Прецедентом, который следовало бы учесть всем мужьям, является политика Англии. Имеющий глаза не может не видеть, что с того момента, как искусство управлябельности[179] в этой стране усовершенствовалось, вигам[180] очень редко удается остаться у власти. Не успеют виги победить на выборах, как на смену их недолговечному кабинету приходят солидные тори[180], которые обосновываются в министерских креслах всерьез и надолго. Ораторы либеральной партии походят на крыс, которые упорно грызут острыми зубами подгнившую стенку буфета, но в тот самый миг, когда пьянящий запах королевских орехов и сала достигает их ноздрей, какие-то негодяи заделывают щель. По отношению к вашему правительству женщина и есть виг. В том положении, в каком мы ее оставили, она, естественно, принимается мечтать о все больших и больших свободах. Взгляните на ее происки сквозь пальцы, позвольте ей растратить силу на то, чтобы пройти половину лестницы, ведущей к вашему трону, а когда она протянет руку за скипетром, как можно нежнее и изящнее сбросьте ее на землю, крича при этом: «Браво!», дабы не отнимать у нее надежду на скорую победу. Эта хитрая система должна подкреплять все прочие средства нашего арсенала, к которым вам будет угодно прибегнуть для укрощения вашей жены.
Таковы общие принципы, которые обязан чтить всякий муж, не желающий допускать ошибок в управлении своим маленьким королевством.
Теперь, пренебрегши мнением того епископа, который на Маконском соборе остался в меньшинстве[181] (и невзирая на Монтескье, который, разгадав, пожалуй, самую сущность конституционного строя, сказал где-то, что в больших собраниях здравые мысли всегда звучат из уст меньшинства), мы примем за данность, что женщина состоит из тела и души, и начнем с описания тех способов, какие помогут вам приобрести власть над ее душой. Что ни говори, мысль благороднее, чем плоть, и мы предпочтем науку кухне, а образование — гигиене.
Размышление XI
О роли образования в супружеской жизни
Давать женщинам образование или нет — вот в чем вопрос. Из всех затронутых нами вопросов этот — единственный, который требует ответа либо сугубо положительного, либо резко отрицательного; середины тут нет. Либо образованность, либо невежество — третьего не дано. Размышляя об этих двух безднах, мы воображаем себе Людовика XVIII[182], сопоставляющего радости XIII столетия с несчастьями XIX. Восседая перед весами, которые он так хорошо умел наклонять собственной тяжестью в нужную сторону, он видит на одном конце фанатическое невежество монаха, покорство крепостного крестьянина, сверкающий клинок рыцаря; кажется, он уже слышит клич: «Франция и Монжуа-Сен-Дени[183]!»... но тут, переведя взгляд, он с улыбкой замечает спесивого фабриканта, гордящегося званием капитана национальной гвардии, биржевого маклера — обладателя элегантной двухместной кареты, скромного пэра Франции, сделавшегося журналистом и отдающего сына в Политехническую школу, видит роскошные ткани, газеты, паровые машины и в довершение всего пьет кофе из чашки севрского фарфора, на дне которой до сих пор красуется увенчанная короной буква «Н».
«Долой цивилизацию! Долой мысль!..» — вот какой крик рвется из вашей груди. Вы приходите к выводу, что по той простой причине, которую испанцы формулируют предельно ясно, говоря: «Проще управлять нацией неучей, нежели нацией ученых», — по этой причине давать женщинам образование не следует ни под каким видом. Счастлив народ, состоящий из глупцов: он не помышляет о свободе, а потому не знает ни тревог, ни бурь; он живет, как живет колония полипов; подобно ей, он может поделиться на две или три части, и каждая останется цельной и жизнеспособной нацией, которую сможет повести за собою любой слепец, вооруженный пастырским посохом. В чем источник этого чуда? В невежестве: им одним крепок деспотизм, расцветающий в потемках и безмолвии. Дело в том, что в браке, как и в политике, счастье есть величина отрицательная. Быть может, привязанность народов к абсолютным монархам даже более естественна, чем верность жены нелюбимому мужу: ведь мы, напомню, исследуем ситуацию, когда любовь вашей жены к вам уже почти испарилась. Значит, вам пора прибегнуть к тем спасительным строгостям, на которых основывает г-н фон Меттерних свою излюбленную политику status quo[184]; впрочем, мы советуем вам пользоваться этими средствами с еще большей тонкостью и обходительностью, чем г-н фон Меттерних, ибо ваша жена хитрее всех немцев вместе взятых и сладострастнее любого итальянца.
Итак, вы будете изо всех сил стараться отдалить тот роковой миг, когда жена попросит у вас книгу. Это нетрудно. Сначала вы будете с величайшим презрением отзываться о синих чулках, а в ответ на расспросы жены объясните, какие насмешки навлекают на себя у наших соседей женщины-педантки.
Затем вы приметесь твердить ей, что любезнейшие и остроумнейшие женщины мира живут в Париже, где слабый пол не берет книги в руки;
что женщины подобны тем знатным особам, которые, по словам Маскариля[185], знают все, сроду не учившись ничему;
что женщина должна уметь, не подавая виду, запомнить во время танца или игры все изречения записных гениев — главный источник эрудиции парижских глупцов;
что в нашей стране не подлежащие обжалованию приговоры о людях и вещах передаются из уст в уста, и резкое словцо, сказанное женщиной о литераторе или живописце, куда скорее способно уничтожить книгу или картину, нежели постановление королевского суда;
что женщины суть прекрасные зеркала, самой природой созданные для того, чтобы отражать блистательнейшие из идей;
что главное в человеке — врожденный ум и что знания, полученные в свете, куда надежнее тех, что почерпнуты из книг;
и наконец, что чтение портит глаза и проч., и проч.
Позволить женщине свободно выбирать книги для чтения!.. Да ведь это все равно что бросить спичку в пороховой погреб; нет, это еще хуже, это значит научить ее обходиться без вас, жить в выдуманном мире, в раю. Ибо что читают женщины? Сочинения, исполненные страсти, «Исповедь» Руссо, романы и прочие книги, возбуждающие их чувства. Ни доводы разума, ни его зрелые плоды женщинам не милы. А задумывались ли вы о том влиянии, какое оказывает на женщин вся эта пиитическая продукция?
Романы, да и вообще все книги, рисуют чувства и вещи красками куда более яркими, чем те, какими наделила их природа! Дело здесь не столько в желании любого автора выказать тонкость и изысканность чувств и мыслей, сколько в неизъяснимой особенности нашего ума. Человеку природой суждено облагораживать все, что он вносит в сокровищницу своей мысли. Какие лица, какие памятники не приукрашены кистью художника? Душа читателя охотно принимает участие в этом заговоре против правды: она либо безмолвно впитывает все образы, сотворенные автором, либо сама загорается творческим огнем. Кто не догадался, читая «Исповедь», что Жан-Жак изобразил госпожу де Варанс[186] куда большей красавицей, чем она была на самом деле? Можно подумать, будто душа наша жаждет любоваться теми формами, которые она некогда созерцала под небесами куда более прекрасными; в созданиях чужой души она видит крылья, помогающие ей самой взмыть ввысь; усваивая тончайшие из черт, она сообщает им еще большую безупречность; наслаждаясь поэтичнейшими из образов, дарует им еще большее очарование. Быть может, чтение — не что иное, как сотворчество. Быть может, совершаемое читателем пресуществление идей есть память о высшем предназначении человека, об утраченном блаженстве? Чем же была эта древняя, забытая нами жизнь, если одна лишь тень ее столь усладительна?
Понятно, что, читая драмы и романы, женщина, существо куда более впечатлительное, чем мы, хмелеет от восторга. Она рисует себе жизнь идеальную, перед которой существенность бледнеет и отступает; очень скоро она задается целью перенести эту сказочную негу в жизнь, овладеть этими колдовскими чарами. Невольно она подменяет дух буквой, духовное — плотским.
Неужели же у вас достанет наивности полагать, что повадки и чувства такого человека, как вы, человека, который одевается, раздевается и проч., и проч. на глазах у жены, способны успешно соперничать с чувствами, изображенными в книгах, с выведенными там идеальными любовниками, на чьих нарядах прекрасная читательница никогда не заметит ни дырки, ни пятна?.. Жалкий глупец! Конечно, в конце концов ваша жена догадается, что пиитические герои встречаются в жизни так же редко, как Аполлоны Бельведерские, но увы! на ваше и на ее несчастье, это случится слишком поздно!
Многие мужчины с трудом решатся запретить женам читать; найдутся даже такие, которые станут утверждать, что чтение имеет несомненное преимущество: оставив жену дома с книгой, муж по крайней мере может не питать сомнений касательно ее времяпрепровождения. На это я, во-первых, отвечу, что в следующем Размышлении надеюсь показать, какого врага наживает себе муж в лице жены, сидящей в четырех стенах, а во-вторых, спрошу: разве не случалось вам видеть мужей, начисто лишенных поэзии, которые умеют смирить своих бедных супруг, сведя их жизнь к существованию механическому? Исследуйте речи этих великих людей! Выучите наизусть великолепные доводы, с помощью которых они развенчивают поэзию и прелести фантазии.
