим благоуханием. Способности Уткиной, как чудодейственный нектар, приманивали состоятельных трутней со всех концов временной столицы. Госпожа полковничиха стремилась привлечь гостей и своим внешним видом. Она носила шляпы с огромными полями, курила сигареты в янтарном мундштуке, говорила сиплым, низким баритоном.
Среди клиентов Уткиной был низенький хмурый господин, приходивший всегда первым, около трех часов пополудни, садившийся за один и тот же столик возле печки. Ни один из гостей Веры не знал, чем он занимается. Низенький господин никогда ни с кем не заговаривал первым, можно сказать, сам рта не раскрывал и лишь изредка вежливо отвечал на вопросы. Каждый раз, входя в столовую, он церемонно раскланивался, доставал из кармана платок, сморкался, занимал свое место, разворачивал газету, подсовывал ее под тарелку и, хлебая ложку за ложкой, мысленно колесил по белу свету. Это был, так сказать, вечный студент, по фамилии Путрейкис.
Однажды, ловко справившись с первым блюдом, Путрейкис поднял салфетку и увидел под ней письмецо, которое его очень удивило. Послание было без марок, без печатей, написано размашистым, смелым почерком. Казалось, чернила еще не успели высохнуть. Правда, такая переписка в столовой была не новость. Она практиковалась с тех пор, как в заведении Уткиной появились высокие, узкогорлые бокалы для салфеток из белой, мягкой бумаги. Мужчины писали на салфетках комплименты незнакомым дамам, а те, тронутые вниманием, отвечали, что не прочь завязать знакомство или даже встретиться в условленном месте. Это избавляло посетительниц заведения от неприятной обязанности высказывать свои чувства прямо в глаза.
