ЭПИЛОГЪ,
Прощло около года послѣ женитьбы Антіоха Захаровича Іерихонскаго на Софьѣ Николаевнѣ Заборовой, и ужъ Іерихонскій живетъ одинъ въ Петербургѣ. Софья Николаевна проживаетъ за границей.
Вмѣстѣ супруги Іерихонскіе прожили всего девять мѣсяцевъ, и всѣ эти девять мѣсяцевъ были цѣлымъ рядомъ издѣвательствъ Соняши надъ Іерихонскимъ. Сначала влюбленный старикъ сносилъ эти издѣвательства легко, благодушно, ожидая, что Соняша какъ-нибудь измѣнитъ свое обращеніе съ нимъ, но потомъ, когда увидалъ, что перемѣны нѣтъ, началъ страдать. А ужъ чего-чего только не дѣлалъ бѣдный старикъ, чтобъ угодить Соняшѣ и заслужить ея расположеніе! Чѣмъ-чѣмъ только онъ не поступался! Въ угоду ей онъ измѣнилъ весь строй своей жизни, но и это не помогло. Не было малѣйшаго желанія Соняши, которое-бы онъ не исполнилъ, но за исполненіе каждаго ея желанія она была относительно съ нимъ ласкова развѣ какой-нибудь часъ, а затѣмъ опять начинались издѣвательства. Измѣнять она ему не измѣняла, потому что около нея особенныхъ ухаживателей не было, не было предмета, которымъ она могла-бы увлечься, но обращеніе ея съ мужемъ было самое жестокое. «Старый колпакъ», «выѣденная молью шуба», «стоптанная туфля» были любимыми эпитетами, которые она расточала ему въ разговорахъ съ нимъ. Антіохомъ Захаровичемъ она называла его въ лицо только при постороннихъ, а глазъ-на-глазъ развѣ только въ теченіе часа подъ впечатлѣніемъ полученнаго отъ него какого-нибудь подарка. За глаза-же она его называла при постороннихъ «мой философъ», «мой семинаристъ» и развѣ, когда при знакомыхъ лицахъ хотѣла похвастаться, что она носитъ титулъ превосходительства, то говорила про него «мой генералъ».
Манефа Мартыновна жила съ Іерихонскими и вела въ домѣ хозяйство. Ей было всегда жалко Іерихонскаго. Въ первое время она пробовала заступаться за зятя, но получила отъ дочери отпоръ въ такихъ словахъ:
— Маменька, если вы думаете здѣсь смутьянить, то самое лучшее вамъ переселяться опять на свою квартиру.
Мать перестала говорить и только покачивала головой. Соняша иногда продолжала и въ такихъ словахъ:
— Я для васъ принесла жертву, вышла замужъ за старика, ну, за это дайте мнѣ право быть госпожей моихъ дѣйствій и выраженій.
И Іерихонскій долженъ былъ выносить насмѣшки жены и ея деспотизмъ. Не уступалъ онъ ей только тогда, когда она вмѣшивалась въ дѣла его службы, а она и на это пробовала распространить свою власть.
На другой день своей свадьбы Іерихонскіе дѣлали визиты, на третій день ѣздили въ Павловскъ искать себѣ дачу, но не нашли подходящей. Соняша требовала, чтобы на четвертый день онъ ѣхалъ съ ней искать дачу въ Шувалово и въ Озерки, но Іерихонскій воспротивился, сказавъ, что онъ взялъ себѣ для свадьбы отпускъ только на три дня, и обязанъ ѣхать на службу, и какъ Соняша ни настаивала на этомъ, онъ отказалъ ей, отговариваясь спѣшнымъ докладомъ, который онъ долженъ дѣлать своему начальству, и уѣхалъ.
Когда онъ вернулся домой къ обѣду и вошелъ въ свой кабинетъ, онъ остолбенѣлъ. Онъ увидалъ свой «двухспальный тронъ» съ множествомъ подушекъ, который Соняша распорядилась передъ свадьбой вынести на чердакъ, стоящимъ у стѣны въ кабинетѣ.
— Зачѣмъ это? — выговорилъ онъ въ удивленіи. — Зачѣмъ здѣсь двухспальная кровать?
— А затѣмъ, что вы теперь здѣсь на вашей любимой кровати спать будете, — отвѣчала Соняша.
— Но вѣдь у меня есть новая кровать въ спальнѣ… Полуторная…
— А вашу новую я велѣла вынести на чердакъ. Семенъ и Дарья ее вынесли. Спите тутъ, вамъ тутъ будетъ удобнѣе, да и меня вы не будете безпокоить. Здѣсь вамъ воздуху больше… Спите до дачи.
— Миленькая, Софія Николаевна… — началъ было Іерихонскій, но Соняша вышла изъ кабинета и хлопнула дверью.
Въ маѣ Іерихонскіе переѣхали на дачу въ Озерки. Двухспальный тронъ по его громадности не былъ взятъ на дачу, но и въ дачномъ помѣщеніи Іерихонскій долженъ былъ спать отдѣльно отъ Соняши, у себя въ кабинетѣ, хотя и на новой полуторной кровати.
— Вамъ здѣсь удобнѣе. Вы будете раньше меня вставать, чтобы ѣхать на службу, — говорила ему Соняша. — Да и Семенъ всегда можетъ войти къ вамъ, чтобы разбудить васъ, подать вамъ умыться, помочь одѣться. А какъ будетъ Семенъ. входить въ спальню, если я сплю?
— Но я могу не требовать услугъ Семена… Я могу самъ… Накину халатъ и пойду одѣваться въ кабинетъ, чтобы васъ, мою нѣжную милочку, не безпокоить… — пробовалъ возражать Іерихонскій. — Семенъ явится ко мнѣ въ кабинетъ съ вычищенными сапогами — вотъ и все…
— Спите покуда тутъ, и потомъ подумаемъ… — отвѣтила Соняша.
Дабы умилостивить жену, онъ купилъ ей рыженькую шведку, выстриженную на англійскій манеръ, плетеный шарабанъ, одѣлъ Семена въ ливрею и лакированную шляпу, чтобы онъ былъ грумомъ при шарабанѣ, но и это не помогло. Соняша каталась въ шарабанѣ по Озеркамъ и Шувалову, но разрѣшенія нужу на переселеніе изъ кабинета въ спальню не дала. Іерихонскій пробовалъ просить.
— Нервы у меня теперь слабы. Дайте имъ успокоиться, — отвѣчала Соняша. — Когда нервы успокоются, я подумаю.
Въ іюнѣ кончился у Манефы Мартыновны контрактъ на наемъ квартиры, съѣхали отъ нея жильцы студенты и она переселилась на дачу къ Іерихонскимъ. Съ этого времени положеніе Іерихонскаго нѣсколько улучшилось. Манефа Мартыновна, принявъ хозяйство въ домѣ, стала ухаживать за зятемъ, заказывала ему его любимыя блюда къ столу, за обѣдомъ подкладывала ему лучшіе куски. Въ отсутствіе изъ дома Соняши онъ уже имѣлъ иногда возможность излить свое горе передъ тещей по поводу обращенія съ нимъ жены, и это облегчало ему его непріятности. Манефа Мартыновна сочувствовала Іерихонскому и утѣшала его.
— Погодите, — говорила она ему. — Погодите немного. Уходится она и угомонится. Характеръ у ней ужасный, но не злой.
Іерихонскій ждалъ, но Соняша не угомонялась.
Дабы разсѣяться, Іерихонскій раза два звалъ къ себѣ по вечерамъ своихъ шаферовъ на винтъ, стариковъ Пріемленскаго и Олофернова, одинъ разъ они даже обѣдали у него, но Соняша была съ ними суха, не любезна, уѣзжала на музыку, въ театръ, оставляя ихъ однихъ. Хозяйку замѣняла Манефа Мартыновна, садилась съ ними играть четвертымъ партнеромъ, угощала ихъ, но нелады между Іерихонскимъ и Соняшей все-таки были замѣчены шаферами, и въ послѣдній разъ Пріемленскій, уѣзжая отъ Іерихонскаго, въ легкомъ подпитіи, шепнулъ ему на прощаніе.
— Бѣдный Антіохъ! Мнѣ тебя жаль. Женившись, ты, кажется, вляпался.
Іерихонскій крѣпко пожалъ ему руку и, чуть не плача, тихо произнесъ въ отвѣтъ:
— Молчи… Не говори… Не осуждай… И такъ тяжело.
Осенью Іерихонскіе переселились въ городъ на новую квартиру. Квартира, по настоянію Соняши, была больше по числу комнатъ, мебель обновлена и прикуплена новая. Соняша начала выѣзды въ театръ, въ концерты, но рѣдко брала съ собой мужа. Да Іерихонскій уже не особенно и охотѣлся ѣздить съ ней, избѣгая рѣзкихъ попрековъ съ ея стороны, издѣвательствъ и вообще недружелюбнаго къ себѣ отношенія. Попробовала она завести и вечеринки для гостей, приглашала своихъ прежнихъ знакомыхъ по курсамъ, студентовъ, проживавшихъ когда-то на квартирѣ у ея матери, но всѣ они какъ-то ужъ не могли сойтись съ ней, побывали по разу или по два и перестали посѣщать ее. Была приглашена разъ и актриса Калатырникова, но затѣяла съ Іерихонскимъ такой разговоръ о свободной любви, что Іерихонскій, какъ ни опасался жены, а наговорилъ ей рѣзкостей, и, какъ говорится, отчиталъ ее. Ему, разумѣется, досталось отъ жены, но Калатырникова уже больше къ нимъ не являлась. Такъ протянули они до января. Въ январѣ Соняша стала говорить Іерихонскому, что она больна, хочетъ для поправки ѣхать за границу и чтобы онъ взялъ себѣ на два мѣсяца отпускъ для сопутствованія ей. Онъ воспротивился.
— Другъ мой, Софія Николаевна, это невозможно, — сказалъ онъ. — Я жду по службѣ новаго назначенія и если я буду въ отсутствіи изъ Петербурга, то оно не состоится.
— Ну, тогда я уѣду одна. Мнѣ надо лечиться. Выдайте мнѣ видъ на жительство. Да и хорошо, что вы не ѣдете. Надоѣли вы мнѣ. Не могу я съ вами жить, — отвѣчала Соняша. — Не могу, не могу. Но если я васъ приглашала ѣхать со мной, то только изъ деликатности приглашала. Помните, вы обѣщали выдать мнѣ отдѣльный видъ на жительство, когда я у васъ потребую.
Іерихонскій не возражалъ, а только пояснилъ:
— Но вѣдь я не могу давать вамъ много денегъ на прожитіе заграницей.
— Дайте столько, сколько я вамъ стою здѣсь. Больше не надо, — отвѣчала Соняша. — У меня есть три тысячи рублей, подаренныя вами, съ меня и довольно. Сколько вы можете высылать мнѣ въ мѣсяцъ?
Іерихонскій подумалъ.
— Двѣсти рублей, — произнесъ онъ.
— Я довольна. Дайте только теперь сразу за три мѣсяца впередъ. Калатырникова въ Парижѣ отлично и на сто пятьдесятъ рублей въ мѣсяцъ жила.
